Типичная облава, «Маски-шоу», как это тогда, да и потом, называлось. И никого не удивляло, что в одном помещении с бандитами находились чиновники из областной администрации, сотрудник прокуратуры, банкиры и бизнесмены. Время такое, все привыкли. К чести РУОП, с которым у меня всё ещё были тёрки, никого из них здесь не было.

Вот и прервали всё веселье местной мафии и их друзей.

К Латыпову подошли, чтобы отчитаться, а его разобрал такой кашель, что почти полминуты он не мог говорить. А его подчинённые, такие же пожилые офицеры в штатском, ждали указаний.

— Где он? — прохрипел Латыпов, пытаясь отдышаться.

— В третьем номере, вон за той дверью, — седеющий фсбшник тоже закашлялся. — Встал в позу, ничё не говорит. И не скажет, он такой, да. А чё случилось-то, Ринчиныч? Есть на Витьку чего? Это он на Серёгу с парнями покушение устроил или кто? Если нет… сейчас такое творится, телефоны у всех обрывают. Если не найдём причастных, нас потом всех…

— Паханов по разным комнатам, — Латыпов застонал, прикрыв рот платком. — Допросить каждого, что здесь делают, но чтобы никто ничего не допёр, для чего мы здесь. Передохну немного… долбанная лестница… кха-кха-а-а.

Он прошёл чуть дальше и посмотрел на очередную лестницу, а потом сел на табурет у стены. Ну нет, время идёт, а если Витя Батумский увидит, что главный здесь офицер едва может дышать, то обнаглеет. Таким надо демонстрировать силу, или ничего не выйдет.

Поговорю-ка я с ним сам, тем более, я примелькался, и меня пропустят. Так что не дожидаясь одобрения Латыпова, который надрывно кашлял, я поднялся, держа под мышкой папку с компроматом. Омоновцы с подозрением посмотрели на меня, но я показал на фсбшника, и меня пропустили.

А вот здесь уже совсем жарко, пришлось скинуть куртку, чтобы не потеть при разговоре. Витя Батумский сидел у бассейна в белом банном халате, в одной руке держа вино, в другой дымящуюся сигарету.

Пусть он и свёл наколки с кистей рук, весь его торс покрывали татуировки так плотно, будто он носил футболку. Звёзды, крест, чьё-то лицо… не особо разбираюсь в тюремных наколках, но их очень много.

Жёстко его не задерживали, просто оставили здесь. И это хорошо, сейчас никто из братвы не знает, за кем именно приехали ФСБ и ОМОН. Пусть гадают, а кто-то наверняка решит, что это из-за покушения на Ремезова. Всё же не каждый день устраивают покушения на офицеров госбезопасности такого уровня.

Но плевать, что они думают, у меня свои дела. Я сел напротив вора. Вот мы снова один на один, а Латыпов придёт не скоро. Его кашель я всё ещё слышал. Кажется, это что-то серьёзное.

— Ну что, подтянул друзей? — Витя Батумский затянулся сигаретой. — Показал свою крутость? Ну, это с какой стороны посмотреть. Говорят, времена изменились, но менты и чекисты всё так же лезут на честных людей. Только сейчас управа на них есть. Я не люблю угрожать, Волков…

Он поставил бокал вина на стол и наклонился вперёд, пристально глядя мне в глаза. Взгляд у него ледяной и очень тяжёлый, это опаснейший человек. Я будто в клетке с тигром, но в моих руках то, что легко его прикончит.

— Поэтому рекомендую тебе уйти, — сказал вор, особенно выделив слово «рекомендую». — Так для тебя будет спокойнее. И этих с собой забери, ничего здесь они не найдут.

— Ты бы мог просто выдать Горбаня и того, кто с ним связан, — я раскрыл папку. — Тогда бы к тебе никто и не пришёл. Вместо этого решил откусить кусок от комбината. Зря. А угрожать мне не надо, Виктор, я и сам этого не люблю. Зато смотри, что у меня есть.

В папке лежал протокол, расписка и ещё несколько бумаг, отпечатанных на машинке, ну и главное — смятый тетрадный лист в клеточку, покрытый крупными буквами, будто их писал ребёнок. Но текст совсем недетский. Батумский нахмурил лоб, он-то прекрасно должен знать, что обычно пишется на таких мятых листках.

Я откашлялся и зачитал начало:

— Час добрый, бродяги! Мира и процветания дому нашему общему. С пожеланиями успехов, здоровья и благополучия от вора Вовы Пузыря, пишется с его ведома.

Поднял взгляд. Если Витя и пытался держать себя в руках, это выходило не очень. Понял, что там написано, и сейчас я видел в его глазах, как ему стало неуютно. Настолько, что он даже ничего не говорил.

— Бродяги! — продолжил я. — Ставлю вас в курс, что Витя Батумский является б… которая за дозу шырялова продала честных воров мусорам и чекистам…

— Давай договоримся, Волк, — предложил Витя.

Даже не стал спорить, божиться и кричать, что это всё ментовская подстава. Да и правда, к чему такие спектакли? Он прекрасно знает, почему Пузырь это написал.

— Конечно, договоримся, мы здесь для этого, — я кивнул. — Но если что, копии этой малявы есть… ну или как это правильно называется? Ты лучше меня должен знать… ладно, суть не в этом. Мои знакомые в ФСБ содержание записки знают, но пока держат в тайне. Но если я умру… без шуток, Витя, лучше тебе до этого не доводить, тогда все узнают про Пузыря.

— Тогда случайно вышло! — он начал подниматься. — Это…

— Ты героиновый наркоман с серьёзной зависимостью, — сказал я. — Причём давно, ещё с перестройки, но скрывал это от своих успешно. Здесь есть не только малява, но и рапорт, так что я в курсе всего. Но братве нужен не рапорт, им понадобится только этот листок.

Кашель стал ближе, Латыпов шёл к нам. Даже жаль, что он не увидел, как Витя Батумский меняется в лице. Зато я отдам ему неудавшегося убийцу Ремезова. А заодно и того, кто мог грохнуть меня самого.

— Ты за дозу сдал Пузыря, — продолжал я. — Авторитетного вора, когда тебя в 90-м году в СИЗО держали. Пузырь потом в тюремном госпитале загнулся от сердечного приступа, но маляву про тебя написать успел, правда, её перехватили. В КГБ с тобой хотели работать и дальше, но всё начало разваливаться, стало не до тебя. Но вот, бумага нашлась. И любой блатной за это спросит.

— Да и если бы ты не сдал Пузыря…

Латыпов зашёл внутрь очень бодрым шагом, будто помолодел. Старый чекист нашёл в себе силы, чтобы не казаться больным человеком.

— … ты же контролируешь общак, а ни один вор не доверит воровской общак наркоману. А ещё с тебя спросят за то, что не сказал об этом, скрываешься. Эх, мельчают нынче воры, раньше вы больше уважения вызывали. Но раз ты однажды с нами поработал, поработаешь и сейчас.

Он уселся рядом со мной, пристально глядя на вора.

— Кто? — спросил Латыпов.

Батумский, как затравленный зверь, озирался по сторонам. Латыпов достал платок, но каким-то усилием держался от кашля. Такого удовольствия вору он доставлять точно не хочет. Пожилой бурят твёрдый, как кремень.

— Это Миша Осетин, — наконец сказал Витя. — Я случайно узнал, что это он с московскими водится, потом тему пробил подробнее. Похоже, на него есть компромат. Осетин нашёл должника на Камазе, чтобы устроил аварию, а маршрут Ремезова ваши и сдали. Водила врезался в лоб Волге, а позже в ИВС вскрылся… помогли ему. Концов нет. А утром должен был порешать Волкова, но я бы мог вмешаться, если…

— Осетин здесь? — спросил Латыпов.

Витя кивнул. Мы с подполковником переглянулись и начали подниматься.

— Отправишься в изолятор вместе со всеми, — сказал Латыпов, вытирая лоб платком. — Так для тебя даже лучше, меньше вопросов у братвы. Нам с тобой ещё долго работать, Витёк, и от тебя зависит, как это будет выглядеть.

Чтобы не было подозрительно, ни я, ни Латыпов Осетина не спрашивали, да и я его вообще не знал. Но Осетин, почувствовав, чем пахнет, признался сразу. И сдал не только себя.

— Товарищ подполковник, — молодой фсбшник, косясь на меня, шептал Латыпову, но я всё слышал. — Он признался в покушении на товарища полковника, но сказал, что ему это приказал майор ФСБ Горбань из Москвы, представляете? Якобы он угрожал и…

— Фамилия есть? Есть! — Латыпов взял телефон. — Горбаню хана. Его свои сдадут после такого. Я звоню в Центр, они там ещё не спят.

Старый чекист просиял, но я его оптимизм не разделял. Посмотрим, что дальше, но расслабляться ещё рано. Даже если сейчас дойдут до Шелехова, тот свою причастность будет отрицать всеми способами. Не удивлюсь, если он сдаст своего подопечного, чтобы не утонуть самому. А потом ударит, когда про него забудут.