Ремезов упоминал о том, что у погибшего Револьда, старого чекиста, было что-то на Витю Батумского. Знать бы что именно, тогда бы прижали его к ногтю. Он бы выдал с кем работает Горбань. Но так просто на авторитета не наехать.

А насчёт акций, я не собирался говорить с Вишневскими по этому поводу. Те же самые риски, что и у Кирьяна, которому мы отказали. Да и где гарантии, что поможет? Что может сделать авторитет, пусть даже и областного значения, полковнику Шелехову из Москвы? Витя Батумский никак не сможет повлиять на ФСБ. А вот ФСБ вполне может им заняться…

Хм, мда… ведь ФСБ — это же не только полковник Шелехов, далеко не только он. Надо переговорить по этому вопросу. У нас могут появиться все шансы обернуть ситуацию в свою пользу.

Вместо того чтобы вернуться в номер и обдумывать, что делать дальше, я взял Славу и поехал по вечернему городу.

Некогда спать. Придётся остаться в Чите ещё немного, пожить на чужой территории, где меня могут легко прикончить. Но я не смогу решить все вопросы в Новозаводске, ведь там придётся ждать, когда они приедут за мной, а это нежелательно.

Шелехов мог решить вопрос любыми методами, он вполне мог закрыть меня в СИЗО или в изоляторе ФСБ, а тем временем развалил бы мою фирму, чтобы не мешалась.

Но он действует неофициально, руками бандитов, причём через Горбаня, который знал местную братву. И этим надо пользоваться, пока оба офицера не решили сменить свои методы.

В голове у меня засела одна идея, которая как заноза беспокоила весь вечер. Ну не мог старый Револьд хранить всё дома. А у него была женщина, судя по словам соседа, которая к нему приезжала на жёлтой машине.

Вдруг она знает о чём-нибудь? Ремезов мог подсказать.

В больницу уже не пускали, но я договорился с медсестрой за шоколадку и прошёл в палату Ремезова. Рядом с ней на табуретках сидели два крепких мужика, которые меня остановили, но пропустили, узнав в лицо.

Это кто-то из людей Аркадия Левшинова, командира читинского СОБР. Отправили парочку человек в помощь. Левша и Ремезов друг друга знали хорошо, и даже недавнее недоразумение, когда спецназ чуть не наехал на операцию ФСБ, их отношения не испортило. Тем проще, взять на понт командира СОБР сложно, так что это дополнительная защита.

Другая защита — то, что Ремезов выжил. Одно дело — авария, другое — убийство в палате. Тут уже его начальство начнёт задавать вопросы, и быстро свяжет всё внезапным появлением коллег с центра.

Впрочем, никакая подстраховка лишней не будет. Жаль только, что собственной охраны полковника здесь нет, они бы не помешали.

Ремезов не спал, сразу открыл глаза, когда я вошёл.

— Серёга, у меня вопрос насчёт…

— Так чё, лежу, — нарочито громко сказал и начал делать яростные знаки левой рукой. — Скучно, курить хочу, не могу! Всё скурил уже, две пачки за день!

Прослушка в палате? Кто-то поставил жучок в палате, где лежит полковник ФСБ? Не, это уже перебор даже для девяностых. Скажи кому лет через двадцать, не поверят.

Я огляделся и заметил новенький светильник на тумбочке, которого не было здесь днём. Совсем маленький, китайский, лампа не горела. Ремезов до него дотянуться не мог. Я сделал знак, мол, выбросить его? Тот замотал головой. Да, понятно, поймут, что обнаружили.

— Да тут вспоминал, Макс, — продолжал громко говорить он. — Как мы тогда с тобой полковника Зиновьева летом поймали, помнишь? Оружие продавал, бабла хотел, а ему по шапке надавали.

— Помню. Жарко у тебя в куртке сидеть, Серёга, — сказал я, понимая его намёк. — Вешалка бы не помешала, одежду повесить некуда.

Я снял шапку и закрыл ею светильник. Он небольшой, его накрыло полностью. Сам же наклонился над койкой Ремезова.

— Поставили сегодня, — прошипел он сквозь зубы. — Кузьмичёв, гадёныш, притащил! Чтобы читал я вечерами, ага, как же. Не знал, что мне технари эти лампы показывали, этож наша разработка. Эх, я же его из такого говна вытащил, а он…

— К делу, Серёга, — так же тихо сказал я. — Надо разбираться со всем. Есть у меня мысли на этот счёт. Но нужна твоя помощь.

— Не сдаёшься, — Ремезов хмыкнул. — Но что я могу сделать? Кому верить-то?

— У тебя нет надёжных людей? Кроме Кузьмичёва?

— Есть, но кто? Деды-пенсионеры, которые ещё до Андропова работали, и сопляки, которые оперативной работы не нюхали. Надежды были на Кузьмичёва и его оперативников, но если и они вслед за ним переметнулись… вот и выросло новое поколение. Сам вырастил.

— Ты неправильно мыслишь, Серёга, — я покосился на шапку и светильник под ней. Если будем долго шептаться, заподозрят. — У тебя есть умелые ветераны и наглые молодые волки, которым старики могут свой опыт передавать. Зря ты их со счетов списываешь так рано. Надо всех в деле проверить, тогда можно кого угодно встряхнуть. Но давай о другом. Скажи, кто эта женщина, которая приезжала к Револьду в последние недели на жёлтой ауди?

— Понятия не имею, — он задумался. — У него самого спроси. Или он не говорит?

— Он мёртв, погиб ночью.

— Вот же б…! Как так-то?

— Взорвался баллон с газом, и явно не просто так. Если его пытали, мог ли он выдать им…

— Никогда. Этот упёртый хрыч боли не боялся. Скорее бы сдох, чем выдал свои тайны.

— Кто из твоих людей его хорошо знал? Надо узнать, вдруг эти бумаги ещё можно найти… вряд ли он их дома хранил.

Ремезов нахмурился и кивнул…

— Дай ручку, — шепнул он. — И шапку сними, а то долго висит.

Я убрал шапку со светильника, потом достал из кармана шариковую ручку. Блокнот остался в машине, так что я взял пустую пачку сигарет, на которой тогда не было картинки о вреде курения. Место для записи есть.

— Я вот что тебе скажу, Максим, — громко произнёс Ремезов, неловко записывая цифры левой рукой. — Рано меня на работе хоронят. А то думают, одна авария и всё, прощай, Серёга Ремезов, иди на пенсию. Нет уж, ещё поработаем.

— Ты ещё директором ФСБ станешь, — я хмыкнул. — А что, через пару-тройку лет вполне можно будет подумать об этом. Свои люди везде пригодятся.

— А чё не в депутаты? — он рассмеялся, косясь на прибор прослушки. Но эти разговоры против нас не использовать, а то, что я пришёл сюда, все должны знать и так. Просто шутим.

— Не, в депутаты у меня другой знакомый кандидат есть, — пошутил я. — Он там, как дома будет.

— А он чё, уже политик?

— Не, из братвы.

Ремезов хмыкнул и сунул мне пачку, я сразу убрал её в карман. Хорошо, что скрытые камеры в эти времена большие, так легко на виду их не спрятать. Мельком заметил, что полковник записал на пачке номер телефона и какие-то слова. Позвоню, но не с мобилы, а с автомата, так прослушать меня будет сложнее.

Слава курил рядом с БМВ, прислонившись к машине, которую припарковал у приёмного покоя. С виду расслабленный, но это обманчивое впечатление, парень всегда реагировал быстро. Уже совсем темно, свет был только в окнах больницы и у фонаря рядом с троллейбусной остановкой на улице.

— Людей у нас мало, Волк, — тихо сказал он. — Если кто наедет…

— Я ещё днём вызвонил, когда на пожарище побывали. Приедет небольшая бригада нам в помощь.

— И Коваль приедет?

— Нет, Женя останется. Он мне нужен в Новозаводске, поработать с одним делом. Как здесь раскидаемся, ты к нему поедешь на помощь, а я пока в Чите останусь.

— Опасно.

Тачку проверяли на жучки на днях, а после этого бэха всегда была на виду у надёжных людей, не оставляли без присмотра. Но мало ли, что могло случиться, так что я остался поговорить на улице. Мы немного отошли в темноту.

— Знаю, но надо рискнуть. Они думают, что в Новозаводске можно будет всё под себя подмять, особенно пока я здесь.

— И чё ты придумал? — спросил Слава. — Вот не поверю, Волк, что у тебя каких-то мыслей нет.

— Есть. С Новозаводской братвой я-то как раз знаю, как себя вести.

— Надо кого-то шлёпнуть? — он равнодушно пожал плечами. — Если надо, говори.

— Погоди с этим, успеешь пострелять. Надо тоньше работать… когда будешь в Новозаводске, найди этого Штыка на хлебозаводе, у тебя там знакомые есть. Бабки предлагай, если надо, я дам. Пригодится. Из того, что я о нём слышал, он псих, а его Эдик подставил под нас. Захочет рассчитаться, но надо подтолкнуть…