— Разберёмся, — буркнул Савватеев.

Он склонился над телом и очень внимательно всмотрелся в лицо с оскаленными зубами. Дед грубовато запихал Кирилла в дом в очередной раз.

— Это он в ориентировке был, — Савватеев поднял голову и глянул на меня. — Его ищут по всей области. Умар Устарханов, в федеральном розыске, боевик. Он был вооружён?

Я показал на пистолет с глушителем и нож, которые лежали в стороне. Очень далеко от тела.

— Антон, вызови скорую, — сказал опер, глянув на водителя уазика, который зашёл сюда с автоматом наперевес.

— Да вроде ему хана, — заметил тот. — Смотри, какая дырища!

— Это вон тому, который кашляет.

Водитель вышел на улицу, а Савватеев поглядел на моссберг, лежащий на земле.

— Легальное?

— Да.

Опер поднялся, ещё раз посмотрел на деда с Кириллом, который опять выглянул, вздохнул и отошёл к лежащему у дома пистолету.

— В дом зайдите, — сказал он. — Будем следственный эксперимент делать, на месте. И нечего тут пацану смотреть.

Я кивнул, и дед затянул Кирилла в дом, закрыв дверь. Опер осторожно, через платок, взял ПМ Устарханова и вложил ему в ладонь. Потом подпихнул нож поближе. На лезвии тёмная кровь, к которой прилип песок. Я даже проверил себя, но это не моя.

— Вот уж действительно, ужасы нашего городка, — произнёс Савватеев и достал пачку балканки. — Но верю тебе, Волков. Не знаю почему, но верю. Этот мог. Вот только если скажете…

— Не скажем, — пообещал я.

— Тут и так понятно, что он убивать пришёл, — опер ткнул тело ботинком. — Зато будет проще доказать, без лишней головомойки.

Приехала ещё милиция, чуть позже следователь с прокуратуры, хорошо знакомый мне Федюнин, который вёл дело того дикого ЧОП, ну и криминалисты. Они осмотрели следы боя, зафиксировали след от пули из ПМ на стене, ведь боевик пару раз успел пальнуть и раньше, чем это сделал я. Потом приезжали ещё, много, как в тот раз, когда завалили Богатова. Но это дело было более ясным.

Всё прошло лучше, чем я думал, но всё равно, целую неделю пришлось разгребать последствия. Не всегда даже было время спокойно пообедать. На комбинат ездил Лёня, а пушками занимался Женя, который был пострадавшим. Его ружьё забирали у него на время экспертизы, но вернули.

Нас никто не связал с разборкой братвы в общаге, которую местные шутливо называли «Страна чудес». Эксперт даже не догадался проверить Женькин моссберг с тем боевиком, которого грохнули в общаге. У братвы много помповых ружей, и стреляют из них часто.

Богатовскую группировку уничтожили поголовно, некому было на нас указывать. А случайные посетители, которые оказались там, держали рот на замке. Вместе с богатовскими фактически перестали существовать и рыночные. Блатные куда-то залегли, и сейчас в городе проходил передел собственности между двумя крупными ОПГ. Пока без пальбы, но надолго ли?

В союз группировок не верил никто, ведь все понимали, что пивзавод и мясокомбинат устроили совместную операцию только для того, чтобы никто из них не договорился с врагом за спиной у союзника. Вот и стреляли наверняка, жёстко и показательно, чтобы город об этом говорил.

Но мне было не до этого. Гибель самого Умара Устарханова не стали афишировать благодаря моим знакомым из ФСБ. Просто обошлись сухой сводкой в новостях, что в ходе совместной операции ФСБ и МВД была уничтожена террористическая группа. Двоих убили там, у общаги, один умер от ран в угнанной машине, но зато сам Устарханов оказался живучим и сильным, дрался аж с нами двумя несмотря на три пулевых ранения, и держался вполне себе неплохо.

Этот Устарханов точно не тот, по кому стоит горевать, зато не просто так он оказался таким опасным. Опытный боевик, прошёл серьёзную подготовку в одном из лагерей для террористов за рубежом, и это не говоря о службе в Афгане в советское время. Майор ФСБ Кузьмичёв, с которым я обсуждал дело, показывал мне стопку кассет, на которых, по его словам, Устарханов резал головы срочникам и сжигал кого-то живьём, но я смотреть не хотел, поверил на слово. Все тогда этого насмотрелись, ведь всё это часто показывали по новостям, чуть прикрывая размытой мозаикой.

Это был брат того самого Устарханова, который должен был забрать оружие из схрона на комбинате, и которого застрелили во время бегства из изолятора ФСБ. Старший брат мстил по ходу дела, главной его целью было найти новый источник поставок оружия. Кузьмичёв говорил, что боевик раньше служил в армии, и остались контакты в частях, которые были дислоцированы в нашей области.

Но когда не вышло взять партию оружия, он перед отъездом напоследок решил расквитаться за брата, и хотел начать с меня. Несколько пистолетов он купил, и Кузьмичёв полагал, что взял он оружие у знакомого прапорщика, который воровал на складе. Прапора этого нашли задушенным в степи через два дня после разборки, и кто его завалил, никто не знал.

После прапора Устарханов поспрашивал в городе про контору недалеко от неё, узнал, что это я начальник и живу где-то в залинейной части. Там уже меня было найти проще, здесь все друг друга знают. Если бы он не увидел меня возле дома и не понял, что это я, сразу бы зашёл убивать. А так поехал следом и попал в перестрелку. После решил вернуться и закончить до конца хоть что-то одно.

Делом занималась прокуратура. Хорошо, что я был трезвый, и выстрелил сам, а не поддатый Женя. Устарханов пришёл с нелегальным оружием, и он явно не милиционер, и не егерь с двустволкой. У следствия были все основания полагать, что он пришёл именно убивать. Дело не возбудили, следователь Федюнин вынес постановление об отказе уголовного дела. Тем более, убитый боевик лежал со стволом в руке, и рядом был нож.

Правда, времени на всё это ушло много, целая неделя. Суеты было так много, что я только утром следующего понедельника обратил внимание на особую дату в календаре — 31 августа 1997 года.

Сразу с утра поехал в залинейную часть города на своей машине. Женька сидел на скамейке на улице и курил, уже одетый в рабочую форму. Человек, который в первой моей жизни погиб 29 августа 1997, был всё ещё был жив и здоров, с него даже повязки сняли. И живы ещё двое, те, кто должен был погибнуть два дня спустя.

— Чё такой довольный, Волк? — Женя усмехнулся.

— Да ничего, — я вылез из машины и захлопнул дверь джипа. — Пошли чай пить, Женька.

— Я, наверное, хоть картошку вам выкопать помогу, — он поднялся и пожал мне руку. — А то всё на халяву жру.

— Пошли.

Деда Боря возился на кухне. Бодрый, несмотря на возраст, старик резал укроп, чтобы обильно посыпать им яичницу с жареными сосисками. Их он разрезал на концах особым образом, как показывали в программе Смак. По телевизору шли новости, деда посматривал их краем глаза.

— А где Кирюха? — спросил я.

— Разбились, — медленно сказал он, глядя в телевизор.

— В смысле? — я шагнул к нему, чувствуя тревогу. — Когда?

— Так эти разбились, — деда Боря посмотрел на меня, потом на Женю. — Как её звали-то?

— Принцесса Диана и мужик её, — подсказал Женя и кивнул на ящик. На экране показывали искорёженную после аварии машину. — Врезались и захлестнулись, насмерть, по новостям всё утро показывают.

— А ты чего спрашивал-то, Максим? — дед откашлялся. — Не расслышал.

— Да где Кирилл, спрашивал, — я выдохнул.

Не надо так пугать, но дед и не понял этого, он же не знал, что должно было случиться 31 августа. Брат только что зашёл в дом, держа в руках свежие огурцы, только что сорванные с парника.

— Чё, готово уже похавать? — он сел за стол.

— Огурцы порежь сначала, — сказал дед, отходя от стола. — Да в школу собирайся, завтра же первое сентября.

— Я чего, первоклассник, на линейку-то идти? — Кирилл засмеялся. — Послезавтра уже пойду. Макся, а можно с тобой съездить?

— Нет, мы там надолго сегодня, — произнёс я, усаживаясь рядом с Женей. — До ночи.

— Ага, — Женя кивнул, намазывая масло на хлеб и посыпая сахаром сверху. — Первая смена на комбинат, надо им всем пушки выдать. Если кто потеряет, такое им устрою.