Хуже всего получилось с мамой. Мы с ней здорово поссорились тогда, еще в школе. Она не смогла согласиться с моим решением уйти из школы и вообще уехать из города. Больше того, у нее не получилось даже совладать с эмоциями — хоть как-нибудь, дошло до того, что я перед экзаменами ночевал у одноклассника на даче! Потому, что мама не давала мне не только готовиться, но даже спать своими постоянными попытками "поговорить", на деле сразу переходящими в истерики. Но я все же сделал по-своему и уехал. Потом мне, конечно, надо было — и наверняка можно было! — помириться, но для этого пришлось бы часто приезжать, общаться, жить как раньше — дома. А приезжать я не мог и не хотел — меня просто выворачивало там, от всех воспоминаний, от атмосферы, от знакомых с дурацкими "Ну как там, у вас?"...
В итоге, за 4 года учебы в техникуме, домой я съездил только дважды. И если первые — короткие — каникулы я досидел до конца, то летом не вытерпел и недели. Хуже всего были люди! Все вели себя как-то странно, но больше всех меня достали мамины подруги. Мама почему-то считала, что я очень хочу с ними общаться. Ну, или они очень хотели общаться со мной. Или она хотела меня зачем-то им показать... Теперь не спросишь. Сейчас-то я понимаю, что они были просто дуры набитые, но тогда мне казалось, что они делают все, чтобы меня унизить, посмеяться надо мной своим сплоченным коллективом, или просто сознательно меня провоцируют, выводят из себя. И они же домой к нам приходили — куда мне было деваться? Пару раз я, психанув, уходил в никуда на улицу, хлопая дверью... А на третий пошел на вокзал и купил билет, взял ближайший, на вечерний поезд. Домой пришел, внутренне готовый к скандалу, но мама восприняла новость как-то отстраненно, просто сидела на кухне и смотрела телевизор, пока я собирался. Теперь-то я, возможно, лучше понимаю, какая буря ворочалась у нее внутри, но тогда я даже обиделся: подспудно все-таки рассчитывал, что меня будут уговаривать, возможно — извиняться, что-то обещать, как-то идти навстречу, а вместо этого — полный игнор!
Больше я на родине не появлялся, каждый раз находя повод — то "завалил сессию, буду готовиться и пересдавать", то "распределили на практику", то "нашел подработку". К тому же, подработка действительно нашлась, времени было мало, я здорово уставал, не высыпался, и как-то быстро привык рассчитывать только на себя. Даже звонки, еженедельные поначалу, потихонечку сползли на скучно-дежурные поздравления с праздниками. Оправдание так себе, но могу сказать, что и мама не проявляла какого-то явного рвения что-то изменить — не раз и не два в ответ на мое "Как дела?" я слышал короткое: "Нормально. Все, пока, мне бежать надо.".
После третьего курса мы с парнями из технаря и знакомыми девчонками устроили сплав по реке. Родичи одного из сокурсников держали что-то вроде небольшой турбазы на Чусовой — домики, кемпинг, лодки в аренду и все такое. Вот мы и заехали туда небольшой смешанной компанией — сплав на паре надувнушек, рыбалка, палатки попарно, костер вечером, романтик... Все лето было впереди, мы никуда не спешили — стояли в понравившемся месте по нескольку дней, а когда доплыли до Камы — так и вовсе остановились в кемпинге на неделю, наслаждаясь тем, что не нужно ничего делать, ни о чем заботиться, и никто не стоит над душой. Все было просто прекрасно! В Бург я вернулся в отличнейшем настроении, и погода была изумительная - солнце, тепло, зелень, начало лета... Вот только первое, что я услышал от комендантши, вернувшись в общагу — "твоя мама умерла". Ни один из нас мобильных телефонов тогда не имел, да и не взял бы никто такую дорогую в те годы вещь на реку, в дикий темный лес...
Перед тем, как купить билет на поезд, позвонил наугад маминой подруге по номеру, найденному в старом блокноте, она мне и сказала, что все, я опоздал, уже похоронили. Мама, оказывается, всерьез заболела еще зимой и оставила вот той своей компании деньги, "гробовые". Их не хватило, но профком вошел в положение, закрыл недостающее из своей кассы. Так что, спешить мне уже некуда. Квартира у нас была заводская, служебная, дач-машин сроду не водилось... Короче, наследства — минимум: какие-то старые фотографии, немного документов, мамина одежда да советская разномастная мебель. Несмотря на общую пришибленность, я уловил в голосе некую выжидательность, секунд тридцать посоображал, потом спросил:
— У вас есть какие-то идеи, что со всем этим делать?
Трубка оживилась:
— Ну, я могла бы забрать все, что тебе не нужно, и потихоньку продать. Только заранее говорю: у нас тут народ небогатый — не Бург все-таки, на много не рассчитывай. А документы и фото могу посылкой отправить или передать проводником, как скажешь. Деньги потом перешлю телеграфом, что там получится.
— Ничего не надо, забирайте и делайте все, что, — собирался сказать "хотите", но сообразил, что это вроде как невежливо, — сможете. Если выручите что-то, и будет возможность раздать какие-то долги — хорошо, нет — значит, нет, — и сам поразился тому, насколько глухо говорю.
— Да-да, конечно, я все сделаю! — и молчит.
Я тоже молчу. Потом дошло:
— И спасибо вам большое за всю помощь. Что все организовали там... Неудачно вышло, не представляю как я... там... лежала бы она... спасибо, в общем.
Трубка издала отчетливый всхлип:
— Да как же, Сашенька, мы же с Леной... всю жизнь... как вот так получилось у вас... и у нее... — тут в глазах потемнело, и я по стенке сполз на грязный замусоренный пол переговорной кабинки. Когда в голове прояснилось — тишина в трубке была уже мертва, деньги кончились. Перезвонить? Не так-то это просто — надо идти, заказывать заново... Да и какой смысл? Все сказано, все уже произошло, все отрезано. Больше никогда.
Уже потом я подумал, что мама наверняка ждала, что хоть в этот раз я приеду на каникулы, тогда она скажет про свою болезнь, попрощается, что ли... Но мне в то время уже и в голову не приходило думать про такое, дом и родной город казались чем-то настолько далеким, что я точно не поехал бы туда без серьезной нужды. Как вот оно так вышло у нас, что мы не могли даже поговорить, даже о таких вещах, даже о смерти? Что-то в нашей семье было сломано. Не потому ли, что в ней никогда не было отца? Теперь я иногда думаю про это, пытаюсь примерить на себя - как бы я поступил в той ситуации на месте мамы? И мне кажется - что надо было говорить. Всем. Маме - в первую очередь, но и мне, конечно, тоже. А вот тогда мне казалось, что все в порядке, примерно так и должно быть. И домой я не ездил просто так. Вроде бы без явных причин.
А уж сейчас - тем более, совершенно не представляю, зачем бы я туда потащился. Год назад мы с Танькой думали, куда поехать в короткий отпуск. Я предложил было показать ей "места боевой славы", но она, только услышав называние города, как-то странно вздрогнула и даже обсуждать эту идею отказалась наотрез.
Тогда я этому особенного значения не придал - у меня все было хорошо, я был опьянен любовью и совершенно уверен в завтрашнем дне. Я еще не знал, что буквально через несколько дней встречусь с Танькиным дедом, после чего моя жизнь снова рухнет.
Этак у меня комплекс образуется - боязнь родного города... как выздоровею - надо бы смотаться туда, просто так, без повода. Чтобы не.
-*-*-
Хлопнула входная дверь — ураган влетел на кухню, параллельно говоря с кем-то по телефону:
— ... ты только не откладывай, Мишенька, сразу, а то они тут весь подъезд зальют! Там такой хозяин — ну, тупой, прости, госсподи! Да, сорвало, он подмотал, но течет все равно сильно! Ну — он ведро подставил, но явно забывает выливать, я же вижу, уже к соседям протекло даже... Да, прямо сейчас надо. Спасибо, Мишенька, я ТаньСергеевне отзвонюсь обязательно! — сунула телефон в карман, посмотрела на стол, зацепилась глазами за вторую кружку с кофе: