— Дядя распорядился твоей судьбой. Он хочет, чтобы ты уехала завтра, но ты уедешь послезавтра. Когда ты была маленькой, отец тебя очень любил. Он говорил, что ты красивее всех детей, каких он когда-либо видел.

Мать опять плакала.

После разговора с сестрой дядя Ген хорошенько выспался и уехал на один из ночных-базаров, где у него были дела.

Масако не уходила из комнаты дочери; Ханако расстелила для нее футон, и мать легла тут же. Но она не спала. Она не спускала глаз с дочери, которая сидела у приотворенной в сад сёдзи.

Никогда Ханако и в голову не приходило, что на нее может свалиться подобная напасть…

Полиция предупредила дядю, и дядя распорядился ее судьбой так, как захотел.

У матери нет сил бороться со старшим братом; голос ее, желания ее — в Японии ничто!

По Ханако не может подчиниться. Что же ей делать? Бежать? Но куда? Надо посоветоваться с Кацуми.

Когда мать заснет, Ханако побежит к брату…

Что поделать, мама! Если я не подчинюсь, дядя отравит тебе всю жизнь; но разве я могу подчиниться его злому умыслу?!

Ханако вышла в садик, шла босиком, чтоб не потревожить заснувшую мать стуком гета.

На улице обулась, сделала несколько шагов и вдруг на своем плече ощутила руку. Ночная темнота не позволила рассмотреть лицо мужчины.

— Возвращайся домой!

— Что такое? — пробормотала Ханако, пытаясь освободиться, но неизвестный цепко держал ее за плечо.

Ханако рванулась, вырвалась, побежала.

Неизвестный гикнул и помчался за ней. Из переулка выскочил второй, бросился под ноги Ханако. Она упала, на нее навалились, скрутили руки, подняли…

— Смотри, какой зверек!.. — Мужчины вели ее к дому…

Дядя оказался предусмотрительней, чем она думала!

Через день дядя Ген приехал за племянницей. Он был в зеленой фетровой шляпе и черном пиджаке, с тростью под мышкой.

Мать прошла к Ханако и сказала:

— Сейчас мы с тобой расстанемся. Не забывай меня, не забывай и своего отца. Он тебя очень любил. Я думаю, он умер, иначе он не оставил бы тебя.

— Едем, едем! — кричал дядя. — Сколько сборов! Целый лишний день, и все мало.

Ханако села в рикшу, дядя в другую, и дзинь-рикися быстро побежали под гору.

Она не спрашивала, куда ее везут, но надеялась, что останется в Токио. Однако дзинь-рикися то шажком, то рысью направлялись в Иокогаму. Наконец Ханако увидела море и поняла, что уедет далеко.

Лицо ее было спокойно и даже весело. Она ведь с детских лет знала поговорку: «Горе, как рваное платье, надо оставлять дома».

Дядя Ген расстался с ней на набережной, определив ее под покровительство юркого худощавого человека с маленькими усиками и крошечной бородкой, которая придавала ему сердитый вид.

На пароходе военные и штатские говорили о войне, о победах, имена генералов Ноги, Куроки и Ойямы были у всех на устах.

Ханако ехала в обществе девяти женщин. Худощавый покровитель очень заботился о своих спутницах, угощал пряниками, пирожными и перед обедом устраивал всем ванну.

На третий день пароход прибыл в Корею. Женщин понесли в паланкинах по новой стране.

Корея несколько напоминала Японию, но природа тут была сама по себе, а в Японии ко всему прикоснулась человеческая рука. Поэтому Ханако показалось, что Корея — дикая страна.

Дороги были узки, горы то приближались, то расходились. Носильщики военных грузов двигались сплошным потоком по обочинам дорог, посередине шли строевые части. Солдаты и офицеры смотрели на женщин не отрываясь, пока те не исчезали из глаз.

Однажды утром худощавый покровитель сообщил, что Корея кончается, завтра будет Маньчжурия.

Остановились в большой деревне, неподалеку от японской воинской части.

Солдаты мылись в ручье, прыгали и боролись. Толстый солдат, смешно взмахивая руками, бегал по лугу. Солдаты были веселы: они еще не участвовали в сражениях и, вероятно, думали, что сражения — это безобидные пустячки.

По улице на велосипеде промчался офицер. В Японии офицерам не разрешается ездить на велосипедах, но здесь была Маньчжурия и война, и офицер с видимым удовольствием мчался по улице. Лицо его показалось Ханако умным и добрым. Она оглянулась на подруг. Одни из них лежали, накрывшись платками от надоедливых мух, другие возились со своими вещами. Покровитель отсутствовал; в последние дни он постоянно исчезал, говоря: «Никуда не уходите», отлично зная, что девушкам некуда уйти.

Старый, тощий кореец в черной волосяной шляпе курил посреди двора.

Ханако прошла вдоль стены так, чтобы он не мог ее видеть, и, сняв дзори, перебралась на улицу.

Офицер на велосипеде повернул за угол. Она быстро, мелкими шагами побежала туда.

Кореянки шли по тропинке, поставив на головы деревянные кадки с грузом. Не поворачивая головы, блестящими черными глазами они следили за бегущей японкой.

Офицер слез с велосипеда и, вынув папиросную бумагу, вытирал потное лицо. Он тоже увидел бегущую женщину и, должно быть, удивился, узнав в ней японку.

— Господин офицер, господин офицер! — заговорила Ханако. — Прошу у вас защиты… — Она остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Да-да-да! — заулыбался офицер, опуская у велосипеда ножку. — Вы очень быстро бежали, вы запыхались… Пройдем в тень.

Он говорил спокойно и даже властно. Ханако сразу успокоилась, улыбнулась и пошла за ним в тень.

— Господин офицер, мой покровитель везет меня в Маньчжурию, неизвестно куда.

— Да-да-да! — говорил офицер.

— Он везет меня в Маньчжурию, а я не хочу в Маньчжурию.

— Ваш покровитель кто? Он знает ваших родителей?

— Знает.

— Ваш покровитель с согласия ваших родителей везет вас в Маньчжурию?

Ханако замолчала. В вопросах офицера она почувствовала не симпатию и готовность помочь, а опытность следователя. Действительно, она едет с согласия родителей, чем же она недовольна?

— Чем же вы недовольны? — спросил офицер.

— Я не хочу ехать в Маньчжурию… я хочу вернуться домой, — пробормотала Ханако. — Если у вас доброе сердце, посодействуйте мне. Вернувшись в Японию, я отплачу вам так, как вы укажете…

— «Отплачу, как вы укажете», — засмеялся офицер. — Что вы еще хотите? В Маньчжурии будет хорошо. В Маньчжурии будем мы.

Ханако начала объяснять, но слова у нее путались; остановив офицера, она надеялась на чудо: она расскажет ему про злого дядю, после чего офицер пожалеет ее и захочет принять участие в ее судьбе. Но теперь она знала, что у нее нет таких слов, которые мог бы понять этот человек.

Впрочем, он ее и не слушал. Он думал о том, что нужно увести ее в фанзу и поскорее лечь с ней. Но в фанзе кроме него были еще и солдаты. Он прервал Ханако:

— Пойдем со мной… туда! — Он указал на чащу кустов по берегу ручья. — Подожди меня, я принесу циновку.

Он торопливо поднялся, уверенный, что своим предложением приносит ей удовольствие, что разговор ее был только женской уловкой, а хочет она втайне того же, чего хочет и он. Офицер вскочил на велосипед и помчался за циновкой.

Когда он скрылся, Ханако побежала назад. В фанзе она бросилась на свой мешок с привязанным к нему памятным зонтиком. В ушах ее звучали слова: «Подожди меня, я принесу циновку». Одна из подруг о чем-то спросила ее.

— Очень жарко, — невпопад ответила Ханако.

Офицер дважды проехал на велосипеде по улице.

Под мышкой он держал циновку. Внимательно оглядев дом, он соскочил с велосипеда и вошел во двор. Он уже узнал, что она отсюда! Ханако показалось, что от отвращения она умрет. Спасение было в том, что покровитель по-прежнему отсутствовал, иначе офицер договорился бы с ним обо всем.

Покровитель появился только вечером, а вечером японская часть выступила в поход. Из-за двери фанзы Ханако видела своего офицера, важно шагавшего впереди солдат.

В сумерки во двор вошел китаец.

Худощавый покровитель встретил его гостеприимно. Хозяин-кореец принес вареную курицу, рис и овощи. Потом пиво и чай.