— Капитан Свистунов, вы — молодец! — Румянец выступил на Катиных щеках.

— Благодарствую. Суть же дела, милая сестрица, в том, что Куропаткин — не сторонник распущенности, почему этот мерзавец Кузьма Кузьмич под самым носом у командующего и устроился так, что не придерешься к нему: у него школа! Но, милая сестрица, вижу только один путь: соберу среди знакомых мне господ офицеров деньжат — сейчас у нас они водятся, — и отправим барышню в Тулу, в ее приют.

— Это надо сделать немедленно!

— Сегодня же! Не сомневаюсь, что к вечеру постучу в вашу дверь.

— Такой офицер, как вы… — проговорила Катя взволнованно, — вот таким должен быть русский офицер — благородным, отзывчивым…

— Сколько похвал выслушал я сегодня от вас!

— Они искренни! Вы заслужили их! — Глаза ее сияли, в эту минуту она была счастлива.

Вечером Свистунов вручил ей собранные деньги. Кроме того, он разговаривал с семьей местного железнодорожника, и та согласилась отправить Зину на родину.

Сказал все это, но медлил уходить. У нее заколотилось сердце. Она сказала:

— Капитан Свистунов, как мне кажется, любопытствует: отказалась я от своих пагубных заблуждений или по-прежнему пребываю в них?

— Отгадали, любопытствую.

— Вы, капитан, мой защитник, вам я должна ответить откровенно: я по-прежнему пребываю в своих заблуждениях.

Свистунов оглядел женщину, смотревшую на него с вызовом и вместе с тем доверчиво, развел руками и засмеялся:

— Впрочем, я не сомневался… русская женщина тверда характером.

Два батальона русских должны были овладеть старой кумирней на вершине сопки. И они почти овладели ею.

Рота Юдзо стояла в резерве. В бинокль Юдзо видел, как русские, неудержимо стремясь вперед, теряя убитых и раненых, взобрались наконец на сопку. Остатки японского гарнизона кумирни покатились желтыми тенями вниз по склону. Тогда выступила рота Юдзо.

Солдаты побежали. Бросили ранцы, пищу, фляжки, оставили при себе только винтовки и патроны. Командир роты капитан Яманаки бежал первым.

Иногда он оглядывался. Юдзо видел его перекошенное лицо, взмах сабли, слышал хриплый крик.

Рота впервые участвовала в бою. Перед вершиной — отвесной скалой — солдаты столпились, не зная, что предпринять. С флангов обстреливали, люди падали.

В эту страшную минуту Юдзо охватило глубокое равнодушие к судьбе атаки. Он стоял, опершись на саблю, думая, что сейчас умрет, и испытывал страшную тоску. Но капитан Яманаки не испытывал никакой тоски, он приказал в щели втыкать штыки, взбираться по ним, как по ступеням, и штурмовать противника. Невысокий, плотный, с широкой и длинной саблей, на которую он то опирался, то взмахивал ею, он показался Юдзо исполином.

Юдзо вслед за солдатами взобрался на скалу и с удивлением увидел, что гарнизон сопки состоял всего из нескольких человек. Ничтожная горсточка ощетинилась штыками и бросилась на японцев.

Денщик Юдзо Ясуи отступил, пропустил русского и, когда тот с опущенной головой проскочил мимо, ударил его штыком в бок. Русские остановились подобрать раненого и долго не подпускали к себе врагов.

Все новые и новые солдаты поднимались по скале. На помощь Яманаки подошла вторая рота. Две роты против пяти человек!

Бой завершился.

Через два часа Юдзо пошел осмотреть поле сражения. Крови было не много. Трупы лежали по большой части в безобразных позах. По раздувшимся на жаре лицам ползали мухи. Вот для чего все это — для мух!

Смерть внушила Юдзо отвращение. Он вспомнил Ханако. Ханако и смерть были несовместимы. К чему это обилие смерти, к чему? Он возмутился против смерти.

Ясуи осторожно выглядывает из-за скалы. Во время штурма лейтенант все время видел его около себя, сейчас он внимательно следит за офицером. Вероятно, его беспокоит мрачность лейтенанта. Он ему предан, предан без дум, без размышлений о том, хорош или плох Футаки Юдзо. Он — солдат, Юдзо — офицер. Этого достаточно для преданности. Что ж, это счастье. Великая отрада — почитать кого-либо чистосердечно.

К вечеру роту отвели в китайскую деревушку. Ясуи разбил палатку на берегу мутного потока и сейчас же стал заботиться о горячей воде. Давно не мылся Юдзо горячей водой. Скинул сапоги, брюки, белье и прикрыл себя марлей. Он хотел отдохнуть. Отдохнуть во что бы то ни стало.

Накануне отъезда на войну родственники собрались выпить с ним прощальную чашу воды. Он выпил эту прощальную чашу, которая якобы очистила его для жизни за гробом. Он больше не принадлежал себе: он ехал на войну!

Но почему он был так глуп, что не выпил иной чаши?! Чаши вина. Чаши вина вместе с Ханако во время свадьбы?!

Мог ли он так быстро устроить свадьбу? По-видимому, да — если б захотел, как хочет сейчас. Но он не хотел — ему достаточно было смотреть на девушку и разговаривать с ней.

Почему нельзя удержать мгновение? Почему никто во вселенной не возмутится тем, что нельзя удержать мгновение?

Почему нельзя вернуть мгновение? Почему никто во вселенной не возмутится тем, что нельзя вернуть мгновение?

Пола палатки приподнялась, и заглянул сам капитан Яманаки.

Юдзо вскочил.

— А говорят, вы ранены, лейтенант!

— О нет, я был вымазан чужой кровью.

— Тоже неплохо. Такой славный бой… Если б русские двинули в атаку не два батальона, а полк, мы потеряли бы кумирню. Но русские — странные люди: вместо того чтоб броситься в атаку сразу, они ходят в атаку по очереди и, конечно, погибают. После боя у меня появилось желание собрать автографы всех наших офицеров. Вот, пожалуйста, лейтенант Футаки…

На листе белого полукартона имелось уже одиннадцать подписей, сделанных чернилами и тушью.

— Четырех уже не будет никогда… надо было вчера…

Юдзо расписался.

— Мне кажется, мы все умрем, — сказал он, — русские так же храбры, как и мы.

— Я умру во всяком случае, — торжественно сказал Яманаки. У него было печальное и взволнованное лицо; он кашлянул, он хотел кое-что сказать по поводу своих неладов с капитаном Сакатой, о которых знал весь полк.

Нелады были давние, еще с тех пор, когда офицеры были подростками и когда враждовали их отцы.

В 1873 году у самураев отняли рисовый паек. Отныне самураи должны были торговать или служить, и одни вступили на этот путь, другие, люди устойчивых воззрений, — нет; они не хотели никаких перемен.

В стране началось брожение. Всюду сновали кучки самураев, пробираясь в пределы Сацумы к Сайго. Бывшего военного министра сейчас, поддерживали Симадзу, князья Сацумы, считавшие, что после реставрации они получили меньше, чем должны были получить, и решившие поднять новое самурайское восстание для того, чтобы получить больше.

Отец капитана Яманаки принадлежал к тем, кто не хотел перемен. Он ушел к Сайго вместе с группой самураев, однако с ним не ушел Саката, друг и сосед Яманаки, подчинявшийся в юных годах его авторитету.

После реформ и всяких нововведений Саката подружился с местным купцом Абэ, женился на его дочери и поступил к нему надсмотрщиком; купец рубил лес по склонам гор, Вот какой жизненный путь избрал для себя самурай!

Жил он припеваючи, ел, пил, толстел. Маленькая и толстая жена его, проезжая в рикше мимо дома Яманаки, всегда насмешливо поглядывала на то, что делалось за забором у нищего самурая.

Яманаки и его товарищи грозно прошли через владения отступника и исчезли в горах.

Самурайская армия Сайго, как ни старательно он готовился к войне, была разбита армией правительства, набранной во всех сословиях. Вожди восстания кончили самоубийством, самураи расходились, их преследовали и уничтожали.

Яманаки возвращался к себе окольными путями. Четыре года напряжения, ненависти и наконец разочарование — измучили его.

Небольшой запас денег иссяк. Самурай пришел домой ночью. Луна освещала знакомую дорогу, каменистые ступени к небольшому пруду, старый дом, как будто совсем не изменившийся за четыре года разлуки. Но найдет ли он кого-нибудь здесь?