По дивизиям и бригадам служили молебны о даровании победы и панихиды об упокоении душ тех, которые не вернутся с поля.

Логунов сказал Аджимамудову:

— Итак, Аджи, мы присутствуем при собственном отпевании.

И вдруг разнесся слух, что японцы, о которых думали, что они будут ожидать нашего наступления, начали бой, прорываясь через горы к Мукдену.

В фанзу к Свистунову набились офицеры. Японцы пошли к Мукдену через горы! С одной стороны, безумно! Зимой через горы! Тем более что для наступающих по этому направлению самая близкая база — Корея, но с другой — несмотря на все неудобства зимней войны в горах, японцы привыкли к горам. Кроме того, судя по всему, против Линевича идут солдаты Ноги. Не назначат же героя Порт-Артура производить в генеральном бою демонстрацию! Да и сама ярость атак отвергает предположение о второстепенности событий на фронте 1-й армии. Да, главный удар наносится там! Но через минуту опять возникали сомнения: все же, как ни привыкай, горы есть горы, да еще в морозы, в метели!

Сомнения разрешились вечером: корпус получил приказ форсированным маршем идти на поддержку Линевича. Значит, война там!

Свистунову переброска корпуса не понравилась в высшей степени. Он возмущался примитивностью, с которой Куропаткин решил отбиваться от японцев.

— На правом фланге у нас все готово для наступления, — говорил он. — Рвануться вперед всем мощным правым флангом — вот лучший способ поддержать Линевича. Ойяма забудет и про горы, и про Мукден, когда мы у Ляояна перережем железную дорогу.

— Жаль, что мы с тобой не командуем армией, — заметил Логунов.

Корпус двинулся на левый фланг.

На следующий день в Главной квартире стало известно, что вслед за Кавамурой начал в горах наступать Куроки, но что Данилов, двинувшийся навстречу обходящей левый фланг армии колонне японцев, разбил ее. Тогда Куроки принялся штурмовать перевалы, занятые 3-м корпусом.

И Кавамура, и Куроки вели бой с необычайным упорством, и это упорство вселяло в Куропаткина убеждение, что именно здесь, в горах, в обход левого фланга, Ойяма и наносит главный удар.

Но через несколько дней напряженный бой шел уже по фронтам всех армий. Наступали пять японских армий: Кавамура и Куроки рвались к Фушуну, чтобы выйти к Мукдену с востока, Оку и Нодзу атаковывали центр, создавая опасность прямого прорыва, а 27 февраля начал наступать Ноги, обходя по равнине Каульбарса.

Где главный удар Ойямы? Менее всего Куропаткин опасался движения Ноги. Конница Грекова, которая вела наблюдение на крайнем правом фланге, заметила наступление 3-й японской армии только через сутки, причем Грекову показалось, что это не более как наступление небольшой японской части с чисто демонстративной задачей. Конница, как всегда, в бой с противником не вступила и отошла, позволив Ноги в кратчайший срок охватить правый фланг Каульбарса.

Куропаткин все это время был в подавленном состоянии духа. Ему казалось, что японцы сделают что-нибудь самое неожиданное и единственная форма борьбы с ними — это отражение их ударов.

Все же он решился на наступление Каульбарса — удар правым флангом! — давно подготовленное, о котором были уже отданы все приказы. Но в эти дни Каульбарс уже не чувствовал себя готовым к наступлению: его резервы были отосланы Линевичу. Он запросил Куропаткина. Куропаткин ответил уклончиво: «Хотя я и решил, что вы наступаете, о наступлении решите сами, по своему усмотрению. Предоставить вам до выяснения обстановки на левом фланге не могу ни одного штыка!»

А обстановка на левом фланге не выяснялась, потому что Куроки и Кавамура снова предприняли ожесточенные атаки, и Куропаткину снова казалось, что именно здесь, где труднее всего предположить главный удар, японцы и наносят его.

Каульбарс отложил наступление.

А в это время Ноги дивизионными колоннами, не встречая сопротивления, уходил все дальше на север. Уже занят был Синминтин, лежавший севернее Мукдена, хотя и в стороне от него.

Тогда Куропаткин для противодействия обходящим японским дивизиям стал создавать сводные отряды. Части эти не имели штабов, а начальники их не знали зачастую места расположения своих частей.

Только к 3 марта Куропаткин окончательно понял обстановку. Армия Каульбарса, когда-то подготовленная для нанесения главного удара, а теперь лишенная резервов, ослабленная выделением сводных групп, охватываемая Ноги и Оку, находилась в угрожаемом положении.

1-й корпус не успел обосноваться на новом месте у Линевича: его столь же спешно отозвали назад.

Для того чтобы корпус ничто не задерживало в стремительном возвращении на правый фланг, ему дали из общеармейских обозов двести арб, и все воинские части получили приказ пропускать корпус через свои расположения.

О делах на правом фланге ходили самые разноречивые слухи. Говорили, что где-то, по нейтральной территории, опираясь правым флангом на Синминтин, этот старинный торговый город на Пекин-Мукденской Мандаринской дороге, движется огромная японская армия.

Другие утверждали, что никакого обходного движения нет, а есть демонстративный марш конного отряда, задача которого — просто напугать Куропаткина.

Вместе с тем стало известно, что наши 2-я и 3-я армии уже отступили, но что это вызвано не японскими победами, а потребностью сократить линию фронта благодаря выделению многих частей в сводные отряды.

Дули ветры, то нагоняя снег, то поднимая песок.

Иногда на перевале Логунов оглядывался и видел пеструю, в китайских ватниках, в шинелях и полушубках, колонну полка. Движение полка затрудняли роты, одетые в полушубки. Полушубки расползались на ходу, их надо было скинуть, но скинуть было нельзя — во-первых, потому, что военное имущество надлежало хранить более жизни, а во-вторых, потому, что не имелось никакой замены.

Мукден остался к югу. Древние сосны, росшие на холмах Императорских могил, отчетливо вырисовывались в синем воздухе.

Стали лагерем в деревушке Сяохэнтунь.

Утром предполагалось наступление.

Свистунов, устроив роту, вышел с Логуновым и Аджимамудовым посмотреть окрестности. Желтые пологие холмы уходили к западу, узенькая дорожка направлялась к соседней деревушке. Вдоль большой дороги стояли палатки, дымились кухни, отставшие повозки тянулись из-за Хуньхэ.

— Линевича бы сюда, — сказал Аджимамудов. — Все-таки крепко воюет старик. Колотит японцев. А наш барон Каульбарс…

— Надежда теперь не на Каульбарса, а на солдат.

С запада трусил казачий разъезд. Огромные черные папахи возвышались над головами казаков, острия пик блестели в лучах вечернего солнца. Свистунов помахал хорунжему.

— Издалека? Что там?

— Не поймешь. Японцы есть, а много ли? Встретили отрядец, этак сабель триста. Скачут, черти, — мы приняли назад.

— Вот наши глаза и уши, — сказал с досадой Свистунов, — идет сражение, которое решит судьбу войны, а они всё принимают назад.

Начальник дивизии полковник Леш в полночь созвал старших офицеров.

— Наконец выяснилось, что Ноги обходит наш правый фланг, угрожая всей армии. Главнокомандующий решил наступать против его левого фланга. Сил достаточно — восемьдесят тысяч штыков, почти четыреста орудий. Правая колонна — Гернгросса, левая — Церпицкого. Правая колонна наступает первой, и, как только отбросит противника, вступит в действие средняя, а там и левая. Надежда на успех полная. Куропаткин очень доволен создавшейся ситуацией. Ноги слишком зарвался. Ну и пусть лезет, говорит, как мышь в мышеловку! Однако, к сожалению, Каульбарс переносит наступление на послезавтра, то есть на пятое марта. Я высказал точку зрения, что на войне надо действовать раньше даже чем успеешь решить. Особенно в этой проклятой стране, где по полю бродят китайцы, а потянешь их за косы, косы остаются у тебя в руках.

— Отсрочка на один день нестрашна, — возразил Ширинский.

— Голубчик, иногда решает судьбу один час! — ласково, но твердо сказал Леш.