— Итак, вы будете побеждать в каждой войне — великолепно! А вот взгляните… — Винтер вынул из кармана номер «Тhе Jарап Times».
В газете была напечатана статья о том, что двадцать восьмого января близ города Амори погибло двести одиннадцать человек солдат и офицеров 2-го батальона 5-го полка. Им нужно было пройти из одного местечка в другое. Погода сначала была хорошая, потом начался снежный тайфун. Отряд заблудился. Командир отряда, потеряв надежду ориентироваться, отпустил подчиненных: идите кто куда знает. И люди пошли во все стороны. Они пропали в горах Японии… Мой дорогой консул, двести одиннадцать солдат и офицеров, в том числе три капитана и четыре лейтенанта, замерзли среди густого населения одного из ваших островов на простом переходе мирного времени!
Консул побагровел. Вырвал из рук Винтера газету и читал статью четверть часа.
Винтер терпеливо курил.
— Что же это за армия? — спросил он. — Ведь в Уссурийском крае какие выпадают снега и какие бывают морозы! А в Маньчжурии? Минус двадцать — двадцать пять частенько.
Солнце давно опустилось за Амурский залив. С Суйфунского холма, где стоял консульский дом, видны были бухта, замыкавшие ее мысы Чуркина и Эгершельда и паруса неизвестной шхуны, поворачивавшей из пролива.
Суваки оторвал глаза от газеты.
— У нас территориальная система комплектования, — сказал он тихо, — тринадцать дивизионных участков! Четыреста тысяч людей, тридцать шесть тысяч лошадей! У нас есть все, но только мало денег. Наши солдаты спят в неотапливаемых казармах… Патриоты говорят: «Хорошо! Закалка для японского солдата!» Я говорю: «Плохо, солдат слабеет! Много сил уходит на то, чтобы бороться с холодом!» Вы видели наших солдат?
— Ну как же!
— Если вы их видели на параде — это одно, если в казарме — другое… Вы знаете, у них круглый год холщовые брюки и холщовые кителя. Людям холодно, люди слабеют и болеют. Денег надо. Денег у нас мало.
— Деньги у вас будут. Вас все любят… кроме китайцев.
— Да, китайцы очень обиделись. Что поделать, они были побеждены.
— Но, мой дорогой консул Суваки, пусть даже холщовые штаны… но у себя дома, на прогулке… Армия! Подумайте, А вот фотографийка. — Винтер извлек из бокового кармана фотографию. — Она изображает движение пехотной роты по тому же несчастному для вас снегу.
На фотографии по колено в снегу брела рота. Вокруг поднимались горы, сосны, покрытые снегом, два солдата увязли так, что их вытаскивали… Впереди всех двигался офицер.
— Я думал, что он едет на коне, а потом полюбопытствовал взглянуть в лупу… вот, пожалуйста. Командир роты едет на солдате, не так ли?
Суваки взглянул в лупу:
— На солдате!
Винтер долго и мрачно хохотал.
— Но позвольте, почему офицер едет на солдате?!
— Господин Винтер, солдат очень уважает своею офицера.
— Солдат очень уважает своего офицера! Но ведь это невозможно! Ваш офицер беспомощен. По снегу его несут на руках! Кем он может командовать! Вы думали когда-нибудь о русской армии? Про Малахов курган что-нибудь слышали? Там погиб мой родственник. А Бородинское сражение вы хорошо изучили? Ведь вы образованный человек… Ах, вы даже имеете военное образование? Ну, тем более… Еще один вопрос: верно ли, что вы отказались от прекрасных немецких винтовок, которыми была вооружена ваша армия?!
— Да, и совершенно неизбежно! Немецких ружей больше нет. Есть наше ружье, вот, пожалуйста… — В простенке между окнами висела винтовка. — Скорострельное ружье нашей, японской системы… Магазин на восемь патронов…
Винтер внимательно осмотрел ружье.
— Но позвольте, ведь это почти маузер?!
— Да, но почти! Теперь это чисто японская винтовка!
— Что же вы с ней сделали? Сделали ее легче… так… а приклад-то грубоват… и нет ствольной накладки…
— Все очень хорошо, — сказал Суваки. — Должен нам сказать, что пуля у нас тоже новая — другой вес пули и поперечная нагрузка…
Консул заговорил военным языком. Винтер, торговавший всевозможным оружием, хорошо понимал его.
— Потом еще нововведение в нашей армии. Наш строевой офицер не принимает никакого участия в хозяйственных делах. Есть специальные офицеры-интенданты. Даже капитан роты не занимается хозяйством, он только готовит солдата к бою. О, наша армия не похожа ни на какую, вот вы увидите…
Консул стоял, опираясь на свое ружье. Винтер курил, смотря то на консула, то в потемневшее окно. Многие иностранцы, прожившие в Японии десяток-полтора лет, считали народ ее невоинственным. Японцы любят труд, поэзию, веселье! «И да, и нет, — подумал Винтер. — Воспитывать надо!»
Мусмэ принесли лакированные столики с чашечками, мисочками, блюдечками. В мисочках и на блюдечках лежали орехи в сахаре, апельсинные и лимонные ломтики, кусочки бобовой пастилы, крошечные пирожные, конфеты…
О многих вещах Винтер любил говорить с консулом, но об одной умалчивал: о своем убеждении, что судьбу краснокожих, некогда населявших Америку, должны разделить желтокожие Азии.
Об Азии, Китае и Маньчжурии Винтер думал всегда, как бы хорошо ни шли его дела в Приморье. Ом придумал два «закона природы». Первый: американцы должны иметь земных благ больше всех. Второй: американцы двигаются на запад.
Оптимистически настроенный президент Рузвельт придерживался тех же взглядов. Он говорил русскому посланнику: «Что касается флага в Маньчжурии, мы, американцы, о флаге мало думаем. Пусть флаг будет ваш, а деньги наши».
Однако мысль президента не нашла отклика в Петербурге: русские самостоятельно устраивались на берегах Тихого океана.
6
Как-то осенью Винтер возвращался с охоты на небольшой яхте, очень удобной для плавания вдоль берегов.
Недалеко от Посьетского залива он приметил флотилию шаланд на якорях, а между ними шампунки. Было осеннее прозрачное утро. Винтер видел в бинокль на шампунках голых молодых женщин, которые время от времени опускали через борт ноги и исчезали в глубине моря. Через много секунд они появлялись вновь, им протягивали руки и извлекали из лазурной пучины.
— Жемчуг достают! — Винтер направил яхту к шаландам.
Он познакомился с хозяином предприятия, худощавым японцем.
— Если не ошибаюсь… — начал Винтер, — помните Иокогаму, Джемса Хита, поездку в Йокосуку?! Ведь вы… лейтенант Саката? И мы с вами друзья?!
— О да, да! Совершенно верно.
Обычно на шаландах каюты грязны, но каюта Сакаты блистала чистотой. Старые знакомые уселись за столики, разговор зашел о жемчужном промысле и том, что лучшими добытчицами жемчуга в Японии считают молодых женщин; дело Сакаты процветает… У него сорок женщин, четыре котла с кипятком, куда бросают жемчужницы.
Выпили японской водки, английской и русской.
— Вы были таким доблестным офицером и вдруг отказались от военной службы! Маленькое жалованье, не так ли?
— Страна наша еще небогата…
Водку пили из крошечных чашечек.
— А скажите, — спросил Саката, — как понять: Америка, Япония — друзья… Зачем вы помогаете русским строить дорогу? Шпалы, мясо… Говорят, вы и рельсы повезете!
Винтер развел руками и засмеялся:
— Мой дорогой единомышленник! Великий закон коммерции!
Саката прикрыл глаза и глотнул русской водки.
Винтер мог давно покинуть шаланду. Но на ней было приятно, она едва покачивалась на сонной утренней волне; старый знакомый, наливавший водку, угощавший печеньем, сластями, папиросами, был тоже приятен, и Винтер не уходил.
— Вы только здесь ловите жемчуг, против Русского острова? — спрашивал он. — Не правда ли, отличная природная крепость! Взять этакую крепостцу, если ее приличным образом вооружить…
Саката достал из-под циновки карту Дальнего Востока и поставил палец на Сахалин.
— Здесь я был! Смотрите, Сахалин естественно замыкает цепь наших островов.
Потом поставил палец на Курилы, протянувшиеся от Хоккайдо к Камчатке.
— Курилы тоже замыкают? — поддразнивая, спросил Винтер.
— Камчатка замыкает! — так серьезно сказал Саката, что Винтер внимательно посмотрел на него. Из кожаного чемоданчика Саката вынул книжку… Зеленый переплет, огромные белые иероглифы… И ветка сакуры, и уголок восходящего солнца.
