Рота за ротой уходили в гаолян, безнадежно, молча, хмуро, истомленные двумя днями жесточайших боев, непрерывным, в течение суток, маршем, но всего более — отступлением. Вперед они шли бы иначе. Им и гаолян не показался бы тяжким. В этом Логунов был уверен.

Земля дрогнула: рявкнули пушки, снаряды полетели на Нежинскую сопку.

Батареи били с трех сторон, и грохот их мешал командирам стрелковых частей командовать.

Свистунов потерял 2-ю роту, долго искал ее и наконец нашел. Хрулев с конем в поводу и десятка полтора солдат стояли среди примятых стеблей.

«Это черт знает что такое! Вы же опытный офицер!» — хотел закричать Свистунов, но, взглянув на измученные лица Хрулева и солдат, сказал:

— Как только канонада стихнет, играть сбор.

Шли еще полчаса, Набрели на небольшую возвышенность, скорее, бугор, чистый, без гаоляна.

На бугре поджидали отставших. Аджимамудов шашкой нарубил стеблей и сделал навес.

— Для штаба батальона… капитан Свистунов, садись.

— Должно быть, Нежинская сопка — вон та, — решил Свистунов про высоту, маячившую верстах в пяти.

— Вашскабродие, японцы! — крикнул Куртеев.

Со стороны, противоположной той, откуда пришел батальон, гаолян колыхался, слышался шум движения.

Не ожидая приказа, батальон открыл беспорядочную стрельбу по гаоляну.

Из гаоляна ответили. Завязался слепой бой. Аджимамудов, пытавшийся внести в стрельбу порядок, вдруг бешено замахал шашкой и заорал не своим голосом: из гаоляна на каменистую косу бугра выскочило несколько солдат противника. Это были русские.

Пули густо свистели над бугром, шлепались в землю, попадали в людей.

На бугре показался капитан с пистолетом в руках.

— Так и следовало ожидать! Били по своим, — сказал он, вытирая лоб. — Где эта чертовская сопка?

— Полагаю, что та! — ответил Свистунов.

— Понимаете ли, ходим с шести утра, растеряли всех солдат, сто раз перестреливались с японцами в гаоляне — нет, нет, не думайте, не с такими японцами, как вы, с настоящими, — и ничего, кружимся по одному месту: на этот бугор выходим уже в третий раз! С ума можно сойти. Вы говорите, Нежинская сопка та? Я тоже думаю, что та.

Капитан снова повел роту в гаолян.

— Пойдем и мы, — решил Свистунов.

Роты построились, людей пересчитали.

Непрерывный дробный гул от огня пулеметов и винтовок повис над полем.

Где остальные батальоны полка? Где командир полка? Ни одного офицера чином старше капитана не видел Свистунов даже поблизости от гаолянового массива.

В каком месте штурмовать сопку? Ведь нет даже плана сопки! Взаимодействовать с кем? Двадцать девять батальонов штурмуют сопку! Где эти двадцать девять батальонов? Кто сосед?

— Позор, позор, — шептал Свистунов. — Вот он, наш штаб, многолюдный, со знатными именами.

С большим трудом Алешенька Ивнев нашел штаб 17-го корпуса, Бильдерлинга не было, он выехал навстречу Куропаткину, объезжавшему войска. Штаб представлял собой хорошую дивизионную палатку с откинутыми для циркуляции воздуха полами.

Штабные офицеры работали у своих столиков. Оглядев столики, Алешенька с радостью увидел капитана Минаева, которого знавал еще в России.

Минаев, черненький, быстрый в движениях, пожал ему обе руки сразу и усадил около себя на ящик.

— Официально вам нужно обратиться с вашим поручением к генералу Пляскину, — сказал он, выслушав Ивнева. — Генерал в соседней палатке. А неофициально могу рассказать и я. Взята ли нами сопка? Сомневаюсь.

— Капитан, я хочу иметь точную картину. Кто командует группой войск, атакующих сопку?

Минаев задумался.

— По правде сказать, никто.

— А разве Куропаткин не назначил?

— Прямого назначения не было.

— Но почему же сопку отдали без боя?

— Это касается второго акта драмы. Нежинскую сопку, или, как местные жители зовут ее, Монжу, занимали Нежинский и Моршанский полки. Сопку японцы взяли в обхват, моршанцы тотчас скатились вниз и подались в сторону. Нежинцы же, вначале последовавшие за ними, одумались, вернулись и штыками выбили противника. Полегло их изрядно, в атаку шли они чуть ли не колоннами, японцы били их из винтовок и пулеметов, однако атаки нежинцев не выдержали и отступили. Ночью, когда взошла луна, японцы обстреляли Монжу артиллерией и пошли на штурм. И вот тут нежинцы отступили без боя… Почему? Должно быть, чувствовали себя брошенными, одинокими.

— Но почему им никто не помог? Разве никто не знал, что делается у Монжу?

— Знать-то знали, — вздохнул Минаев, — но ведь каждый из нас знает свой участок, свою позицию. Ведь наступление наступлением, а каждый спешит окопаться… Куропаткин говорит о наступлении, а войска окапываются, — должно быть, теперь никто не верит в наступление, а перед японцами — страх.

— Под Ляояном я не видел страха, — мрачно сказал Алешенька.

— А вот теперь страх. Потому что побеждали, побеждали, а в результате оказались побежденными. И вот страх, страх! Орлов стал укрепляться на Янтайских копях. А на кой черт ему укрепляться? Ведь ему нужно было, как только начались действия бригады Окасаки, ударить на правый фланг Куроки, и все полетело бы к черту.

Так почему же он не ударил? — с возмущением и болью почти крикнул Алешенька.

— К нам приехал от него один мой приятель. Говорит, Орлов сбит с толку. Кроме общего приказа он получил несколько записок от Куропаткина и Бильдерлинга. Приказ и записки противоречат друг другу. Орлов ничего не понимает, сидит разбирается в путанице и пока приказал войскам окопаться на Янтайских копях.

— Да что ж это такое? — дрожащим голосом проговорил Алешенька. — Что у нас делается? В котором часу должна начаться атака Нежинской сопки и по какому пути мне искать атакующих?

— Времени для общей атаки не назначено, направления движения не указано. По-моему, войска идут как хотят, и, что получится из всей этой каши, не знаю. Кустарно, должен признаться, по-дикарски! В штабной нашей работе я разочаровался совершенно.

Алешенька молчал. Он сидел согнувшись и глядел в землю. Земля была черна, с вмятинами от сапог. «Как же это так, — думал он, — с такой точностью Куропаткин размечает отступление, бесконечные и никому не понятные перемещения, а здесь, где нужна величайшая точность, он дивизии бросает на произвол судьбы!»

И в этот момент ему наконец стало ясно: Куропаткин и его генералы не умеют руководить войсками. Им взводами командовать, а не армиями! Вот в чем ужас и безнадежность.

— Я вот чего не понимаю, — сказал Минаев, почесывая переносицу. — Наша цель, насколько я понимаю, уничтожить Куроки. Одна его бригада заняла Монжу и укрепилась на ней. Ну и черт с ней, с этой сопочкой. Обойти ее, поставить заслоны и навалиться на Куроки…

Он смотрел лукаво и оживленно. В руках его был цветной карандаш, которым он рассекал воздух и как бы наносил удары Куроки. «Действительно, пусть японцы сидят себе на Монжу, обойти их и навалиться на Куроки. Почему эта здравая мысль пришла в голову молодому капитану, а не Куропаткину? Что страшного в том, что японцы заняли сопку? Окружить ее. Пусть сидят, как в мышеловке». И оттого, что это было так просто и вместе с тем неисполнимо, Алешеньке стало еще тяжелее.

— Советую вам ехать не к Монжу, а к Орлову, у него свежие войска, только что прибыли из России, и от его удара зависит многое. Между прочим, с Янтайских копей отлично видно и Нежинскую сопку. Орлов — человек интересный, мой преподаватель тактики по Академии генерального штаба. Советую, Ивнев, советую.

Алешенька пожал Минаеву руку и поехал к Орлову.

Западнее деревни Лилиенгоу он встретил дивизию 1-го Сибирского корпуса. Солдаты в своих тяжелых сапогах, нагруженные вещами, едва передвигали ноги. То и дело останавливались целые колонны, и едва останавливались, как солдаты падали на землю, накрывали чем могли головы и мгновенно засыпали.

«… О каком наступлении может идти речь? Это ведь 1-й Сибирский корпус! Почему ему не дали отдохнуть?»