Среди новых знакомых Винтера был лейтенант Саката. К этому знакомству Винтер теперь отнесся с особенным вниманием. Они сблизились. Вместе ходили по ресторанчикам и вместе поехали отдохнуть в Йокосуку, курорт около Иокогамы, некогда рыбацкую деревушку. Полтора часа поезд мчался по скалам, над скалами, мимо домиков, сосен с ветвями, вывернутыми ветром, мимо троп, по которым катились велосипедисты, шли пешеходы, животные.

Йокосука оказалась живописным городком, однако реже всего в нем можно было встретить отдыхающих на курорте. На каждом шагу попадались военные матросы и надписи по-английски и по-японски: «Снимать фотографии запрещено».

— Это военный курорт? — спросил Винтер, стягивал с себя короткие шерстяные штаны и жаркие шерстяные чулки.

Саката прищурился:

— Йокосука — морской курорт для подготовки матросов!

После купания они лежали на песке под освежающим ветром, а потом вскарабкались на высокий холм.

— Священное место, — пояснил Саката, указывая на могилу. — Здесь похоронен Вильям Адамс — первый англичанин в Японии. Он приехал к нам в тысяча шестьсот десятом году на голландском судне. Он умел строить корабли! Его искусство так понравилось нам, что его не отпустили назад. Он жил здесь как король, женился на японке. Ему сказали: выбирай, какую хочешь. И он выбрал. Вот его могила, а вот ее могила. Святое место нашей любви к англосаксам!

Саката рассказывал Винтеру о военных школах, о новом порядке назначения офицеров, о том, как принимаются новобранцы… Армия уже достигла огромной цифры — двести тысяч! Но должна быть в полмиллиона и даже в миллион!

— Зачем же такая большая? — полюбопытствовал Винтер.

— Япония страна маленькая, поэтому.

Оба засмеялись.

Когда Винтер рассказал Хиту о своей поездке на курорт, Хит свистнул:

— Ты не видел там ни пушек, ни фортов?

— Ничего, кроме могилы Адамса!

— Надо тебе сказать, что Йокосука менее всего курорт. Это последнее слово крепостного искусства — японский Гибралтар. Форты строили по планам немецких инженеров. Немцев в Японии уважают. Особенно после Седана. Конституция по образцу Бисмарка, армия по образцу прусской. Один из виднейших японских генералов Ойяма — друг и поклонник Мольтке…

Винтер вернулся во Владивосток в глубоком раздумье. На берегах Тихого океана появилась новая сила. Умный человек должен извлечь выгоду из событий, которые неминуемо разразятся.

И события разразились.

Японцы заняли в Сеуле королевский дворец; королевою семью перевезли в свое консульство, и новый глава правительства, беспомощный восьмидесятилетний Те Уонь Гунь, объявил священную войну за «независимость» Кореи. Смысл этого объявления заключался в том, что на помощь против Китая он призывал японцев.

… Так, так… все делается с соблюдением установленных между народами правил!

Началась японо-китайская война.

События развивались стремительно: семнадцатого сентября китайский флот встретился с японским, китайцы несколько превосходили силами своих противников, но проиграли сражение, потому что японские суда были вооружены скорострельными пушками.

Японцы вторглись в Маньчжурию. Десантная армия появилась перед Порт-Артуром, который считался неприступной крепостью. В самом деле, крепость могла быть неприступной, но лучшие батальоны ее гарнизона были отправлены на Маньчжурский фронт, крепостные пушки, не установленные в гнездах, валялись на земле. Кроме того, большая часть вооружения, присланного европейцами, оказалась непригодной. Порт-Артур был взят.

Маньчжурское правительство предложило мир. Япония не возражала, она согласилась на переговоры, однако, когда приехала делегация, японцы целую неделю рассматривали ее полномочия и наконец объявили недостаточными. То же самое повторилось со вторым и третьим составом делегаций. Япония издевалась над своим старым соседом, у которого столько времени черпала свою духовную пищу. Войска ее тем временем забирались в глубь Маньчжурии. Уже вся южная Маньчжурия была в руках японцев. Только узкий горный хребет отделял японскую армию от провинции Чжили. Дорога на Пекин была открыта. Тогда Япония, боясь поднять против себя весь китайский народ, заключила мир. По Симоносекскому договору она получала Ляодун, Тайвань, Пескадорские острова и огромную контрибуцию.

Винтер был доволен. В самом деле, кто из американцев мог быть этим недоволен?

Китайский великан повержен и станет добычей предприимчивых людей.

Очень хорошо, что Япония захватила много земли. Это не угрожает американцам. Вот милой России придется не сладко. Япония вгрызается в самую мякоть Китая, и там, в этой мякоти, найдется местечко для американцев, а для русских — нет… Кроме того, неприятно будет русским иметь японцев в Ляодуне, рядом со своим Приморьем; теперь уж для всех ясно, что японская армия не хуже любой европейской армии. Недаром Лондон решил считать Японию равноправной с европейскими державами.

…«Так-то, милые русские!» — Винтер потирал руки.

Но практически мирный договор принял несколько неожиданные для Винтера формы.

Ляодуна Япония не получила. Вмешалось русское правительство, Франция и Германия поддержали его. Три военные державы посоветовали Японии умерить свой аппетит. Для того чтобы совет был доходчивее, к берегам победительницы отправился соединенный флот.

Япония испугалась новой войны и приняла совет. Она отказалась от Ляодуна.

После войны Винтер особенно подружился с японским консулом Суваки. Японцев в крае становилось все больше. Они открывали торговые дома, представительства и магазины. В русских водах ловили сельдь, кету и другую рыбу.

Консул Суваки много путешествовал по краю. В Ханкайской долине он провел немало времени, интересуясь флорой этой теплой, парной низменности. Его сопровождали ботаники и почвоведы. Они брали пробы и приходили к выводу, что ханкайская земля плодородна в самом хорошем японском смысле, то есть может родить отличный рис! Занятия ботаникой и почвоведением были, несомненно, чисто научными занятиями консула, и он среди жителей Владивостока слыл образованным, с научными, краеведческими склонностями человеком.

Когда было основано Общество изучения Амурского края, Суваки вступил в его члены.

Винтер частенько навещал консула. Если беседа затягивалась, он оставался ночевать. Тогда утром в комнату к нему врывались уборщицы. Сразу — десять! Одна собирала постель, другая возилась с занавесками и окном, третья — со столиками, четвертая — с пылью в углах. Винтер не успевал натянуть на себя штаны, как женщины, не переставая тараторить на своем стеклянном языке, уже кончали уборку, уже исчезали из комнаты, уже ветер врывался в открытые окна.

Винтер говорил консулу:

— Отличная прислуга. Заведу у себя ваших мусмэ.

Беседы с Суваки были самые разнообразные. Блестя глазами, консул частенько рассказывал гостю про героев японской истории. Он не находил нужным упоминать, как сыновья убивали отцов, как буддийские священники организовывали разбойничьи шайки, как друзья предавали друзей. Он рассказывал о преданности и верности. Эти случаи казались Винтеру скучными, но, чтобы не обидеть хозяина, он слушал, обильно куря и жуя японские сласти.

Разговор становился интересным тогда, когда Суваки переходил к судьбе японского народа.

— Друзья-американцы должны знать, что судьба эта чудесна… Японцы станут одним из самых сильных народов мира, может быть, самым сильным… кроме американцев, — добавлял он, и Винтер кивал головой. — Мы будем побеждать в каждой войне.

Суваки был сравнительно высок ростом и даже плотен, но рядом с Винтером казался юношей. Юноша вставал и в беленьких носочках бегал по циновкам мимо крошечного письменного столика.

— Вы будете побеждать в каждой войне, Суваки-сан? — спросил однажды Винтер.

— Мистер Винтер, — ответил с глубоким убеждением Суваки, — это неизбежно. Вы, конечно, не буддист и с исчислениями эр незнакомы, но, даже рассуждая как естествоиспытатель, как ботаник, вы должны согласиться, что каждый цветок цветет в свое время. Сейчас время Японии!