Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Логунов лег рядом с Хвостовым. Японцы вышли из того самого ущелья, по которому ночью ходила разведка, и скрылись в дубовой роще. Но роща была невелика, через несколько минут цепи выбежали на болотистый берег Лян-хэ. Неведомский, до сего времени молчавший, стал расстреливать их шрапнелью.

Японцы шли, однако уже не так, как под Вафаньгоу, когда за передовыми цепями двигались сомкнутые колонны резерва, — сейчас они шли редкими цепями без всякого резерва. Широкие цепи, как волны, выкатывались из рощи.

С одной стороны, здесь было полезное нововведение, с другой — японцы не прижимались на этот раз к земле, не залегали, не заползали за камни; они шли открыто, во весь рост, подобно русским, презирая огонь и смерть. Логунов не знал, что это наступала императорская гвардия Асады. Вдруг Логунов увидел такие же многочисленные цепи, направлявшиеся в обход высотки.

Он ждал, что Неведомский ударит и по этим обходящим колоннам, но капитан только изредка бросал туда снаряд, другой. У него не хватало орудий. А сколько пушек вчера увезли с позиций!

В самом деле, пушки они жалеют, а людей, которые погибнут из-за отсутствия пушек, не жалеют!

— Преступники! — громко сказал Логунов и понял, что никогда не простит «им» этих увезенных пушек.

Перед ним уходили вдаль вершины сопок. Они были разные — одни мягкие, округлые, точно кто-то поставил ряды изумрудных шатров, другие — острые, конусообразные, стремившиеся ввысь. Успокаивала и завораживала глаз эта картина гор, темно-синих ущелий, глубоких распадков, блистающих разноцветных скал. Как странно, что эти горы — горы войны, где ему и другим русским надо драться не на жизнь, а на смерть!

Свистунов шел вдоль гребня высотки, наблюдая за атакующими. Человеческие волны приближались к окопам 21-го полка. В бинокль Свистунов увидел Новицкого, стоявшего во весь рост на окопе. Не одобряя этого, Свистунов сам шел по гребню также во весь рост. Шел спокойно, чтобы солдаты видели, что ничего особенного не представляет собой яростная японская атака.

Но наблюдать за боем у окопов 21-го полка ему не пришлось. Обходящие высотку цепи противника, и не обстреливаемые Неведомским, спокойно переправились через реку и стремительно бросились вперед.

— Смелым бог владеет! — сказал Свистунов Волкобою. — Бери своих охотников, мою первую роту, и, вон видишь ту расщелинку, — оттуда ударишь им во фланг!

На восточной стороне Янзелинского перевала две группы сопок, розоватые в утре, спускались к Лян-хэ, образуя узкий, хорошо прикрытый выход к реке.

Волкобой бегом повел туда отряд.

А у высотки уже кипел бой. Три роты Свистунова отбивали атаку императорской гвардии.

Свистунов, постоянно совершавший должностное преступление — излишнюю трату патронов на учебную стрельбу, — выучил стрелять свой батальон.

Огонь рот был плотен и точен. Императорская гвардия не вынесла огня и залегла.

Через полчаса гвардия поползла. Она забыла свою гордость, свое презрение к смерти; гвардейцы ползли так же, как простые линейные полки.

Перед высоткой торчали мелкие скалы, камни, наваленные стихиями, за камнями возвышались утесы. Тут японцам было бы совсем хорошо, но земля кипела от пуль, и, не добравшись до укрытия, гвардейцы перестали ползти.

На подмогу шел резервный полк. Он еще не рассыпался цепями, место атаки было не менее чем в версте. Полк проходил мимо ущелья, намереваясь обойти высотку с северной стороны. Ущелье было как все ущелья, японцы привыкли к ним, знали их. Полковник Кондо ехал сзади. Все его мысли были сосредоточены на предстоящей атаке.

Из ущелья раздались тяжелые ровные залпы. Ни офицеры, ни солдаты сначала им как-то даже не поверили: известно было, что русских в ущелье нет. Но залпы следовали за залпами, и японцы падали на землю.

Кондо спешился и приказал взять ущелье штурмом, фронтальной атакой.

С длинной широкой саблей в руке он суетился среди своих солдат, подбадривал их и ничего не мог понять, когда роты его, быстро бежавшие вперед, замялись, а потом так же быстро побежали назад.

Вытаращив глаза, размахивая саблей, прыгал он на месте, пытаясь остановить бегущих. Наконец поток увлек его, и он побежал вместе с солдатами. Теперь Кондо оказался впереди и, хотя понимал, что это немыслимо, несся во всю силу своих ног.

Логунов и Волкобой стояли за камнем. Пришла победа, слышались веселые разговоры и шутки солдат. Отряд не понес потерь.

Логунов сказал Волкобою:

— А я все думаю, какая это простая штука — бой. От сотворения мира форма одна и та же: ищут противника, нападают на него и убивают всеми доступными способами. Вся война, вся мудрость и вся философия тут.

12

Куроки и принц Куни расположились на складных стульях у карт, прижатых к земле камнями. Один на другом стояли два ящика сигар. Куроки непрерывно курил и угощал штабных.

Последние клочья тумана поднялись в небо. Голубое, бездонное, оно изливалось обычным беспощадным жаром.

Операция против Келлера началась удачно: лагерь выдвинутого вперед стрелкового полка был взят, полк уничтожен. Но почему задержалась гвардия?

— Русские офицеры все-таки дурно понимают храбрость, — сказал Куроки, продолжая разговор о храбрости и о том, как она проявляется у разных народов. — В окопах русские офицеры частенько стоят во весь рост и обнаруживают не только себя, но и своих солдат.

— На маневрах такая храбрость очень полезна, — заметил Куни.

Куроки усмехнулся и закурил новую сигару. Нет, он нисколько не озабочен тем, что от Асады нет известий. Высотка, должно быть, уже взята. Правда, Ойяма предостерегал против наступления на перевалы, но именно потому, что предостерегал Ойяма, Куроки не хотел медлить, Ждать чего? Когда русские подвезут больше войск? Дела у генералов Кигоси и Симамуры хороши. Юшулинский и Пьелинский перевалы русским не удержать. Правда, есть опасность, — левый фланг армии открыт, а 10-й корпус Случевского — свежий, сильный корпус. Кроме того, по слухам, у Куропаткина имеется в резерве еще и 17-й корпус. В общем, положение опасное. Если русские окажутся упорными и сильными у Тхавуана, они могут обойти гвардию, обрушиться на тылы и разгромить всю армию. По правде говоря, положение чрезвычайно опасное. Но как бы оно ни было опасным, Куроки мог поступить только так. В душе он считал себя самым способным японским генералом; знакомые англичане — например, всем известный Ян Гамильтон — поддерживали в нем это убеждение. Он, Куроки, должен был командовать всеми японскими армиями и разгромить Куропаткина. Почему Ойяма?!

— Пахнет луком, — сказал Куроки. — Дикий лук!

Куни потянул носом.

— Помните нашу первую ночевку в китайской фанзе? — спросил он.

Куроки засмеялся, соседние офицеры засмеялись тоже. Все вспомнили бедную фанзу, детей, рассыпавшихся в разные стороны, и молодую китаянку, которая так растерялась при виде японцев, что уронила из рук корзину с луком. Куроки зашагал по луковицам, поскользнулся и чуть не упал.

— А все, маршал, ваша привычка не дожидаться приглашения адъютанта, — проговорил. Куни, называя генерала Куроки маршалом, как это делали все близкие к Куроки офицеры, подчеркивая свою оппозицию Ойяме.

— Тогда на долю адъютанта достанутся все секреты.

Солнце палило, стулья перенесли в тень дубов.

— Гвардия лежит уже три часа перед русскими позициями, — сказал Куроки, прочитав только что полученное донесение начальника гвардейской дивизии генерала Хасегавы. — Бедный Асада надеялся на быструю победу! Впрочем, о его бригаде Хасегава сообщает мало. Он сообщает о русских. Хасегава пишет, что русские восхитили его бесстрашием. Полковник Кондо дважды водил в атаку полк. Во второй раз он шел во главе первой роты под знаменем. Погиб. Знамя удалось спасти. Полк разбит. Да, русские сегодня молодцы. Сражение разыгрывается очень интересно.

Он говорил ровным голосом, меланхолично, и штабные понимали: все, что ему сейчас остается, — это хвалить русских.

178
{"b":"184469","o":1}