Но Саката был уверен в исходе войны. Во всяком случае, для себя. Он был убежден, что уцелеет; не может быть, чтобы его убили. Офицер не должен лезть вперед. Саката останется жив и в любом случае будет пожинать плоды войны.

В тыл он приехал меньше всего для того, чтобы посетить родственника. Он прошелся по китайским лавкам и обнаружил следы того, кого хотел здесь увидеть, — Такахаси Мондзабуро.

Следы эти привели Сакату на собрание торговых старшин, где Такахаси предлагал китайцам на выгодных условиях свой текстиль. Он лучше английского, потому что дешевле, но главным образом потому, что в кругу старшин сидит Такахаси, а не английский купец, Ведь не правда ли, сидит он, Такахаси?

Старшины кивали головами; сомневаться не приходилось: перед ними сидел Такахаси. Почему же не принять выгодных условий Такахаси?..

И они приняли его условия. Потом подали чай, печенье, сласти.

— Ни русского текстиля, ни английского, ни американского! — говорил Такахаси. — Раньше вы заключали сделки с некиим Валевским… Где теперь Валевский? Здесь я, Такахаси, а не Валевский.

Саката сидел за занавеской, курил и терпеливо ждал, когда Такахаси закончит всю процедуру.

Через час процедура закончилась, Такахаси вышел и увидел капитана, скромно приютившегося в деревянном кресле.

Соотечественники обрадовались друг другу и не торопясь зашагали по улице, по которой взад и вперед сновали японские солдаты, проезжали подводы, лазаретные фуры…

Комната Такахаси в каменном доме. Толстые сырые стены, мало воздуха, мало радости; как люди могут жить в каменных домах?!

— И в Японии у нас теперь, к сожалению, строят такие же дома.

Но и о воздухе и о каменных домах — все это были слова приличия, суть была в другом.

— Акции, Мондзабуро-сан! Генерал на днях подсчитал свои акции и нашел, что их у него недостаточно.

— Для меня большая радость, что генерал нашел свое количество акций недостаточным.

В самом деле, Такахаси почувствовал удовольствие: очень хорошо, когда генералы заинтересованы в деле!

— Все будет, — сказал он, — передайте генералу…

— А мне? — тихо спросил Саката, пряча пакет. — Как известно, посредники…

Он получил свое.

Потом пили водку и вина разных народов и говорили о военных событиях. Такахаси не скрывал радости по поводу того, что война не так легка, как на это надеялись вначале японские газетки, полагавшие взять Порт-Артур в двухдневный срок, а всю Маньчжурию завоевать в двухнедельный… Война кровопролитна, много потерь. Но разве японки не народят новых солдат? Надо смотреть на все философски. Важно преуспеяние дела, ибо дело венчает нацию. А люди, капитан Саката, люди будут всегда, эта фабрика действует безотказно…

Мондзабуро был современный человек и не боялся показывать истины, которые старые японские купцы таили про себя.

После водки, акций и выгодных перспектив дальнейшего истребления японцев на войне на душе Сакаты стало празднично. Будущее Японии и будущее Сакаты сливались воедино.

Нужно захватывать!

Такова формула жизни.

Сделав дела, Саката отправился навестить родственника. Капитан Комура умирал.

— Рана в живот неизлечима, — сообщила Сакате сестра милосердия — англичанка.

В госпитале работало много англичанок. Та, что говорила с Сакатой, — высокая, светловолосая, — несомненно была красива, а ее рост и полнота взволновали офицера.

— Это мой родственник умирает, — печально сказал Саката. — А вы, мисс, приехали сюда издалека? Неужели из самой Англии? Полны ненависти к русским, хотя близко вы их не знаете и не хотите знать? Достаточно того, что изо дня в день вы читали в газетах, что русские стремятся уничтожить Англию и что они самый отвратительный народ в мире? Да, англичане — чудесные люди! Мы, японцы, спим и видим во сне добрую Англию.

Женщина наклонилась для того, чтобы смотреть в его глаза, у нее была белая, слегка посмуглевшая на маньчжурском солнце кожа. На постели умирал капитан Комура, а капитан Саката здравствовал и умирать не собирался… Шепотом, боясь смутить умирающего, он рассказывал англичанке про подвиги японской армии и свои собственные.

Рассказывал и думал: кто эта женщина? В самом ли деле на нее так повлияли газетные статьи, что она решила оставить свой дом и примчалась помогать японцам, или это мисс, приехавшая искать военного счастья? Не нашла дома — думает найти на войне.

По-видимому, последнее. Трудно поверить, чтобы обеспеченная и красивая женщина, читая газеты, почувствовала ненависть к неизвестным русским и любовь к неизвестным японцам.

— Англичане — великая нация, — сказал Саката, прислушиваясь к предсмертным стонам родственника. — Пример этому — вы: вы все бросили, и вот вы здесь, у постели умирающего героя!

Женщина смотрела на него прозрачными голубыми глазами, большая, здоровая… Неужели она не имеет мужа?

Саката возвращался в свой полк в прекрасном настроении. Он был один из тех, кто создавал идеи века и кто чувствовал, что эти идеи соответствуют всем его желаниям.

Через несколько дней генеральное сражение, и японцы его выиграют, ибо войну они начали тогда, когда разведка точно учла силы русских и их полную неготовность к войне. Напрасно Куропаткин грозится под Ляояном, — не готов еще Куропаткин, а японцы давно готовы.

Мысли были бодры, но все-таки в душу закрадывалось опасение.

Однако это опасение было пустячным. Много будет убитых японцев? Так что же — значит, много будет заказов на обмундирование для резерва. Иссякнет резерв?.. Но ведь англичане — союзники, американцы — друзья, а немцы рады-радехоньки русским затруднениям и неудачам!

Да, да, все будет хорошо. Таково соотношение сил в мире. Сакату ожидает счастье.

Капитан не доехал до расположения полка. Его встретил вестовой полка и передал приказ явиться в штаб Куроки.

Под старыми тутами, около палатки Куроки, сидели полковник американской службы Дуглас, англичанин генерал Хардинг и принц Куни.

К северу от тутовой рощи протянулась невысокая холмистая гряда; на западе, среди огородов и садов, виднелась большая деревня, а от нее до реки широко раскинулись гаоляновые поля. Легкий шелест шел от зреющих колосьев, мешаясь с пением кузнечиков и цикад.

Худощавый Хардинг был в военном костюме. Дуглас — в свободной рубашке, в штанах до колен и парусиновых туфлях.

Англосаксы сидели на ящиках, принц Куни примостился на камне.

— Война должна уничтожать и сжигать те пороки, которые так роскошно разрастаются на почве мира и цивилизации, — поучительно говорил Хардинг. — Иначе какая была бы от нее польза, не правда ли?

Принц протянул гостям сигары. Они курили, рассматривая толстые, тяжелые ветви тутов, и изредка поглядывали друг на друга.

— Я видел русских пленных, — сказал Хардинг. — Ни одного грамотного! И в этой стране — всеобщая воинская повинность! Надо запретить России всеобщую воинскую повинность, пусть имеет небольшую вербовочную армию. При заключении мирного договора, принц, Англия потребует этого. Мы положим конец существованию всеобщего страшилища — русской армии.

Из палатки вышел Куроки. Он пожимал гостям руки и восклицал:

— Очень доволен, очень счастлив!.. Такие прославленные люди, как генерал Хардинг и полковник Дуглас, прикомандированные к штабу Ойямы, нашли возможным посетить мой шатер! Джентльмены, конечно, голодны… К сожалению, мой обед — простой японский обед… Но прошу, прошу…

На обед подали пудинг из чумизы в розовом соусе и катышки из рубленого мяса, поджаренные в тесте.

У столиков денщики положили мешки с яблоками и грушами.

Хардинг сидел между начальником штаба Куроки генерал-майором Фудзи и генералом Футаки. Обоих он знавал раньше. Первого, когда тот был военным агентом в Париже, второго встречал в Лондоне. Они вспоминали кое-что из этого приятного прошлого. Старые знакомые, старые друзья!

После обеда гости и хозяева отдыхали. Футаки отнес свой плащ в чащу тутов и прилег. Спал он недолго и проснулся от звука голосов. Разговаривали Дуглас и капитан Саката.