– Действительно, – согласился Амон и скрестил руки на груди. – Хорошо, что после того, как они пропали, мы сообщили про это колдовство вам. Не узнай вы о нем…

Многозначительная тишина повисла над площадью. Четверо мужчин смотрели на оракула, давая ему осознать, какое обвинение только что прозвучало.

– Все, кроме квардинга Ада – пошли прочь. Каждый из вас завтра с раннего утра и до поздней ночи будет заниматься с молодняком. Свободны.

Поклонившись Динасу, отосланные удалились. Хранители, с одной стороны, досадовали, с другой – радовались. Заниматься с малышами (которых было по пальцам пересчитать) – дело непростое и в общем-то обременительное, но, с другой стороны, это лучше, чем… чем что-либо другое.

– Ты который раз идешь против меня, сын бывшего левхойта, – отбросив притворство, сказал старый колдун, когда ненужные свидетели ушли. – Уверен в себе? В тех, кто тебя окружает?

– Вы не почувствовали волшебства, оракул. Ваше могущество слабеет. – Демон сделал шаг вперед. – И вы это понимаете. Только предателя ищете не там. Среди моих демонов его нет.

– Тебе виднее. – Динас прищурился. – Но предупреждаю: еще одна попытка подорвать мой авторитет – и я с радостью напомню о своем могуществе, размазав тебя по стенке. Свободен.

Амон не стал задерживаться. Даже не поклонился, как приличествовало. Бездна, которой он щедро поделился с Леринией, росла в душе, рождая беспросветную усталость и равнодушие. Шесть дней квардинг боролся с ней и проигрывал, а сейчас уже не помнил, за что боролся. Усталость засасывала рассудок, а те немногие чувства, что еще были, – стирались. Даже Зверь все реже поднимал голову, напоминая о себе, лишь скулил иногда от необъяснимой тоски.

Эти перемены в предводителе адова воинства почувствовали все. Даже оракул избегал смотреть в глаза собеседнику. Боялся. Амону ничего не сделали за претендентку, которая так и лежала, белая, с синюшными губами, и смотрела не моргая куда-то вдаль. Никто не мог объяснить, что произошло между этими двумя, не знал того и Динас. Не знал и потому не мог понять, с какой стороны опасаться мятежного юнца. Старому колдуну казалось, что он достаточно хорошо знает отпрыска Мактиана. Но тот, как выяснилось, был полон сюрпризов. Неприятных сюрпризов.

Под сводами широкого перехода было прохладно и тихо. Светловолосый мужчина с окаменевшим лицом и мертвыми глазами остановился, задумавшись. Рассудок сковывала истома безразличия. Взгляд отыскал балкон второго этажа, где сейчас находилась та, которую демон зачем-то назвал своей ниидой. Он уже не помнил, с какой целью это сделал. Однако знал, что сейчас должен к ней пойти. Взлететь или отправиться пешком?

Пустота обволакивала. Крылья не раскрывались. Взлетать не хотелось. Он устал. И, лишь выждав еще несколько часов, вспомнил, зачем нужно подняться к рабыне.

Остановившись перед дверью, хозяин человечки безразлично посмотрел на несущего стражу телохранителя. Будет мешать. Хотя… стоит как пригвожденный. Спина наверняка сильно болит. Не боец.

– Свободен на сегодня, – последовал равнодушный приказ.

Страж вскинулся, но, встретившись со своим предводителем взглядом, тут же отвел глаза.

– Мой квардинг…

– Я должен повторить?

Фрэйно покачал головой и отступил, освобождая дорогу. Амон отвернулся и вошел в покои, так и не заметив, что охранник неслышно вернулся на прежнее место. Даже ценой жизни он не собирался оставлять нииду одну.

Тем временем демон миновал гостиную, несколько комнат – зачем ему их так много? – и вошел в спальню.

Невольница сидела на кровати и кусала без того искусанные губы. Увидев господина, она вскочила, но тут же осела обратно, обхватив руками трясущиеся плечи. Устала. Напугана. Прекрасно. Значит, будет меньше сопротивляться. Он опустился в кресло, глядя на жертву остановившимся, полным усталости взглядом. Неужели он когда-то ее хотел? Что в ней хотеть? Худая, изможденная, с копной слишком ярких волос. Несуразная.

– Амон, что с тобой? Почему… – Она пригляделась, понимая, что ей не померещилось тогда, на площади. – Почему ты поседел?

– Хозяин, – равнодушно поправил квардинг.

– Что?

– Не Амон, а хозяин. Кто дал тебе право обращаться ко мне по имени?

Кассандра отшатнулась, но на удивление быстро совладала с собой и медленно, четко ответила:

– Ты. Ты дал мне это право. Что с тобой? Что произошло? Я…

– Молчать.

Он не повысил голоса, но она осеклась. Девушка не знала этого странного чужака. Он словно поглотил все то настоящее, живое, яростное, что было в ее демоне. Застывшее лицо, равнодушные глаза бледной, выцветшей синевы, седина в волосах, незаметная обычному взгляду, но так отчетливо видимая нииде. Голос, лишенный чувств, утомленный. Ни ярости, ни гнева. Он даже не спрашивал ничего. Что он с собой сотворил?

Рабыня поднялась, подошла к господину и осторожно коснулась льняных, словно подернутых инеем волос.

– Амон…

Он перехватил ее руку и отшвырнул. Но не встал с кресла, лишь с интересом посмотрел на тонкую шею.

– Соскучилась?

– Да.

Безразличная усмешка.

Он не смотрел в глаза, он изучал ее, словно не помнил.

– Раздевайся. Покажи, как ты соскучилась.

– Зачем? – Кэсс покачала головой. – Ты меня не хочешь. Просто собираешься унизить. Для чего тебе это?

– Интересно понять, – квардинг поднял взгляд на собеседницу, и та вздрогнула, – для чего ты мне?

Бездна, разлившаяся в бескрайних черных зрачках, манила, влекла, звала. Невольнице казалось, она падает в пропасть и никогда не достигнет дна. Потому что дна нет. Есть безумие, поглощающее рассудок, и тьма. Беспросветная синильная тьма, которая затопляла душу. Бездна смотрела в нее, жадно пожирая все то светлое, что еще оставалось, что умело чувствовать и дарить чувства.

Девушка стиснула зубы и смогла-таки отвести взгляд. Выдержит. Все выдержит. Если надо – заберет эту бездну себе, но его вытащит. Что он натворил? Зачем? Как? Непроглядная глухая тьма тащила ее за собой. Сдаться. Покориться. Пусть поглотит. Пусть делает, что хочет. Только подчинение. Только пустота, тихая, спокойная…

Руки потянулись к вороту рубахи, медленно развязали тесемки и рывком сдернули единственную одежду. Ниида знала, что тело покрыто ссадинами и синяками, знала, что сильно похудела, если не сказать – отощала, знала, что даже, несмотря на недавнюю ванну, выглядит чумазой замухрышкой. Она ждала унизительных слов. Ему ведь нужно ее унизить. Вот только зачем? Скоро узнает.

Демон осмотрел невольницу и скривился.

– Ты отвратительно худа, – сказал он.

– Да. Как обычно, без тебя забываю поесть, – спокойно ответила та и пожала плечами, словно не стояла перед ним обнаженная, беззащитная, словно не хотела спрятаться от равнодушного взгляда.

На неподвижном лице мелькнула тень легкого удивления.

– Меня не так легко унизить, Амон. С тобой я узнала все: и унижение, и боль, и страх. Тебе нечем меня удивить. И, несмотря на это, я еще спорю с тобой… хозяин.

– Далеко не все. – Квардинг усмехнулся и поднялся на ноги.

Он подошел к своей жертве и негромко повторил:

– Далеко не все. Я еще не отдавал тебя одной из своих сотен. Хочешь, отдам?

– Как приятно знать, что тебе еще важны мои желания. – Карие глаза вспыхнули. – И что ты их, как прежде, исполнишь.

Она провоцировала его. Хотела заставить разозлиться. Пусть рассвирепеет, ударит, набросится – все лучше этой бездны в глазах, этой тьмы, которая смирила даже неистового Зверя.

Амон приподнял бровь, принимая непочтительные слова дерзкой собеседницы.

– На колени.

– Обойдешься.

Кассандра мысленно усмехнулась, снова заметив его удивление. Похоже, бездна, наполнившая демона, не родила в душе рабыни главного – смирения. Нет ничего унизительного в том, чтобы бороться за своего мужчину, кем бы он ни был. Строптивица вскинула голову, упрямо ловя его взгляд, и пошатнулась. Все тело свело тугой мучительной судорогой, и несчастная провалилась в воспоминания хозяина, словно в омут. Увидела, как он пытал Леринию, как после этого тьма взялась за него. Девушка зашлась в беззвучном крике, когда бездна начала пожирать ее воспоминания, ища доказательства предательства. Доказательства, которых не было.