Было смертельно страшно, но я заставил себя подняться на трясущихся ногах и посмотреть ему в глаза.

— Отец, я не хочу быть рыцарем. Я не хочу наследовать твои земли и быть привязанным к ним. Я хочу отправиться в путешествие и увидеть мир! — едва не прокричал я, чтобы унять сжимающий сердце ужас. Ну да, я тогда был тем еще романтичным придурком и думал, что путешествия — это весело.

— Повтори это ещё раз, крысёныш! — прорычал он в ответ. — А ну скажи это ещё один раз, я не услышал твой писк! — после чего на меня обрушилось давление его Воли, его глаза мрачно сияли, а он сам мне показался разгневанным божеством. Меня гнуло к земле, ноги дрожали, а спёртый воздух в груди не позволял даже вымолвить слово. Но мне было двенадцать, и он меня уже кое-чему тогда научил. Я сжал кулаки и заставил себя твёрдо посмотреть ему в глаза, после чего ударил по его Воле своей.

— Я не хочу стать таким же пьяницей как ты! Я стану странником и увижу мир! — выкрикнул я ему в лицо. А спустя мгновение понял, что он меня убьёт. Огромная рука взлетела вверх, озаряясь красным сиянием. Чувствуя, что по спине стекает холодный пот, я заставил себя смотреть ему в глаза. А потом рука опустилась мне на голову. Давление ослабло, а он захохотал, растрепав пятернёй мои волосы, цвет которых достался от матери.

— Хорошо сказал, говнюк. Херню, конечно, сморозил, но сказал хорошо. Ты вообще знаешь что значит быть странником? Знаешь, как выжить в лесу? Найти воду в пустошах? Как сохранять силы в пути? Ой не могу, умора! — отец захохотал ещё сильней, а я упрямо набычился.

— Так научи меня, раз такой умный! Я не собираюсь плясать под твою дудку всю жизнь, ясно? — на что отец нахмурился и уже не так весело ответил:

— Нахрена мне тебя учить? Жизнь научит, она лучший учитель, чем какой-то пьяница. А ты уже не малыш, раз смог выдержать давление моей Воли. Запомни, Ланн: столкнувшись с испытаниями, превосходящими их возможности, люди оказываются перед перед выбором с тремя вариантами. Они либо умирают. Либо ломаются. Либо становятся сильней. Посмотрим, что выберешь ты! — и мгновение спустя мир потемнел.

Очнулся я уже в глухом лесу, небрежно привязанный к дереву, а неподалёку из земли торчал отцовский кинжал. Освободившись, я долго плутал, чуть не был загрызен медведем и едва не сдох от голода. Впрочем, меня вела ясная цель, я твёрдо решил во что бы ни стало выжить и поквитаться с дрянным папашей за всё. Так что, благодаря Воле, от медведя мне удалось убежать, после чего я поймал и сожрал кролика. Сырым, разумеется, как развести огонь в лесу без огнива я тогда не знал. Ну а когда я всё-таки вернулся домой, отец в пьяном угаре меня на радостях чуть не прибил. Но пообещал научить всему, что знает сам. А знал он много, не просто так его уважали все бароны и даже прозвали героем. Мда, если признаться, я даже тогда его ещё уважал. Восхищался им. Откуда мне было знать, во что может превратиться человек из-за вина, тоски и отчаяния?

Вот уже третий день барон пробирался по Старой Чаще. Каждую ночь то, что таилось в её сердце, звало его к себе, пыталось сломить, подмять под себя. Ланн был сильно истощён, в первую очередь, ментально. Его Воля была близка к пределу прочности, а разум готов был сломаться. За каждым деревом и кустом ему сейчас мерещились тени, зовущие и осуждающие. Зачем он сопротивляется? Почему не хочет поддаться зверю внутри себя? Безмолвно они вопрошали юношу, который, словно часовой механизм, заставлял себя делать шаг за шагом по прелой листве.

Ланн давно перестал обращать на них внимание, он уже и забыл, откуда он идёт и куда. Он помнил лишь одно: он должен продолжать путь. В те редкие моменты, когда ему удавалось заснуть, ему снились сны из детства. Он черпал из них злость и силы. Судорожно, до белых костяшек сжимая рукоять трофейного меча, он продолжал идти. Ближе к вечеру третьего дня барон понял, что что-то в окружающем его мире изменилось. Нет, он так же чувствовал на себе взгляды из теней, но сейчас они уже были не вопрошающие. А яростные и голодные.

Накатило ощущение приближающейся угрозы, что заставило его напрячь остатки Воли, чтобы попытаться прояснить разум. Его глаза вспыхнули, когда он встряхнул головой и огляделся вокруг. То, что прежде ему казалось тенями, сейчас обрело очертания. Держась на границе зрения, ловко скрываясь во тьме, вокруг барона кружилось шесть едва различимых фигур.

Ланн чувствовал, что они переполнены той же Волей, что и зов, который он слышал каждую ночь. Вокруг царил полумрак, делая зрение совершенно бесполезным. Но оно сейчас было не нужно барону. Он бросился бежать, стараясь оторваться от преследователей, почувствовав, как их ауры вспыхнули от ликования и жажды погони. Разделившись на две тройки, тени начали окружать барона, лес наполнили звуки кровожадного рычания. Чем бы эти твари не являлись, они точно не были обычными зверями.

Вслепую маневрируя между деревьями, Ланн ориентировался исключительно на чувство Воли, переполнившей этот лес. За три дня, проведенные здесь, он успел её хорошо понять и возненавидеть. Он искал подходящее место, чтобы дать этим тварям бой. Вскоре ему повезло, и он выскочил на небольшую поляну, что была едва освещена бесконечно далёкой серебрянной луной, проглядывающей между крон деревьев. Остановившись, юноша скинул наземь дорожную сумку, выхватил и выставил перед собой длинный меч, а преследователи окружили проглядину и замерли.

Он видел в колебании их Воли животный голод и страх. Они чувствовали его необычность и чуждость этому месту, хотели порвать его на куски, но медлили, ощущая угрозу. Барон усмехнулся, закатал рукав кожаной куртки и нанёс себе небольшой порез. Запахло кровью, этот едва уловимый в воздухе аромат спустя пару секунд вызвал в монстрах вспышку ярости, и они бросились на него со всех сторон. Крепко зажмурив глаза, Ланн сфокусировался на очертаниях чужой ауры.

Первая и самая крупная тварь пылала, словно уголь из костра, она достигла центра проглядины первой и в длинном прыжке попыталась ударить барона лапой в шею. Поднырнув под лапу, барон развернулся и рубанул мечом. Сейчас желание выжить и ярость от столкновения с реальным, ощущаемым противником раздували его Волю. Вспышка меча осветила поляну, и лапа монстра отлетела, срубленная вдоль плеча. Раздался оглушительный вопль боли, но, не обращая на него внимания, Ланн послал Волю в ноги и высоко подпрыгнул, пропуская снизу удары двух тварей, пытавшихся напасть на него со спины. Сейчас он ясно ощущал все их движения, даже не открывая глаз, а реагируя только на колебания ауры.

Взлетев на пару метров, он совершил в воздухе кульбит и опустился на землю, рубящим ударом клинка целясь в одного из отставших преследователей. Направив в руки и меч переполняющую ярость, барон заревел и обрушил клинок, монстра перерубило пополам, тот не успел даже отскочить. «Осталось пять», — пронеслось у Ланна в мыслях, он припал к земле на колено, чувствуя, что справа и слева прыгают чудовища, и резко выпрямился, нанося круговой заряженный Волей удар. Монстры отпрянули, но рассечённый ударом воздух загудел, затягивая их внутрь, ближе к барону, и вторым круговым ударом он их достал, вспоров обеим брюшины. Брызнула кровь, мерзко запахло вывалившимися внутренностями, ауры в глазах барона зарябили.

Он вновь почувствовал, что его начинает затягивать чуждая Воля. Три оставшихся монстра бежали на него: самый крупный, тот самый, что остался без лапы, был впереди, собираясь напасть в лоб, два чудовища поменьше бежали по сторонам, чтобы зажать добычу в клещи. Не дожидаясь, Ланн бросился навстречу, но ему в ноги вцепились зарубленные им твари. Даже подыхая, они пытались дотянуться до вожделенной сладкой плоти. Барон разделял их страсть, их голод. Замедлившись лишь на пару мгновений, Ланн срубил им головы двумя быстрыми короткими взмахами клинка, рыча от ощущения превосходства над ними.