Она выгнулась дугой и задрожала от смеси наслаждения и боли, но меня уже было не остановить. Эта женщина была моей. Желание защитить тонуло в океане животной страсти, я вонзался в неё, не жалея сил, а её мягкое и податливое, растянутое моим членом женское естество принимало меня без остатка. Положив руки ей на плечи, я прижал её к кровати, нависнув сверху. Она жалобно простонала, доверчиво вглядываясь в моё лицо. Её уязвимость и нежность ласкали мой взгляд. Она была слишком уязвимой, слишком нежной, слишком невинной.

Жестокие, низменные желания взяли надо мной верх, мне захотелось увидеть эту красоту опороченной, запятнанной, униженной. Выйдя из неё, я взял её за шею и усадил на кровати перед собой, после чего встал и провёл по её пухлым губам членом, залитым её же смазкой. Нам не нужно было говорить, она понимала меня без слов. Как будто мы всё знали друг о друге. Как будто мы были одним целым, и сейчас сливались воедино, перетекая друг в друга. Нежно обхватив член своего возлюбленного, руками я поднесла его головку ко рту и поцеловала, чувствуя, как он опускает свои сильные руки мне на волосы, поглаживая их. Ощущение безопасности и заботы дурманили меня, наполняя страстью. Медленно и нежно он вошёл своим членом в мой рот, и я задрожала, почти кончив от властности и уверенности, которые читались в каждом его движении.

Пока он трахал мой рот, моя киска пылала, лишившись его члена, чтобы хоть как-то унять этот жар, я вошла в неё сразу тремя пальцами, раздвигая её стенки и чувствуя, как из меня на кровать капает смазка. Мне хотелось, чтобы он заполнил меня, сделал своей, хотелось утонуть в его нежности и страсти. Подняв взор, я жалобно посмотрела в его синие, словно вечный лёд, глаза, на его платиновые волосы. Когда он тяжело задышал и издал стон, я задержала дыхание, желая принять его густую горячую сперму. И вспышка сумасшедшего наслаждения заставила мою голову кружиться, когда Ланн наполнил мой рот своим восхитительным семенем.

Выгнувшись на кровати, я бурно кончила, не выходя из растянутой киски пальцами. Тяжело дыша, я с закрытыми глазами играла языком с его семенем, наслаждаясь вкусом и раздвинув ноги, ждала, когда он вновь возьмёт меня, наполнит и сделает своей. Но его всё не было и не было. Открыв глаза, я увидела, что осталась одна. Всё вокруг заполнил туман. А потом накатила невыносимая боль, снова.

Глава 1

Первое, что он услышал, — тихий плач. Потом понял, что плачет он сам. Невыносимая боль постепенно отступала, но слёзы сами собой продолжали течь из глаз. Открыв их и утерев лицо, барон неуклюже сел и осмотрелся. Тело ещё плохо слушалось, грудь сдавливала непривычная тяжесть, а вся одежда пропиталась кровью. Он находился рядом с алтарём в центре каменного круга, но сейчас тот был пуст. Ульмы Кроу тоже уже не было рядом. Воспоминания о прошедшем сражении были тусклыми и далёкими, как будто чужими. Он смутно помнил, что схватился со Стражами, но дальше была только пустота.

Оглядевшись вокруг, беловолосый увидел их раскиданные тела. Похоже, он всё-таки справился, а ведьма, завладев артефактом, исчезла, как и говорила. Всхлипнув, Ланн заплакал снова, чувство потери неодолимой волной захлестнуло сознание, он и подумать не мог, что так сильно к ней успел привязаться. Обняв себя за колени, барон мелко подрагивал от холода. Вокруг стояла глубокая ночь, а луна едва освещала холодные плиты храма. Осознав, в каком он оказался положении, Ланн вздрогнул от вспышки страха. Пусть даже сейчас зов и исчез, но вокруг всё ещё находились сотни монстров, которых он породил.

Ланн заметил металлический блеск, луна освещала меч, которым он сражался: весь залитый кровью, тот лежал неподалёку. Барон с усилием подтянул его к себе. Он ещё никогда не чувствовал себя таким слабым. Даже тогда, когда приходил в себя в доме ведьмы. Его Воля едва тлела внутри тревожным фиолетовым светом, словно окружённая глубоким мраком. Ланн вздохнул и попытался подняться на ноги, но колени подогнулись, и он шлёпнулся опять на задницу. Куртка на нем почему-то висела, а руки казались тонкими и слабыми. Барон расстегнул куртку, чтобы осмотреть раны, и обомлел.

Снизу, в районе груди, он увидел то, что видел за свою жизнь довольно часто, но это «что-то» было совершенно лишним на его теле. Упругие и довольно объёмные холмики, окружённые залитой кровью белой рубахой, медленно покачивались в такт его дыханию. Неверяще сжав их руками, Ланн почувствовал тёплую плоть. Тонко вскрикнув, барон начал расстёгивать ремень и засунул руку в штаны.

Его не было! Его маленького дружка там не было, он смог нащупать только горячую, влажную щель. Отдёрнув руку и ощутив знакомый запах смазки, Ланн вспомнил странные образы из недавнего сна. Беловолосый поднял глаза на луну и обречённо застонал. Ему доводилось оказываться в самых разных переделках, но эта, безусловно, была самая безумная из всех.

Размахнувшись, он ударил себя ладонью по лицу, вспышка боли ничуть не прояснила сознания, и ему не удалось очнуться от этого кошмара. Его одежда была ему слишком велика. Тонкие руки и пышная грудь. Звонкий, серебристый голос. У него не осталось никаких сомнений в этой ужасающей правде. Ланн стал женщиной. Безумный сон, который он недавно видел, полный секса и наслаждения, похоже, оказался пророческим. А ещё он вспомнил виноватые слова ведьмы, которые он слышал, растворяясь в пустоте.

— Какого чёрта! Ведьма, что ты сделала со мной? — непривычно тонким голосом прокричал Ланн в начинающие светлеть небеса. Но, к сожалению, Ульмы не было рядом, чтобы ему ответить. Живот сводило от голода, а тело, заключённое в липкую от крови одежду, непрерывно дрожало. Наскоро осмотрев себя, Ланн понял, что нигде не ранен, похоже, вся эта кровь была не его.

Снова поднявшись на ноги, он запутался в собственных штанах и с громким испуганным визгом едва не упал, уцепившись пальцами за край алтаря. А потом штаны, ремень на которых был расстёгнут, и вовсе с него упали. Обернувшись через плечо, барон с грустью увидел аппетитные округлые ягодицы. Обычно такое зрелище приводило его в восторг: они были почти идеальной формы, а кожа в тех местах, где она проглядывала от засохшей крови, была белой и нежной. Проблема была в том, что сейчас эта идеальная задница была его собственной.

Громко ругнувшись, Ланн наклонился и натянул обратно штаны, они хоть как-то защищали от холода. Осмотрев ремень, барон быстро понял, что придётся прорезать новую дырку, иначе штаны тот не удержит. Свою дорожную сумку, в которой были припасы, а ещё подходящий, чтобы подправить одежду, кинжал, он, вероятнее всего, обронил рядом со входом в храм перед началом боя со стражами. Кожаные сапоги были главной проблемой, они были ему слишком велики и едва не спадали с ног.

Поднявшись на ноги и поддерживая штаны двумя руками, барон неуклюже побрёл в сторону выхода из храма. Вдали, над кронами деревьев, окружающих холм, он уже видел красный свет зари, скоро должно было взойти солнце. Найдя сумку и наскоро перекусив приготовленными Ульмой припасами, Ланн приступил к подгонке одежды. Её бы следовало ещё постирать, да и самому помыться, но на том пути, по которому они прошли с Ульмой, барон не мог припомнить подходящих ручьёв. Зато он прекрасно помнил низкорослых, уродливых карл, от которых они убежали.

Укоротив брюки и рукава куртки, он затянул ремень и встал. Одежда на нём мешковато висела, но это явно было гораздо лучше, чем бегать по лесу в чём мать родила. А вот с обувью были большие проблемы, которые барон частично решил, замотав стопы в несколько слоёв портянок. Это было не слишком удобно и могло подвести в бою, но, увидев свои нежные женские ножки Ланн очень натурально представил, во что они превратятся без обуви уже спустя день похода. А выбираться из Сердца Чащи ему предстояло минимум три-четыре дня.