— Ты как будто другой человек стал. — говорит он: — не то, чтобы я за тобой следил… но…

— Это пубертатный возраст. Изменения затрагивают весь организм. — поясняю ему я.

— Вот! — говорит он: — наш Кента таких слов не знает! Значит — нашего Кенту похитили инопланетяне! А ты — внедренный в школу инопланетный шпион!

— Да. — признаюсь я: — так и есть. Я инопланетный шпион, а ты — прилипала. Все, отстань, я домой пойду.

— Слушай, у вас у инопланетян денег должно быть валом. — говорит он, ступая рядом: — если уж ты инопланетный шпион, займи мне побольше? А я никому про тебя не скажу, за скромную сумму в сто тысяч иен. Каждый день.

— Губу закатай. — советую я ему: — а то сейчас и то что дал отберу. И по голове настучу.

— Да ну. Ты ж драться не умеешь — не верит мне Хироши, но на всякий случай немного отстает.

— Ты куда идешь? — спрашивает он через некоторое время: — куда повернул?

— Как куда — домой же. — отвечаю я, мелькает мысль добавить шуточку из разряда «шальные деньги совсем ум застили», но на самом деле Хироши и Кента не в таких уж и хороших отношениях, чтобы подначивать друг друга. Хироши — такой шут, паяц, весельчак, в каждом классе и каждом коллективе есть такой. Балагур, весельчак и безответственный мудак. Потому он может позволить себе преодолевать социальные барьеры и общаться-подначивать все слои нашего тесного социума — от «хулиганов-спорстменов», «ботаников», «классных девчонок» и «тех-с-кем-никто-не дружит». Кента, кстати, к последней категории и принадлежит. Хироши общается с Кентой раз в неделю — денежек стрельнуть да поболтать пять минуточек — в качестве компенсации за доставленные неудобства. Все остальное время Кента предоставлен сам себе, чему был вполне рад.

— Нас же всех спортинвентарь убрать позвали. — говорит Хироши: — ты чего, забыл?

— А… точно. — уйти и проигнорировать указания по общей уборке инвентаря было бы неразумно. Память Кенты не содержит указания что происходит с людьми, игнорирующими такие запросы — потому что он сам всегда оставался после уроков и помогал во внеклассной деятельности, будь то уборка или клубные заморочки. Прямо сейчас у меня нет желания лишний раз выделяться и привлекать внимание, вон уже даже Хироши считает, что я инопланетянин. Потому разворачиваюсь и иду вслед за Хироши.

— В третий раз за неделю остаемся спортивный инвентарь убирать — ворчит тот: — это все из-за этого волейбола дурацкого, они вечно сетку натянут, а за собой не убирают.

Мы спускаемся вниз по лестнице, кладовая с инвентарем примыкает к спортзалу, и находится в полуподвальном помещении, спортзал находится рядом, но из-за его высоты высокие окна пропускают достаточно света. А вот кладовка без окон, здесь хранится инвентарь, все эти маты, деревянные кони и разборные турники, мячи, обручи и прочее. Запах в кладовке соответствующий — немного затхлый и как будто прелый. Хироши открывает дверь и шагает внутрь, тут же останавливается как вкопанный, я едва не врезаюсь в него, делаю шаг в сторону, чтобы не смотреть ему в затылок.

Вдоль стен кладовой стоят мои одноклассники, а посередине стоит та самая Томоко, почему-то с расстёгнутой блузкой. Из-под блузки светит белым цветом небольшой простенький бюстгальтер. Девушка стоит, опустив голову, а напротив ее стоит наш спортсмен Дэинтаро. Что здесь происходит?

— … а ты все это время обманывала меня? — говорит Дзинтаро: — обманывала всех нас? Твое поведение — это гнусность! Ты — позор нашего класса!

Томоко стоит перед ним и легонько вздрагивает после каждого слова. Дзинтаро — крепко сбитый и физически хорошо развитый парень, в нем, наверное, все восемьдесят килограмм веса, а Томоко и половины от этого не весит — маленькая и худощавая. Когда тебе в лицо кричит человек в два раза крупнее тебя, это может вызвать дрожь, да.

— Что происходит? — спрашиваю я у Хироши, за неимением другого источника информации. Все это мне не нравится и вызывает неясное желание заступиться и поставить все на свои места. Проблема в том, что в этом теле я все еще не до конца освоился и чувствую себя неуверенно — как будто костюм не по размеру надел. Начинать конфликт с Дзинтаро Маэдой сейчас не в моих интересах и не в интересах этого тела.

— Я же говорил, что она по мужикам ходит! — шепчет мне в ухо Хироши: — а Дзинтаро одно время за ней волочился! А сегодня такое узнал! Вот он и…

— Что за глупости. — шепчу в ответ. Действительно, наш спортсмен сегодня показывает себя не с самой лучшей стороны. Устроить разборки у всех на глазах… и почему у нее расстегнута рубашка?

— Давай! — повышает голос Дзинтаро: — снимай с себя все! Покажи всем, что ты показывала мужикам в лав-отелях! Ну?! — он дергает за рукав рубашки, срывая ее с плеча и Томоко тщетно пытается закрыться руками. Кто-то уже щелкает камерой телефона — в Японии законодательно введен запрет на «тихое фото», любая попытка сфотографировать — включает довольно громкую имитацию звука затвора фотоаппарата. Происходящее окончательно перестает мне нравиться. Некоторое время я борюсь сам с собой. Дзинтаро тем временем окончательно срывает с девушки рубашку и начинает спускать бретельки с плеч. Томоко плачет, но не отбивается. Щелканье камер телефонов усиливается, вспышки освещают каморку, словно мы находимся на пресс-конференции поп-звезды. Да какого черта, думаю я и отталкиваю Хироши в сторону.

— Ты чего делаешь, Дзинтаро? — говорю я, вставая между ним и Томоко: — ты же сам потом об этом жалеть будешь. Хватит. А ты — одевайся. — я подбираю с пола упавшую рубашку и протягиваю ее Томоко. Та мгновенно хватает ее и прижимает к груди.

— Э, я не понял! — Дзинтаро толкает меня в грудь и я едва не падаю от этого толчка, меня заносит в сторону. Сказывается разница в весовой категории, Кента весит килограмм пятьдесят пять максимум. Худощав и строен. Правильных рефлексов нет, связки и мышцы не готовы к нагрузкам. Это плохо. Я отступаю на шаг.

— Томоко-чан. — говорю я: — ступай-ка ты домой. Мы с Дзинтаро… поговорим.

— Э, куда пошла? — выдает Дзинтаро и Томоко замирает на месте, как олень на ночном шоссе в свете фар: — стоять, я с тобой еще не закончил!

— И тебе не стыдно? — спрашиваю я, призывая его к разуму и конечно выводя из себя: — чего ты к девчонке прицепился? Ты же мужчина, найди себе соперника по силам.

— Что-то ты дохрена базарить стал, ушлепок. — говорит Дзинтаро и сжимает свои огромные кулаки: — ты допросился. Сейчас я тебя так отметелю, что ты кровью потом харкать будешь. — он делает быстрый шаг вперед и его кулак несется прямо в мою голову. Я едва успеваю уйти в сторону, все же Кента — танцор, а не боец, его тело к такому не приспособлено, связки на колене напрягаются, едва не выходя из строя. Отпрыгиваю назад, едва не сбивая Томоко с ног, отталкиваю ее в сторону двери и начинаю движение вокруг Дзинтаро. Энергии у этого тела не так много, связки и ударные поверхности не готовы, рефлексов тоже нет. Но зато есть мои знания, и холодная голова. Что для меня школьная драка, даже если проиграю и меня и вправду изметелят так, что кровью харкать буду. Ерунда. Но быть избитым — это в самом крайнем случае. Неохота быть избитым.

Потому, едва сделав шаг в сторону, продолжая описывать круг вокруг Дзинтаро, который разворачивается в мою сторону — ударяю ногой ему в подколенный сгиб, чтобы у него подкосилась нога, а я успел зайти еще дальше ему за спину — чтобы перехватить локтевым сгибом шею и применить удушающий, да вот только… моя нога бессильно соскальзывает с его коленки. Я — слаб. Ответный удар — уже не в голову, он понял, что я убираю голову, он бьет в корпус, в грудь, убрать корпус в сторону быстро не успеваю и удар ошеломляет меня, бросает на пол. Упав на пол, от сотрясения я на секунду теряю ориентацию в пространстве, теряю его из вида, а я знаю, что этого делать нельзя ни в коем случае, что… мир вспыхивает и погружается в темноту.

Когда я открываю глаза — рядом нет Дзинтаро. Нет и других парней. Рядом, на сложенных матах — сидит Хироши и смотрит на меня.