А это значит… значит — она нужна ему! Больше чем все эти девчонки на шоу, больше чем эти старые тетки с завода «Колы Джап»… потому что только ради нее он раскрыл свое истинное я! Что же касается членов Клуба Экзорцистов, то тут все ясно, Наоми больше свои проблемы тут решает, Шизука старается с ума не сойти, и только я могу быть ему подругой! И… — она зажмуривается, представляя себе что-то невероятно замечательное и чувствует, как краска приливает к щекам. Все, думает она, все, хватит, сама придумала, сама смутилась, ну что такое, Кента бы посмеялся… кстати и мама спрашивает, мол этот мальчик у вас в классе же учится…

Она топает ногой, прогоняя мысли и снова торопится по коридору, а вот и дверь! У дверей — темное пятно на полу, сгусток тьмы, игра теней.

— Шизука-тян! — обращается она к сгустку тьмы: — а ты чего тут сидишь? Где остальные? — пятно шевелится и откуда-то из переплетения теней — формируется серьезное лицо с большими глазами и бледной кожей. Шизука кивает на дверь, мол остальные там и пожимает плечами. Из-за двери доносится музыка, не то радио, не то портативная колонка. Томоко дергает за ручку двери. Заперто. Шизука поднимается на ноги и встает рядом с ней, откуда-то извлекает короткое обоюдоострое лезвие и втыкает его в щель между дверью и косяком, отжимает язычок замка и открывает дверь. Томоко — врывается в клубную комнату, распахнув дверь. Они все должны знать!

Сделав два шага — она останавливается как вкопанная. Полутьма, свечи, легкий запах благовоний, какая-то ненавязчивая мелодия из портативной колонки… и лежащая на столе Наоми-тян, связанная и беспомощная, с кляпом во рту, повязкой на глазах… одетая только в эти вот веревки. И нависающая над ней Натсуми — в школьной форме с закатанными рукавами и подвернутой юбкой, держащая в руке свечу, так, что раскаленный воск капал прямо на живот Наоми.

— Ээ?! — говорит Томоко и хлопает глазами: — …

— Добрый вечер, То-тян — невозмутимо здоровается с ней Натсуми, ее рука немного дрогнула и воск из свечи полился вниз.

— Мммм! — мычит Наоми-тян и корчится на столе.

— Ээ… я, наверное, мешаю… — говорит Томоко и пятится назад.

— Почему же? — пожимает плечами Натсуми: — стыд перед обнажением и признанием собственных темных желаний — это как дополнительная приправа к блюду. Наоми-тян пока еще в состоянии испытывать такой стыд, так что вы можете посидеть тут… или присоединиться. Вон там, на тумбочке — еще свечи есть. У нее особенно чувствительны живот и грудь.

— Не, я, пожалуй, пойду… Шизука! — Томоко хватает за рукав девушку в черном, которая уже шагнула к тумбочке.

— Мммммм! — говорит Наоми.

— Сейчас, сейчас, дорогая — отвечает ей Натсуми: — уже уходите? Кстати, девочки, имейте в виду — на будущее, что если дверь закрыта и заперта — то для этого есть основания. Можно в конце концов постучаться…

— Д-да… мы уже уходим — Томоко пятится, таща за собой Шизуку, которая идет с явной неохотой.

— А чего приходили-то? — спрашивает Натсуми, поставив свечу на стол: — Что-то случилось?

— А? Что? Ах… да! Кента возвращается! — вспоминает зачем она прибежала в клуб, Томоко: — По телевизору показали!

— Как я и говорила… — пожимает плечами Натсуми: — этот нигде долго не удержится. Будем готовить торжественную встречу?

— Ммммм! — подает голос Наоми и Натсуми успокаивающе гладит ее рукой.

— Ну… мы пойдем, пожалуй… — отворачивается от этого зрелища Томоко. Краска снова бросается ей в лицо, она чувствует, как пылают ее щеки. Хотя… она украдкой кидает взгляд на невозмутимую Натсуми. Так и есть — даже у нее на щеках цветут розы… значит и ее пронимает…

— Так не делают. — качает головой Шизука: — Кто ж так пытает? Узлы неправильно завязаны и вообще…

— Да не пытает она ее! — прерывает ее Томоко: — Все, пошли!

— Как не пытает? — удивляется Шизука: — Но…

— Вот Кента вернется — пусть сам тебе все объясняет! — с досадой кидает Томоко и Шизука покорно замолкает. Кента так Кента. Они вылетают за дверь и им в спину летит — «Дверь закройте! Она ж простудится!» и очередное «Ммммм!» от Наоми.

— А когда он вернется? — спрашивает у нее Шизука, дыша в спину.

— Да уж поскорей бы… — вздыхает Томоко: — а то тут у него дел много…

Мы сидим на бетонном бордюре возле моего дома и глядим вверх — на звезды. Шика-сан — курит, время от времени затягиваясь и выпуская дым куда-то вверх, в сторону Альфа Центавра. Фургон с логотипом шоу, который и подвез меня сюда — стоит поодаль с заглушенным мотором. Сегодня за рулем Тигайя-сан, он молод, неженат, а потому — дежурный водитель. Как там — «не пьет не курит, на Новый Год дежурит».

В моем доме погашены огни, все спят. Оно и понятно, второй час ночи… это я поздно приехал, пока с участниками попрощался, инструкции раздал, пока с работниками студии отметили помолвку Ани и Сато, а также беременность Минами и то, что Киоко наконец осознала, что она бисексуальна и ее шанс найти себе партнера только что вырос в два раза. С самого начала мне было понятно две вещи и одна из них та, что и мы, участники шоу и они — «технический персонал студии» — максимально отдалены друг от друга. Ни те, ни другие — не считают друг друга за людей, за индивидов. При этом каждая из групп считает себя немного выше другой. Участники шоу считают себя звездами, ведь все это шоу сделано вокруг них и строится только на них, в свою очередь технический персонал, все эти операторы, монтажеры, рабочие по свету, по оборудованию, звуковики и даже уборщицы — считают, что участники шоу всего лишь временные обитатели аквариума, а они тут хозяева. В результате гигантская пропасть между теми и другими не позволяет видеть друг в друге личностей, и как следствие — идет изоляция. Что-то вроде Стэнфордского эксперимента получается.

При этом участникам шоу на самом деле не до подробностей, пусть даже они на самом деле там временные постояльцы и всего лишь гости, но история и вправду вертится вокруг них и именно их обсуждают в курилках и на рабочих местах. На самом деле «технический персонал студии», несмотря на их отношение немного свысока — все-таки хотят быть замеченными. Потому мне так легко удалось познакомиться с ними и узнать кто чем дышит. Потому что они хотели этого. Влиться в новый, чуждый коллектив, когда ты никто и звать никак — для этого придется выстраивать отношения месяцами, а может и годами. И не факт, что получится. А тут вот — все хотят быть замеченными и пообщаться со «звездами», а получается это только у Шики-сан. Несправедливо. Так что никакой «социальной интегрированности» тут нет, а есть только удачно сложившиеся обстоятельства и заранее подготовленная почва для установления связей. Почва, подготовленная суровыми правилами студии, которые сфокусированы на участниках и совершенно упускают из виду внутренние социальные потребности работников. Сыграть в Пабло Эскобара в таких вот условиях — легче легкого. Как говорится — дуракам везет.

Я бросаю взгляд на сидящую рядом Шику. Она смотрит вверх, в ночное небо и о чем-то думает. Охота домой, в кровать, в свою комнату, может быть, мама еще не спит… давно я не видел домашних, соскучился. Но и оставить Шику в таком состоянии, встать, сухо откланяться, после всего, что было на шоу — как-то неудобно. Где-то я слышал такую вещь, что время — самый ценный ресурс, что у нас есть и следует относиться безжалостно к тем, кто тратит бездумно твое время… и я с этим конечно согласен. Вот только… а на что вы потратите сэкономленное от общения с близкими время? На изучение иностранных языков? Пойдете в кино? Поиграете в игру? Я точно знаю, что перед смертью человек жалеет не о том, сколько он еще не съел десертов, или в каких отелях он не останавливался, на каких курортах не загорал и сколько денег не заработал. Жалеют как раз о том, что мало уделяли времени своим близким. Об общении с ними. И с этой вот точки зрения, Шика-сан сейчас не тратит мое время попусту, а проводит качественное время в общении со мной и это надо ценить. Вот еще минут десять буду ценить, а потом все-таки домой пойду… прохладно все же на улице. Скажу Тигайе-сану, чтобы проследил за ней и домой отвез… а не куда-нибудь. Потому что менеджер по всем вопросам, Шика-сан изрядно набралась и может потребовать продолжения банкета. Хотя… — я бросил на нее еще один быстрый взгляд. Шика сидела, поджав к себе коленки и глядя в ночное небо. Непохоже, чтобы она рвалась куда-нибудь в ночной клуб.