— Спасибо — отвечает с достоинством Айка и садится рядом с Хинатой. Они тут же начинают о чем-то шушукаться, глядя в меню. Снова была нажата кнопка и снова у нашего стола появился наш официант и принял заказ. На этот раз Хината не приставала к нему с глупостями и даже немного покраснела, едва тот появился.

— Кента-ниисан, скажи, это правда, что тебе зуб выбили в школе? — спрашивает Айка.

— Правда. Вот — я задираю губу пальцем и поворачиваю лицо немного вбок. Какое счастье, что выбитый зуб у меня за клыком находился, не так в глаза бросается. С другой стороны — грязь странствий и боевые шрамы украшают мужчину. Наверное. Сам я лично не наблюдал, чтобы грязные и побитые мужчины пользовались такой уж популярностью. Если возводить степень грязности и побитости в абсолют, то самыми привлекательными мужчинами будут парочка бомжей которые живут под мостом в картонных коробках — они и грязные и побитые.

— Вау! — говорит Айка с таким трепетом в голосе, словно ей только что Святой Грааль показали: — очень больно было?

— Не помню — честно признаюсь я: — как-то не заметил.

— Он в этот момент за девушку заступался! — с гордостью говорит Хината: — сила любви сделала из ботаника бойца!

— Не такой уж я и ботаник. Я на танцы ходил — защищаюсь я. Кента ходил на танцы в средней школе и это было два года назад. С одной стороны — хорошо, что ходил, гибкость и координация у него есть, а с другой… как говорят кендоки — тело для кендо — это только тело для кендо. Тело для единоборства — это тело именно для единоборства, при этом — специфическое. Для борца оно одно, для панчера — другое. Танец — особенно парный танец с партнершей — он не подразумевает таких резких нагрузок на связки и суставы, если только это не акробатический рок-н-ролл. Кента ходил на вальс. Потому он в меру гибок и координирован, но связки — запястья, колени — не готовы к взрывным усилиям, которые так нужны для удара или ухода в сторону. В момент нанесения удара кулак боксера может испытывать перегрузки в 5-7 G, а колено, когда ты работаешь в Демпси Ролл, например — некоторое время испытывает перегрузку в четыре раза выше веса своего тела. Борцы в этом плане аккуратнее, при всей утомительности возни в партере, они не рвут свои связки от ударных нагрузок. Как говорил Олег Тактаров — «зачем кулаками махать, так можно и травму получить… а я свяжу его по рукам и ногам, стащу вниз, а уж там разберемся». В свое время Брюс Ли наносил удар с силой полторы тонны. А теперь скажите мне, как танец может к такому подготовить? Любой танцор, легкоатлет, пауэрлифтер — потянет себе связки, попытавшись повторить. Сломает руку. Вот просто возьмем руку и дернем с силой в полторы тонны — что будет. Оторвется ручка. Потому ежедневные тренировки панчеров — это не только нарабатывание техники, но и подготовка связок и сухожилий, подготовка тела. Тело для кендо — это тело только для кендо. Поэтому, когда мне говорят, что «хороший танцор может уработать вашего панчера за счет координации тела и общей физической подготовки» — я только фыркаю. Ну, да, если он не только танцор, но и скажем, мастер спорта по боксу или черный пояс по каратэ — может быть. Во всех иных случаях… нет. Да вы даже на самих танцоров посмотрите — у них тоже специализации есть. Человек, который мастер-класс в танго показывает — ничего не сможет на танцевальном батле по брейк-дансу. Ребята и девчата, что прыгают в спортивном, акробатическом рок-н-ролле — не возьмут медали в традиционных японских танцах на гэта… и так далее.

А Кента еще и не занимался ничем последние два года. Меня крайне не устраивают его слабые ноги, особенно коленки.

— Как романтично — говорит Айка и хмурится: — а у тебя что-то с этой девушкой есть? У вас любовь?

— … трудно сказать — говорю я, накаляя обстановку. Понятно, что вопрос поставлен таким образом, чтобы я сразу же стал отнекиваться и уверять что ничего между мной и Томоко нет. Оно, конечно, правда, ничего нет, но идти на поводу у ситуации неохота. Так меня и в угол загнать могут.

— Ведь что такое любовь? — задаюсь я вопросом: — разве мы должны ограничивать это светлое слово обычным влечением людей противоположного пола? Вот, например — я люблю свою сестренку…

— Пфххах! — закашивается Хината.

— Люблю свою родину, благословенную страну Ямато, люблю мисо-суп, люблю школьную медсестру и свежий воздух. Разве можно этим словом описать то, что я чувствую по отношению, допустим к тебе, Айка-тян?

— Пффххах! — давится чем-то Айка и Хината сочувственно хлопает ее по спине.

— Он со вчерашнего дня такой. — доверительно сообщает она ей: — все-таки здорово ему в голову ударили.

— Я вообще весь мир люблю и всех людей в нем — продолжаю я раскрывать свое отношение ко вселенной: — кого, где поймаю, там и полюблю. У меня детерминизм в этом плане. И целеустремленность. Некоторые люди, правда пытаются сбежать от моей любви, прыскают в меня перцовыми баллончиками и вызывают полицию, но это от их внутренней слабости и отсутствия любви к самим себе. Но я могу научить всех своему «пути истинной любви»! — я наклоняюсь вперед и делаю «тот самый жест» бровями, подчеркивая слово «истинной».

— Все! — вскакивает Хината и бьет по столу: — Айка! Я не позволю тебе и этому… этому… этому не бывать!

— Ваш заказ… — рядом с нами появляется официант и аккуратно переносит чашки и блюдечка на стол, легко увернувшись от размашистых жестов Хинаты.

— Официант-сан! — обращается к нему Хината: — он продолжает меня бесить!

— Как я уже и говорил — скрывает свою улыбку официант: — весьма разумный молодой человек.

Сразу после чаепития, которое обошлось мне в кругленькую сумму, но — vae victis , горе побежденным! — я попрощался с сестренкой и ее подружкой и отправился искать Рёдзанпаку. Здесь просто обязано быть Рёдзанпаку, не так ли? Потому я вбил в поисковик запрос по адресам школ и секций единоборств поблизости и наметил себе маршрут.

Рёдзанпаку я здесь не нашел. Зато побывал в парочке додзё, в которых все под традиционное каратэ или иные традиционные боевые искусства — там все серьезно, с портретами родоначальников стилей на чем-то вроде алтаря, лакированной табличкой с названием школы на кандзи над входом, с маленькими кривыми бонсаями в горшочках и катанами в ножнах, нунчаками, боккенами и саями, развешанными по стенам. Эти вот додзё я мысленно отмел сразу же, едва ступив на порог. И дело даже не в том, что полы заставят подметать, а в том, что из снарядов в таких вот додзё как правило только макивара, к которой тоже доступ заслужить надо. Мне нужен боксерский зал… можно с борцовским ковром. Или наоборот — борцовский зал с грушей? С такими мыслями я перешагнул порог спортивного зала с вывеской «Боксерская школа Иназавы». Одна стена у школы бокса была витринной, стеклянной, словно у парикмахерской или салона красоты. Внутри было чистенько и аккуратно, несмотря на выходные (или как раз благодаря им) — возле мешков, висящих у стены — работали четверо молодых парней. В центре стояли два ринга, на одном работала пара с тренером. Еще несколько тренирующихся — работали с тенью, у зеркала, отрабатывая удары и уклонения. То, что нужно, подумал и огляделся в поисках старшего. Тренера, администратора, кого-нибудь еще. Вдоль одной стены стояли лавочки, на лавочках лежали лапы, перчатки, бинты для кистей рук, стояли чьи-то бутылки с водой. Там же сидело несколько парней, лениво переговаривающихся между собой. На вид именно эти ребята в настоящую минуту ничем не были заняты, поэтому я подошел к ним, мысленно отметив, что сам Кента — никогда бы такого не сделал. Парни были крепкие, подтянутые, жилистые — за версту видно, что спортсмены. Один из них, загорелый, с крашенными в светлый цвет волосами и с какой-то серьгой в ухе — говорил что-то своим соседям негромким голосом, вызывая сдавленный смех.

— День добрый. — поздоровался я, подойдя поближе: — не подскажете, кто тут главный? Или с кем можно поговорить насчет посещения зала?