— Что?

— Девушка к тебе пришла, говорю. — Хината упирает руки в бока и смотрит на меня укоризненным взглядом: — а ты выглядишь как… одевайся и спускайся вниз, пока мама ее всю не допросила, а то там уже начали — кто такая будешь, да серьезно ли у вас с Кентой все…

— А? Уже бегу! — вскакиваю я и напяливаю рубашку. Вслед мне раздается торжествующий хохот сестренки. Ей весело.

Неожиданным визитером оказалась Шизука, она бросила на меня настороженный взгляд, сидя на диване вместе с мамой. Мама, конечно же, вытащила старый фотоальбом, чтобы показать, «какой лапочка» я был в пять лет. Когда я спустился с лестницы, Шизука немного съежилась. Глядя на нее, я вздохнул. У нашей «тихони» очень много чего в голове, но больше всего тараканов у нее собираются под большим плакатом с надписью «я не верю, что меня могут любить по-настоящему». Потому и придумывает себе всякие любови и отношения. И ко мне с утра приперлась потому же — ей страшно, что все что было — это не по-настоящему, что в жизни никто ее не любит и вообще. Потому и пришла, да еще придумала что у нас с ней свидание. Самый дурной ход в этой ситуации — сказать, что никакого свидания нет и вообще время заранее назначать надо и никаких у нас с ней отношений тоже нет и не предвидится. Вот тут-то потом Шизукина шиза развернется на полную и все, кто рядом пострадают. Значит надо реагировать парадоксальным способом.

— Доброе утро! — говорю я и улыбаюсь, самой искренней улыбкой, на которую способен. Искренней и поддерживающей, улыбкой человека, который и в самом деле рад увидеть с утра свою одноклассницу и доброго друга. Шизука немного расслабляется, кивает в ответ и бормочет «доброе утро».

— Извини, совсем забыл про наше с тобой свидание — говорю я и вижу удивление в ее глазах: — сейчас переоденусь и буду готов. Ой… прошу прощения. Мама, это моя одноклассница и подруга — Шизука-тян.

— Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, Сайка-сан! — встает и складывается в поклоне Шизука. Мама прижимает ладонь ко рту, то ли скрывая улыбку, то ли сдерживая смех.

— Боже, да не надо таких церемоний. — говорит она: — мы здесь уже познакомились. Правда, Шизу-тян? — Шизука кивает и садится на место, изрядно покраснев.

— Арара, Кента-кун — продолжает свой гамбит мама: — как приятно, что твои одноклассницы приходят к нам в гости. У вас какие-то особые взаимоотношения? — она подмигивает мне и украдкой показывает оттопыренный мизинец. Вообще в наше время так уже не делают, ма, вот что я хочу сказать ей. Никто не показывает оттопыренный мизинец, что в ваше время означало «сердечный друг». Сейчас уже никто не верит в эти красные нити, связывающие сердца через мизинцы. Ровесники и ровесницы Кенты для обозначения слова «краш» показывают щепоть из указательного и большого пальцев, сложенных так, что кончики пальцев напоминают сердечко. Так что твои знаки с оттопыренным мизинцем — могут и не понять. А еще мне немного непонятно постоянное стремление позабавится над чувствами бедных подростков — для них это серьезно, а ваши эти «ха-ха» и «хи-хи» — потом и приводят к тому, что все эти парни и девчонки дома ни в жизнь о своих привязанностях не расскажут. Нет, я и сам не прочь посмеяться и шутку юмора задвинуть — но только сперва убедившись, что воспримут адекватно. А чтобы подросток да адекватно воспринял смешки над своей ВЕЛИКОЙ ЛЮБОВЬЮ, РАВНОЙ КОТОРОЙ НЕ БЫЛО ЗА ВСЮ ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА — это вряд ли. Очень даже вряд ли. Значит продолжаем реагировать парадоксальным образом, тем более что и Шизука, вон, съежилась опять.

— Да — киваю я: — я ее люблю. Шизука — замечательная девушка.

В гостиную словно бросили гранату. Такую, знаете, светошумовую, после которой свист в ушах, и никто ничего не видит. Наступившая тишина была оглушающей, казалось, что я отчетливо слышал, как у подслушивающей нас Хинаты отвисла челюсть.

— Н-но… я… извините! Мне нужно идти! — и Шизука срывается с места с такой скоростью, что я сперва думаю что она так и выбежит на улицу без обуви, но парочка глухих ударов из прихожей свидетельствуют о том, что она все же надела туфли. Хлопает дверь.

— Ну и что ты натворил? — ласково спрашивает меня мама: — беги за ней сейчас же!

И я бегу. Далеко Шизука убежать не успевает, я перехватываю ее на углу.

— Куда это ты? — спрашиваю ее я, восстанавливая дыхание: — А?

— Я-я не знаю — говорит Шизука. Я обнимаю ее, и мы вместе идем в ближайший парк. На улице прохладно, но я успел накинуть куртку, потому не замерзну. Меня сейчас гораздо больше занимает процесс, который творится внутри у тихони. Что бы ни происходило, результат должен быть отличным от привычного образа действий, ведь ее обычный modus operandi обязательно подразумевал что любой объект ее интереса — сразу же старался держаться от нее подальше. Как правило — убегал в закат с криками ужаса, и я их понимаю. Несмотря на то, что ее имя означала «тихоня», любой, кто узнавал ее поближе понимал, что это — только внешне. Внутри у «тихони» бушевали страсти, которые она сдерживала изо всех сил. Только поэтому снаружи она казалось тихой и даже слегка ослабленной девочкой — а вы попробуйте постоянно сами с собой бороться, откуда у вас силы будут?

Мы с Шизукой сидим на лавочке в парке, на нас глазеют любопытные прохожие. Знаете, что самое безумное в этой ситуации? То, что парень, которому искренне нравится Шизука и который в состоянии воспылать тем самым «безумным чувством любви», не сможет до нее достучаться. Потому что девушки такого типа выбирают себе цель и зацикливаются на ней и мнение посторонних как правило значит для них не так много. Все вокруг говорят «перестань заморачиваться на этом парне», буквально все, кто знает об этой одержимости, но она все равно заворачивается. Вывод — она как раз в состоянии противостоять общественному мнению. В какой-то степени Шизука — антипод Томоко. Если для Томоко общественное мнение важно до степени превышения над своим собственным, а разрушение своего имиджа в глазах общества подобно физической смерти, то Шизука, наоборот, в состоянии игнорировать социальные нормы и правила, во главу угла ставя именно свои внутренние принципы и мании. Тоже нездоровая история.

Как говаривала одна девушка из секретной службы по поиску объяснений загадочных явлений по всему свету, «истина где-то между».

Шизука в состоянии наплевать на мнение социума и припереться без представления и согласования в чужой дом, чтобы посмотреть на меня, так сказать в «естественной среде обитания». Этот визит заодно являлся вызовом и проверкой — как вчера Томоко брала меня на «слабо» с трусами (дескать, а сам-то ты сможешь?), так сегодня Шизука бросает вызов мне в социальном плане — проверяет, не буду ли я стесняться ее, стыдиться наличия какой-то связи между нами и не буду ли вести себя как и положено в таком случае — глупо краснеть и все отрицать. Кстати, я не понимаю, кем именно положено. И почему в паре обязательно кто-то должен краснеть и отрицать. Я вот не отрицаю, что Шизука мне нравится. Глупо отрицать, она довольно привлекательна. Впрочем, молодые девушки в таком возрасте практически все привлекательны. В юности я был влюблен «во всех девчонок нашего двора». Кто бы обратил внимание — тому бы и достался этот сомнительный приз.

— Ты и вправду меня любишь? — вдруг спрашивает Шизука. Ах, да. Табуирование слова «любовь». Хотя и я говорю — нравишься (好き(suki)) и она тоже говорит «я тебе нравлюсь?». Хонто ни?

— Дай ски!(大好き) — киваю я.

— Но… а как же твои … другие девушки? — хмурится она.

— И они мне тоже очень нравятся — поясняю я: — здесь нет никаких противоречий. Если тебе нравится человек, это не значит, что все остальные должны тебе не нравиться. Даже если мы подразумеваем не просто «ски», а «кой» и «ай» — все эти чувства ты можешь испытывать по отношению к многим людям. И не только людям. Любить можно погоду, вкусную лапшу, мороженное, красоту сезона… и так далее.

— Это неправильно! — говорит Шизука: — любовь — это когда два человека друг с другом навсегда!