— Я ж до завтра весь испереживаюсь — отвечаю я: — скажи в чем дело. Я же спать не буду. Ты говоришь загадками. Что Натсуми хочет кого-то линчевать и что это как-то связано с Шизукой и что… говори уже! Сказала «А», говори «Б»!

— Что? А ты просто не думай об этом и все. Эффект неожиданности будет испорчен. — машет рукой Бьянка.

— Э, нет, так не пойдет! Я же не могу память себе стереть!

— Вот как? А я — могу. — Бьянка встает с кресла, позволяя своему халату скользнуть вниз по плечам и упасть к ее ногам. Ее ослепительное тело ничуть не потеряло привлекательности в моих глазах несмотря на то, что вот уже вторые сутки я вижу его рядом, я наслаждаюсь всеми его изгибами и упругостями.

— Процесс стирания памяти запущен… — мурлычет она, забираясь на кровать: — Тень! Нужна твоя помощь! Три, два, один…

— У тебя вроде травма? — подозрительно спрашивает Нобу-сенпай: — чего приперся?

— Э… — немного подвисаю я от гостеприимства тренера: — да так, мимо шел, дай, думаю зайду, вот…

— Угу, ясно. — он окидывает меня взглядом: — точно тренироваться не будешь?

— Не, сегодня не смогу — отвечаю я: — спину травмировал. Еще недельку как минимум заживать будет.

— Тогда становись у стенки, вон за парой присмотри, Отоши там Цубаки гоняет, глядишь увидишь, чего умного. Под ногами не мешайся. — Нобу снова поднимает лапы и бросает вихрастому пареньку в перчатках: — Чего стоишь? Погнали! — и тот снова начинает левой-левой, правой, левой-левой, правой. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Успокаивает.

— О! Кента, привет — поднимает руку в перчатке мой старый знакомый Дзинта. Он в паре с Арчи, оба вспотели и тяжело дышат. Отоши стоит чуть дальше — держит лапы для какой-то девушки с длинным хвостиком ярко-фиолетового цвета. Девушка лупит по лапам от души, аж звон стоит по залу.

— Привет-привет. — киваю я. Дзинта кланяется своему спарринг-партнеру, направляется ко мне, снимая перчатки на ходу.

— А я уже закончил — извещает он меня: — Арчи сегодня меня погонял как следует. У него хук просто бомба.

— И это он еще на тренировке, да вполсилы и вполскорости. Представляешь, такую вот штуку в ухо получить на полном серьезе — киваю я: — Арчи у нас молотобоец.

— Здоров, Кента. — присоединяется к нам Арчи: — сейчас Отоши Цубаки отпустит и тебя слюной с ног до головы забрызгает.

— Чего это? — гляжу в сторону Отоши. Отоши держит лапы, девушка лупит по ним, все как положено, ничего сверхординарного, тренировка как тренировка.

— Чего это? Да он ролик в сети нашел, как ты с Мангустом смахнулся на школьной парковке.

— Это не парковка. Мы за школу зашли — механически поправляю я.

— Да без разницы, где именно ты с ума сошел и решил Наояме навсекать. Ты что, реально себя бессмертным считаешь? — поднимает бровь Арчи: — он же тебя разве что катком не переехал. Ты как руки вообще держишь? Это типа приглашение — «дайте мне по морде, я не могу перчатку поднять»?

— Вот — поворачиваюсь я к Дзинтаро: — за что я ценю этот зал. Никто не скажет: «Кента, ты так крут, вничью сыграл с самом Наоямой!»

— Потому что ты в ящик чуть не сыграл, а не вничью. Просто Наояма решил не убивать школьника на камеру, потому что решил, что это вредно для его имиджа будет. — поясняет Арчи, снимая перчатки и обмениваясь со мной рукопожатием: — но вообще, конечно круто. Предлагаю тебе эту часть рожи не мыть, куда тебе перчатка самого Наоямы прилетела. А… погоди… — он смотрит на меня и делает вид, что задумался, засранец.

— Да, точно — кивает он: — тебе вообще теперь можно рожу не мыть. Тебя же везде по ней Наояма бил. Прямо живого места нет.

— Неправда — отрицаю я: — разве что разок-другой пропустил. Ты бы видел его лицо — прямо синяк на синяке.

— Видел, видел. В хорошем разрешении. — кивает Арчи: — ты вообще попал по нему хоть раз?

— Пфф… вы все тут завистники. Вот встреться ты с Наоямой, что автограф попросишь? Гораздо лучше по морде получить — и память и по-мужски так. Не каждый может похвастать, что ему по роже бывший чемпион сверхлегкого дивизиона съездил. — отвечаю я, присаживаясь на скамейку. Спина напоминает о себе и потому я сижу с неестественно прямым профилем, словно аршин проглотил.

— Кента, слышал ты в Академию перевелся? — присаживается рядом Дзинта, разматывает бинты с кулака, скатывая в рулончик: — А чего нам не сказал? Мы ж беспокоимся.

— Серьезно? И больше всех Хироши-кун?

— Хироши? Не, этот интриган знал о твоем переводе задолго до. У него я и выяснил что ты теперь академик. Как там на новом месте?

— Как… ну как. Да нормально вроде. Туалеты там классные, прямо как в отелях. И лифты в здании школы, прикинь! И зеркала повсюду, у нас бы побили всех в первый же день. — объясняю я политику администрации Академии: — у них везде так. С претензией.

— А… народ там какой? Ты уже подружился с кем-то? Хотя, о чем я, это ж ты… наверняка уже со всеми на короткой ноге. Мне бы так научиться. — вздыхает Дзинта и убирает бинты в сумку: — и как у тебя это получается?

— Со всеми, говоришь… — мне вспоминается совершенно взбешённая мордашка Кэтрин Мендозы, каменные лица представителей Студенческого Совета… ах, да, еще эта странная девушка с именем польской королевы, которая знает всего Шекспира наизусть. Издержки классического образования. Странно, что у них в Академии, в образцовом заведении такой буллинг процветает, когда Марика заставляет народ ей сигареты таскать. С одной стороны — классно, что мой союзник в Академии — сразу же одна из Маток Улья, а с другой стороны — простой люд теперь меня сторонится. Да и паттерн поведения Маток Улья мне не нравится, не по душе мне буллинг, даже в такой легкой форме, потому что ад люди сами себе в голове создают и даже вот такое тыканье и «принеси мне сигарет, очкастая» — может натворить бед в психике — мама не горюй. Интересно, что сама Марика — жертва обстоятельств и постоянная бунтарка, а вот о чувствах других не думает совершенно. Впрочем — у нее несколько старших сестер и братьев и она — младшенькая. Ничего удивительного, в больших и состоятельных семьях самые младшенькие зачастую и вырастают такими эгоистами.

Делаю про себя заметку — поговорить с Марикой, помочь ей понять всю абсурдность своего поведения. Все-таки Марика мне не совсем чужая и я чувствую свою ответственность не только за их пару с Большим Та, но и за нее саму. А она у нас берегов не видит даже в морской бинокль, на радарах не наблюдает и вообще «машина полный вперед!», гудок и фуражку капитана рукой придерживать, безумно хохоча, когда на волне подбрасывает. Нет, если вовремя не взяться, то она дел натворит.

И… девочка эта — тоже интересная. А пока я тут молчаливо поддерживаю политику «очкастая сгоняй за сигаретами!» — не видать мне с ней нормального диалога. Натсуми вот считает, что эта вот штуковина в Академии — специально взращивается. Негласное правило — буллинг должен быть. Но — никого не калечить, не оставлять синяков и никаких намеков на сексуальную эксплуатацию. За пивом сгонять, сигарет купить, отжиматься там или приседать — все как в Академии Вест-Пойнта, дедовщина во всей ее красе. Для чего? Натсуми не сказала, но я и сам понял. Приучать личинок и икру к настоящей жизни. Это в муниципальной школе обычные люди учатся, но они там с буллингом и сами справляются. А тут — кругом камеры, куча персонала, если бы они хотели, то в Академии никакого буллинга, никаких неуставных отношений не было бы. Выжгли бы все на корню, к каждому человека приставили бы и вели запись двадцать четыре на семь. Но нет. Потому что тепличные мальчики и девочки, выросшие в своих особняках, с репетиторами и гувернантками — часто нуждаются в этом. Научиться постоять за себя. Получить настоящие проблемы. Преодолеть их. Не бояться. И этому не научить в теории. Тут надо самому, лично. Вздыхаю.

— Нет, не со всеми — отвечаю я: — люди там… разные. И порядки от наших отличаются, хотя не очень. Ты-то как? Не прекратил свои попытки к Томо-тян подкатить?