— И что я решил? — слабым голосом спрашиваю я. Косум присвистывает.

— Видать и правда крепко я тебя приложила — говорит она: — ты решил что несмотря на все ее тараканы и мегаломанию ты ее все же любишь и хочешь чтобы она была рядом. Но берешь ее на поруки, чтобы она впредь таких номеров не откалывала и направляешь ее энергию в мирное русло. Ах, да… ну и наказываешь ее соответственно. Чтобы неповадно было.

— Наказываю?

— Ага. Чем вы всю ночь там занимались? Наказанием, конечно. Хотя судя по звукам… ты бы поосторожнее с таким был. А то не дай бог примет как поощрение. — хмыкает Косум: — Или это и есть твое «направлю энергию Бьянки в мирное русло»? Очень энергично.

— Пойду-ка я прилягу — говорю я: — у меня что-то голова закружилась…

Где-то на свете есть люди, которые наверняка хотели бы просыпаться в окружении обнаженных девушек, и я не жалуюсь, чувство действительно приятное, однако последствия такого вот времяпровождения неминуемо начинают давить на плечи тяжким грузом ответственности. Как говаривала Царевна Лебедь — ведь жена не рукавичка, с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь. Вот просыпаешься ты такой в окружении прелестных нимф и наяд, а каждая из этих нимф и наяд — личность. Индивид, так сказать. И по случайному стечению обстоятельств как правило индивид с покалеченной психикой. Тут вообще таких много, а ко мне в принципе только такие и тянутся. Вот взять, например Мидори-сан, нашу школьную медсестру, женщину среднего возраста, таких называют милфами, все у нее на месте и это я не только про формы, выкипающие из белого халатика, но и в голове у нее все сложено и устойчиво. Нету кризисов, комплексов и заморочек с осознанием мира и своего места в нем. Женщина на своем месте. Все-то у нее по полочкам, все как надо. Результат — ноль заинтересованности во мне. Смеется, пальцем тыкает, дразнит, но дальше — ни-ни. Потому как необходимости нет.

— У меня другая теория — говорит Натсуми: — вот, смотри, персонажи женского пола наиболее привлекательны в юном возрасте, старшеклассницы и студентки первых курсов находятся на пике своей женской привлекательности. В то же время мужчины наиболее привлекают женщин не столько внешне, сколько своим статусом, уверенностью в себе, успешностью и спокойствием. А эти качества у них появляются годам к сорока… может к тридцати. Даже деньги не владеют такой притягательностью, хотя обычно все думают, что именно деньги делают мужчину успешным у девушек.

— Деньги это хорошо — возражает Юрико: — вон у Бьянки бывший парень — миллиардер. И чего? Ни у кого другого даже шансов с ней не было… если не считать Кенту. Ну… Кента исключение…

— Нету тут никакого исключения, Ю-тян — отвечает Натсуми, закидывая ногу за ногу и поднимая чашку с кофе, в этом движении есть что-то невероятно притягательное и эстетическое, так и охота записать его на телефон и потом наслаждаться этими плавными движениями Совершенного Хищника. Природа — лучший скульптор. Натсуми отпивает из чашки и ставит ее на стол, поправляет прическу и вздыхает.

— Ты сама подумай, Ю-тян, вот кто для тебя будет притягательней как партнер — юный мажор, неврастеник и истерик, малолетний эгоист у которого богатый папочка умер и оставил ему много миллиардов, или человек, в котором ты можешь быть уверена, спокойный, знающий тебя и себя, человек, который уверен в себе и который не обидит тебя почем зря. Который в то же время не станет терпеть от тебя всякие глупости.

— Конечно богатенький наследник! — выкрикивает Юрико, подняв руку: — Денежки, денежки, денежки мои! Когда я стану богатой, все сразу языки в жопы позасовывают!

— Ну да — хмыкает Косум: — ты просто оберешь его до нитки, а потом к Кенте вернешься. Я тебя, шаболду, сразу раскусила.

— Косум-сан права — кивает Натсуми: — деньги важны для тебя, это так. Но если выбирать на всю жизнь, именно партнера — кого ты выберешь? Конечно же второго.

— Ну… на всю жизнь это неинтересно — машет рукой Юрико: — может я раньше помру чем ты. У меня характер не сахар, знаешь ли.

— В любом случае возникает некий парадокс — говорит Натсуми: — девушкам нравятся именно такие мужчины, а их в юном возрасте как правило и не бывает вовсе. С другой стороны ничто человеческое нам не чуждо и охота молодого и привлекательного тоже… и тут на арену выходишь ты, Кента-кун, Любовный Зверь! Вот если бы вместо молодого парня, старшеклассника на сцене в «Кола Джап» стоял бы обрюзгший сорокапятилетний мужик, никто бы там себе даже верхнюю пуговичку на блузке не расстегнул. Так что ты у нас культурный феномен, Кента-кун, с одной стороны — молод и привлекателен, а с другой — надежен, спокоен, знаешь как устроены девушки и не злоупотребляешь этим, а помогаешь. Словом, мечта всех девушек с разбитым сердцем и самооценкой, а также с тараканами в голове. Что окружающие тебя только подтверждают.

— Не уверен, что это так, но приятно слышать такие комплименты в свой адрес — говорю я, наливая сливки в утренний кофе. С каких пор я пью кофе со сливками? Мой отец всегда пил черный, сваренный в серебряной турке на огне, невероятно горький и очень ароматный. Когда его спрашивали бариста — какой кофе подать, он всегда отвечал — черный, как моя душа, горький как моя жизнь. А я слабак — мало того, что со сливками, так и с сахаром. Позор на мою голову.

— Никаких комплиментов я тебе не делаю — возражает Натсуми: — я просто выдвигаю теорию. Уверена, что Бьянка-сама могла бы выдвинуть еще более лучшую научную теорию на этот счет, но она лежит в твоей кровати с кровоподтеками на заднице и спине в обнимку с Шизукой. Никогда бы не подумала, что увижу свою тихую одноклассницу в одной постели с селебрити. Жизнь интересная штука.

— Я могу сделать тебе комплимент — вызывает Юрико: — ты самый занудный и несносный человек на свете. И бабник еще. Я вот хотела ночью к тебе пробраться, а там лечь некуда. С одного боку одна, с другого — другая… вам надо кровать побольше купить. Между прочим, не забывай, кто была у тебя первой! Я сорвала вишенку и …

— Ой, да мы все помним что это была Мико Танн, телевизор все смотрят — хмыкает Косум: — но попытку засчитываем.

— Вот ты где!! — раздается голос от двери. Ах, да, двери… после вторжения армии сектантов у нас не работают электрические замки — ни на центральных воротах, ни на дверях в цех. И сигнализация сломана. И собачек нет, заходи, бери что хочешь… если мимо Шизуки пройдешь. И Юрико. И Бьянки, которая свой пулемет куда-то заныкала, но он у нее все равно есть. Мы мирные люди, но наш бронепоезд…

— Ты почему с больницы сбежал?! — вопрошает Сора, упирая руки в бока: — тебя там ищут! Ты вообще должен в кроватке лежать и поправляться!

— Доброе утро, Сора-тян — говорю я: — как я рад видеть тебя живой, здоровой и невредимой.

— А он в кроватке большей частью и валялся. — отвечает Соре Юрико, ухмыляясь своей ехидной ухмылочкой: — или скорей — Бьянку валял… но интенсивно так. Думала сперва даже музыку погромче сделать… или присоединиться.

— Не дело из больницы бегать — рассудительно заявляет Сора: — у тебя могут быть неприятности. И потом, полицейского жалко, который у дверей твоей палаты стоял. У него-то точно неприятности будут.

— Сейчас я вернусь — отвечаю я, встаю и подхожу к Соре, она смотрит на меня серьезным взглядом, не отводя глаз. Я обнимаю ее, и она сперва немного вздрагивает от неожиданности, а потом — замирает в моих объятиях.

— Сора-тян у нас цундере — поясняет окружающим Юрико: — она только снаружи такая твердая и негостеприимная. А внутри у нее…

— Сейчас получишь… — говорит Сора в мое плечо: — по голове.

— И… ничего я не знаю, что у Соры внутри. Откуда мне знать? — пожимает плечами Юрико: — кто я такая? Сора — она загадочная как Северный Океан, холодная и неприступная и по ней айсберги плавают.

— Отпусти — отстраняется от меня Сора и снова смотрит своими серьезными глазами в упор: — если ты думаешь, что подкупил меня — то ошибаешься. Возвращайся в больницу. У тебя могут быть повреждения внутренних органов.