— Натсуми-чан… — мечтательно заводит глаза вверх Отоши: — мы бы с ней были прекрасной парой, раз у тебя все равно инцест с сестрой и ее подругой.

— Вроде и бил тебя несильно, но у тебя все равно с головой что-то — сочувственно говорю я, поднимая перчатки: — надо бы, с другой стороны, ударить, чтобы на место мозги поставить. Готов?

— Ага. — Отоши поднимает перчатки и принимает серьезный вид. Девочки девочками, но только что он в грудь хороший удар пропустил и намерен взять реванш. Мы сближаемся и краем глаза, периферийным зрением я вижу, как он скрадывает расстояние между нами, выходя на дистанцию атаки, откуда он может достать меня, едва подшагнув с ударом. Зная Отоши, девяносто процентов его атак начинаются со стандартной двоечки, а уж потом он начинает варьировать свои технику. А если я это знаю — мне нет необходимости подстраиваться под его тактические схемы и маневры. Я просто сбиваю его джеб контратакой, разрушая рисунок его атаки. Хук!

— Это точно в четверть силы? — спрашивает Отоши, сидя на полу и не собираясь вставать. Я протягиваю ему руку, но он мотает головой, дескать лучше я посижу.

— Четверть силы — киваю я: — ты же сам в своих ногах запутался.

— Как это вышло?

— Ну… ты и так вперед шел, а контратака заставила тебя дернуться назад, ты был в неустойчивом положении… вот так — я показываю как: — и тут я тебя шлепнул в ухо легонько. Чтобы мозги на место вправить, а то у тебя в голове сплошные развраты.

— Легонько. — ворчит Отоши и наконец принимает мою руку, чтобы встать: — все-таки тяжелые у тебя удары, Кента-кун, надо тебе к Куме идти с такими вот приколами. Говорят, там за бой можно до десяти миллионов поднять. Если живой уйдешь, конечно. Только ты перед тем, как туда идти — меня с Натсуми-чан познакомь. Если помрешь в кругу, то мы с ней будем тебя в последний путь провожать. Совместное горе — оно сближает.

— Не думаю, что Натсуми сильно огорчится. — хмыкаю я, вспоминая ее прямую спину и сжатые в ниточку губы.

— Совместная радость — тоже сближает — пожимает плечами Отоши: — у меня будут довольно смешанные чувства по поводу твоей кончины. И я рад, что Натсуми-чан разделяет мои чувства в отношении тебя. Эта девушка мне уже нравится.

— Чтобы тебе понравиться, достаточно иметь сиськи. — отвечаю я: — продолжаем?

— Давай — он поднимает руки и отшагивает в сторону, разрывая дистанцию: — а насчет сисек ты неправ. Вот у меня в классе есть паренек толстый, так у него сиськи — огого, однако ж я к нему равнодушен.

— Избавь меня от подробностей твоих половых драм — говорю я и легко скольжу к нему, сокращая дистанцию. Наконец-то я чувствую себя в форме, чувствую, что могу управлять своим телом, что могу держать под контролем то, что происходит на ринге. Это чувство сложно передать, ты словно паришь над полем боя, ты можешь все и главное здесь — не дать эйфории захватить тебя и начать творить глупости, вроде «красивых ударов» или ненужных маневров.

— Эй вы! — раздается голос сзади и мы с Отоши опускаем руки. Нобу-сенпай. Он стоит и смотрит на нас трудночитаемым взглядом. Обычно Нобу работает с новичками и не обращает на Отоши и меня внимания — кроме моментов, когда его просят на лапах постоять. Но сейчас он глядит прямо на нас. Мы что-то не так делаем? Но сейчас уже вечер и все, кто занимается в секции — ушли домой, мне и Отоши разрешено оставаться в зале… что не так?

— Ты — говорит Нобу, подходя к нам и тыча своим коротким и толстым пальцем мне в грудь: — как тебя?

— Его ж Кента зовут, Нобу-сенпай — встревает Отоши: — неужели не помните?

— Смотри. — Нобу достает свой телефон и запускает там видеофайл. Тот самый, с дракой. Смотрит на меня внимательно.

— Это ты. — говорит он. Не задает вопрос, не утверждает. Просто констатирует факт. Он останавливает воспроизведение и снова тычет пальцем.

— Это. — говорит он: — как?

— Что? — я всматриваюсь в телефон. На маленьком экране весьма смутно видно, что именно там происходит. Некоторое время у меня уходит на то, чтобы понять, о чем он.

— А… это. — понимаю, о чем он: — это не удар, это подсечка. Тут просто на записи ног не видно.

— Покажи — говорит он, убирает телефон и встает в стойку. Я осматриваю Нобу-сенпая. Он кряжистый и прочно стоит на ногах, так я ему не покажу.

— Сперва — бой. Так не смогу показать — говорю я, переходя на его отрывистый, телеграфный стиль речи.

— Хорошо. — Нобу отходит за перчатками.

— Хрена себе — говорит Отоши: — это был ты?! Я эту запись вчера видел, но и не подозревал… там же их человек десять было!

— Не десять, а четверо. — говорю я, глядя, как Нобу возвращается, натянув перчатки и разминая шею.

— Не, тебе точно дорога в Медвежий Круг — говорит Отоши, стягивая перчатки: — кому расскажу — не поверят! Хотя теперь я тебе верю, что ты в четверть силы работаешь, а то я думал — сдерживаться не умеешь.

— Готов? Показывай — говорит Нобу-сенпай, вернувшись и подняв перчатки. Я обозначаю джеб ему в голову, он сбивает его, еще один — он уклоняется. Ясно. Отступаю, выжидаю, пока он вернется на позицию и атакую снова — джеб, джеб. На втором джебе, когда он уклоняется назад, переместив центр тяжести на правую ногу, оставив левую, впереди — без веса — аккуратно убираю ее в сторону, контролируя его стопу своей стопой, замахиваюсь правой. Нобу сенпай шатается и я подхватываю его, чтобы не упал. Тут рефлексы боксера работают против тебя — при таком вот театральном замахе правой, ты стремишься сманеврировать, а для этого тебе сперва надо выровняться, распределить вес, а одна нога из-под тебя уже выбита в сторону. Вот так.

— Хорошо. — кивает головой Нобу-сенпай: — интересный прием. В спорте — бесполезный.

— Ну да — соглашаюсь я. Хотя иногда можно мухлевать с ногами — наступил якобы случайно, коленом толкнул в бедро, но как правило такие вещи влекут дисквалификацию. При том, что ударная техника рук в боксе — практически лучшая среди всех боевых искусств, ограничения, накладываемые спортом (ниже пояса не бить, никаких подсечек, подножек, нет захватов и выведения из равновесия и так далее) –делают свое дело, очень много техник остаются недоступными для боксеров. Хороших техник, «ложащихся» на рисунок боя боксера.

— Уличный боец? — испытующе смотрит на меня Нобу-сенпай: — Медвежий Круг? Подпольные клубы?

— Да нет — мотаю я головой: — не знаю я никакого медведя и его круга. Отоши тоже мне постоянно о нем говорит.

— Хорошо — кивает Нобу: — пошли на ринг. Проверим что умеешь. — и мы идем на ринг.

В чем именно заключается смысл жизни? Существует много мнений, однако самое простое гласит что никакого смысла в жизни нет. Надо создавать его самому. Как там у фейдакинов — ничто не истинно, все дозволено. Кто-то гонится за успехом, понимая это как славу, деньги, власть и женщин. Кто-то познает себя и Вселенную, понимая, что все сущее — всего лишь иллюзия, данная нам в ощущение. Кто-то в принципе отказывается от борьбы, созерцая водную гладь в ожидании, пока труп врага проплывет под мостом. У каждого свой путь, у каждого свой яд. Потому лично я не собираюсь критиковать людей, которые едва попав в новое тело тут же начинают карьеру, чтобы заработать деньги и получить больше власти, работают двадцать четыре на семь, получают власть и деньги и… продолжают работать двадцать четыре на семь, увеличивая сумму на банковском счету и пределы своей власти, количества женщин/мужчин в гареме, машин в гараже и яхт, стоящих у причала яхт-клуба. Именно стоящих — ведь у них нет времени этим пользоваться, они работают. Подозреваю, что таким людям важно именно быть вовлеченным в процесс, а не результат.

Лично меня весь этот процесс накопления денег и власти, постоянной гонки за увеличением своего влияния — утомил еще в прошлой жизни. В какой-то момент ты понимаешь, что всех денег не заработать, всех врагов не победить, всех женщин не перелюбить… а потому имеет смысл просто иметь достаточно денег для комфортного проживания, причем желательно зарабатывать их любимым видом деятельности. С врагами желательно стать союзниками, ну или на крайний случай — нейтральными как Швейцария в сорок втором. С женщинами… лучше дружить. Желательно вообще уйти с их радара в качестве объекта для отношений, не встревая во все эти социально-половые драмы с выяснением статуса и «куда все это идет».