Улыбка скользит и по моим губам тоже, я чувствую, как неведомая сила тянет уголки губ вверх, я — счастлив. Трудно представить, да? Ночь, двое на дорожке, у меня куча проблем в школе, семье и личной жизни, надо мной висит расследование, по моему следу идут, вцепившись в след двое умных и безжалостных ищеек, одна из которых — умна так, что жутко становится. У меня сумасшедшая подружка, которая живет в мире комиксов и искренне считает себя персонажем с красочных страниц, а еще у нее есть пулемет и оружие массового поражения в пробирке. У меня есть умирающая одноклассница, которая до такой степени заигралась в свои игры, что не моргнув глазом — подставляет и меня и моих близких… и она тоже близка мне! У меня — Косум, Общага, какой-то вакагасира, который хочет выдвинуть меня на оябуна и стать регентом, у меня есть семья и там тоже много чего не так, одна Хината чего стоит, вот кого перевоспитывать надо, а мама с папой, которые говорят, но не слышат друг друга… но прямо сейчас ничто из этого не имеет значения.

Вспоминаем Киплинга — о, Запад, есть Запад, Восток есть Восток, и вместе они не сойдут… пока не предстанет небо с землей на страшный Господень суд…

Улыбка на лице у лисички становится шире и она наклоняет голову, разминая шею, словно агент Смит… вы слышите меня, мистер Андерсон?! Мы с ней — понимаем друг друга без слов, застывшие во временной петле, мы стоим, впаянные в это мгновение, словно мухи в кусочек янтаря и мне это нравится. Воздух вокруг искрится от напряжения, вот ее ножка — скрадывает еще несколько сантиметров, между нами. Я двигаюсь навстречу. Серебряная игла заколки спрятана в ее второй руке, убрана от взгляда, но я знаю, что она там — прижата к предплечью обратным хватом…

— Но нет Востока … и Запада нет… — шепчу я, улыбаясь: — что племя, Родина, род… коль сильный с сильным у края земли, лицом к лицу встают…

— Вы делаете мою работу сложней — откликается лисичка и придвигается еще ближе: — но я не жалуюсь. Мне… так даже интересней. Вы уверены, что хотите появиться на празднике со сломанной рукой? Или ногой?

Очарование момента проходит, как только она открывает рот. Черт. Ну кто мешал ей — продолжить цитату, сказать что-нибудь про Киплинга, в конце концов Миямото Мусаси вспомнить?

— Хорошо — говорю я, вздохнув и выпрямившись: — праздник? Обожаю праздники. Ведите меня красавица.

— О? — хлопает ресницами лисичка.

— Кстати… а вы знаете Киплинга? Или Миямото Мусаси? Какой у вас стиль? И… классная заколка…

— Я привела его, Мастер — говорит Лисичка и кланяется. Кланяется низко, выражая почтение. Отходит в сторону и указывает мне направление рукой — вперед. Мы стоим перед Зрячим, который на самом деле слеп. Зрячий улыбается. Приветливо машет рукой. Прямо перед ним огромный стол, который просто ломится от деликатесов и яств. Удивительно, что за столом всего два места.

— О, это же просто замечательно. Садись, садись, Такахаси-кун. У нас был праздничный ужин, но ты на него опоздал. Все же негоже встречать гостя с пустым столом, и я распорядился оставить для тебя немного, садись…

— Гостя? — я наклоняю голову в сторону Лисички, которая смиренно стоит сбоку и немного сзади: — как по мне, это было весьма настойчивое приглашение. Мне даже пообещали что-нибудь сломать…

— Что? Это недоразумение, Такахаси-кун… Сайка-тян, ты опять кому-то угрожала?

— Он отказывался идти! А это было ваше распоряжение и… — выкрикивает Лисичка, сжимая кулаки и едва не топая ногой.

— Сайка, Сайка… — качает головой Зрячий: — зачем ты так? Я же сказал — пригласить, а не привести. Такахаси-кун мог отказаться, никто не имеет права насильно затаскивать другого человека на ужин. У людей должна быть свобода выбора своей трапезы. Может ему завтраки больше нравятся…

— Извините, Мастер… — склоняет голову Лисичка-Сайка: — я неправильно вас поняла.

— Да я-то ладно — вздыхает Зрячий: — ты же не меня обидела. Ты обидела Такахаси-куна, вот перед ним и извиняйся.

Лисичка стоит, кусая губы и меняясь в лице, потом поворачивается ко мне и падает ниц в униженную позу смирения и покорности, на корточках, прижимаясь лбом к своим ладоням, в так называемом «земном поклоне», догедза.

— Прошу вас простить эту недостойную за самоуправство и грубость, Такахаси-сан! — выкрикивает она: — я искуплю свою вину!

— Все-то у тебя чересчур, Сайка-тян — качает головой Зрячий: — что скажешь, Такахаси-кун? Простим эту чересчур энергичную молодую особу, или…

— Ну… меня в большей степени интересует зачем я здесь — пожимаю я плечами. Меня этот маленький спектакль ни капельки не убеждает, я по-прежнему напряжен и готов к действиям. Знаю я эти трюки «слишком усердный исполнитель» и «хороший коп — плохой коп».

— Сайка, ты можешь идти — говорит Зрячий, поворачивая свое лицо к девушке. Она встает и нерешительно мнется на месте.

— Ну что такое, дорогая ты моя? — вздыхает он: — что такое?

— Мастер… вы остаетесь наедине с… ним! Это может быть опасно! — выпаливает она и Зрячий улыбается.

— О, поверь мне, я знаю, что Такахаси-кун — опасен. Очень опасен. Поэтому я и сердит на тебя — а что если бы он решил сопротивляться твоему приказу? Скорей всего ты бы не стояла сейчас тут. И все из-за простого каприза старого человека… тебе надо больше беречь свою жизнь, Сайка-тян, и меньше думать об этом старом и слепом человеке. Когда придет мой час — он придет в любом случае. И ни ты, ни я, ни этот… примечательный молодой человек не смогут ничего изменить. Судьба уже прописана, моя дорогая. Ступай. Я не боюсь смерти. И я не верю, что Такахаси-кун захочет навредить мне… а если захочет — значит такова судьба. Понимаешь? — снова улыбка. Лисичка мечет в мою сторону яростный взгляд, как будто хлыстом перетянула, кивает.

— Да, Мастер — говорит она и выходит. Дверь за ней закрывается.

— Я должен попросить за нее прощения — кряхтит Зрячий: — Сайка-тян — девушка прекрасной души, умная и энергичная… порой даже слишком. Но она слишком много времени уделяла совершенствованию своего тела, совсем забыв про душу. Молодые люди часто так поступают… не стесняйся, Такахаси-кун, наливай себе чаю… есть кофе, конечно же. Ты еще молод, алкоголь не предлагаю, хотя и его в достатке.

— Вы… позвали меня, чтобы поужинать вместе? — спрашиваю я у него и опускаю взгляд на стол. Боже, таких крупных креветок я в жизни не видел, с мое предплечье наверное… филе тунца, если бы на нем был ценник я бы сейчас подавился. Что же… налью себе чаю… раз уж Зрячий приглашает.

— Как-то неправильно мы с тобой начали — вздыхает он: — давай с начала. Меня зовут Тидзуо. А тебя — Кента, верно? Может будем без церемоний? Тидзуо и Кента, что скажешь?

— Мне без разницы — признаюсь я: — как вы меня называете, Тидзуо-сан.

— О и на «ты», по имени и без дурацких суффиксов. Как будто суффикс может изменить сущность человека — ворчит Зрячий: — словно от приставки «сама» у него мудрость отрастет вместе с бородой.

— Хорошо — пожимаю я плечами: — я могу и так. Что тебе от меня надо, Тидзуо?

— Прямолинеен, а? — улыбается Зрячий: — а и правильно, чего время терять. Что мне надо? Нет, Кента, вопрос стоит так — что нужно тебе? Именно тебе. Не Натсуми-тян, не Бьянке, не Шизуке, не твоим родителям, не твоей сестренке или твоему другу Хироши. Что нужно именно тебе?

— Как… вы хорошо обо мне осведомлены… — стискиваю зубы я. Вот тут, на краю стола лежит столовый нож… да и у меня свой складник с собой… вскочить, перепрыгнуть стол и … а что толку? Не уйду потом, как пить дать не уйду… наверное и эта комната… где-то есть лючки под потолком, где сидит снайпер…

— Не беспокойся об этом — отвечает Зрячий и поворачивает лицо ко мне. Если бы он не был слеп, если бы щелочки его глаз не были совершенно сомкнуты — я бы решил, что он — изучает меня. Что он видит меня.

— Ты все-таки напряжен — вздыхает он: — давай мы с тобой сразу же решим все вопросы с доверием, хорошо? Я полагаю, что ты умеешь обращаться с… этим? — он извлекает откуда-то из-под стола коробку из красного дерева и протягивает ее мне. Поколебавшись — я беру коробку и открываю ее. Внутри, на выложенном бархатом ложе — блестит хромированной сталью револьвер. Под стволом — желтыми цилиндрами выложены шесть патронов, каждый в своем гнезде.