Хозяин зарычал, подхватил рабыню и, резко развернувшись, впечатал ее в ствол дерева. Кассандра ослабла в его руках. Она не могла уже ни отвечать на поцелуи, ни отзываться на ласки. Тело таяло под его прикосновениями, мысли путались. Молочная кожа, мерцающая в свете угасающего костра, казалась мраморной и прохладной.

Демон отстранился. А невольница запрокинула голову, словно распятая. Он смотрел на нее – нежную, белую, трепещущую, такую хрупкую, такую слабую… Хотелось рвать, терзать, причинять боль. Как она могла доверять ему? Как могла закрыть глаза и распахнуться для ласк? Отдать это нежное сливочное тело ему – черному, звероподобному? Амон снова зарычал и прильнул поцелуем к прохладной девичьей шее. Кассандра выгнулась, чувствуя, как гуляет по телу огонь его прикосновений. Неистовый Зверь сжигал ее в своем пламени, а она хотела сгореть! Обжечься и исчезнуть – это лучше, чем едва тлеть. Она выдержит, все выдержит, только бы так же обнимал, только бы не смотрел пустыми глазами…

Он оторвался от нее на мгновение и хрипло спросил, потянув за волосы:

– Единственный?

– Да.

– Первый?

– Да.

На человеческое лицо стремительно наползала тень, внутри глаз мелькнула тьма.

– Тогда почему сбежала?

Она не хотела говорить, но от взора желтых глаз ничего нельзя было скрыть. Он узнает, так или иначе. Вспомнился случайно подслушанный разговор, ее отчаяние, слезы и непролазная чаща.

– Я… заблудилась. – Кассандра не смогла бы сказать больше, даже пытай он ее, но демону это было не нужно – увидев ее воспоминания, хищник ринулся прочь.

Вожделенная добыча… Собственность… Забава… Она подалась вперед, обвивая ногами яростное горячее тело. Амон снова впился губами в нежную шею. Мир померк.

Они упали в траву – прохладную и мягкую. Девушка перекатилась, чтобы быть ближе. Зверь снова издал утробный рык, и вот она уже подмята, впечатана в землю. Она попыталась вновь найти его губы, но ее грубо перевернули на живот, в лицо ударил запах прелой лесной земли. Животное начало этого свирепого существа не позволит ей быть на равных. Только полное подчинение. Только унижение. Что ж, она ведь сама хотела.

Жесткие горячие ладони легли на бедра и резко дернули.

Не о таком мечтает девушка, не знавшая мужских ласк. Не о таком. Но ничего другого ей не предлагалось. И бессмысленно, наверное, было ждать от него нежности и тепла. Только опаляющий жар, мучительно обжигающий, только пламя и боль.

Демон рванул девушку на себя. Зверь был в своем праве, как это всегда и случалось – он поглотил человека и рвался удовлетворить дикую жадность. Амон видел, как стремительно наливаются чернотой его руки, как на месте человеческих ногтей вырастают длинные когти. Она не переживет эту ночь, если он не сможет удержать свою ненасытность и ярость. Другие выживали, но она не сможет, потому что никого и никогда он не желал так исступленно, так яростно.

Никогда прежде ему не приходилось сдерживать себя.

Хищник внутри рвался, рычал, задыхался от жадности и хотел получить свое.

Черные руки рванули одежду. Ткань с треском расползлась, обнажая белую спину с трогательно выступающим позвоночником. В другое время он бы разодрал эту спину на десятки кровоточащих борозд, ведь чудовище, живущее внутри, требовало боли и ужаса.

Он чувствовал испуг доверившейся ему по глупости девушки. Она сжалась, наконец понимая, что сказки не будет. Не будет нежных поцелуев, не будет ласк, не будет упоительных объятий. Будут только страдание и страх. Зверь ликовал.

Но вот рабыня словно смирилась, положила голову на скрещенные руки и доверчиво прижалась к своему странному избраннику, позволяя делать то, что он хочет. Амон застыл. Он не мог дать волю хищной половине своего естества. Не мог причинить боль. Не этому хрупкому доверчивому существу.

Горячие пальцы скользнули вдоль позвоночника. По телу побежали мурашки. Кэсс не видела лица Амона, только чувствовала неожиданную ласку, и из груди рвался глухой благодарный стон.

– Моя. Не отдам, – хрипло выдохнул он.

«Не отдавай».

Демон замер, услышав ее мысли. Зверь зарычал от удовольствия.

Короткий взгляд на руки. Когтистые, страшные. Он не мог перевернуть Кэсс, пока не вернет человеческий облик. А чтобы вернуть человеческий облик, нужно было подавить в себе жадного хищника. Но она, доверчиво жавшаяся к нему, не позволяла это сделать. Усилием воли демон совладал с собой. Он это умел. И раньше всегда получалось. Но сейчас… Так нельзя. Что с ним происходит? Он не раз и не два бывал с человеческими женщинами, однако никогда не чувствовал ничего подобного. Никогда не хотел сдерживаться.

Тело медленно, тяжело и неохотно отзывалось на приказ рассудка, но все-таки антрацитовая чернота отступала. Амон осторожно потянул девушку за плечо. Она обернулась, и демон мягко уложил ее на спину.

– Ты боишься? – Хриплый, полный голода и желания голос.

– Да.

– Не бойся… – Эти слова он выдохнул во впадинку на ее плече.

Кэсс будто обожгло огнем. По телу вновь затанцевало пламя. Она едва могла дышать. От его прикосновений горела кожа. Девушка возвращала поцелуи, стонала, обмирая, а по телу бежала дрожь, словно все оно превратилось в оголенный нерв. Демон ловил губами тени, скользящие по белой груди, животу, бедрам. И нигде на этом сливочно-нежном лакомстве не осталось места, которого бы он не коснулся.

«Моя, моя, моя!»

Он вновь оторвался от нее и посмотрел на свои руки. Человеческие руки. Нельзя позволить, чтобы нежного, подсвеченного огнем тела касались черные когтистые лапы, но Зверь бесился, и сдерживать его было очень трудно. Он закрыл глаза. Он не позволит своему животному началу уничтожить то странное и хрупкое, что появилось в душе, не сейчас. Позже.

В миг, когда их тела сплелись воедино, воздух словно задрожал.

Короткая вспышка боли. Стон. Наслаждение. Кассандра кусала губы, впивалась ногтями в напряженные плечи, а потом, уже не умея сдерживаться, кричала в тихую сонную тьму… С каждым новым движением, с каждой новой лаской ослепительное пламя охватывало переплетенные тела, согревая. Это же пламя светилось в темных глазах рабыни и отражалось в узких зрачках хозяина. Оно струилось по жилам, превращая кровь в ревущий огонь.

Он все же не был ласков. Не умел. Его никто никогда не ласкал, и ему нечем было поделиться. Но он смог самое главное – он не убил ее. И хотя, наверное, его прикосновения причиняли боль, девушке ничего не грозило. И хорошо, что она обо всем этом не знала. Под приливом острого хмельного наслаждения Кэсс закричала, изогнувшись в жадных объятиях, и поляну охватило пламя…

Пробуждение было уютным. Вчерашняя беглянка и мятежница лежала в теплом кольце рук. Вот она сладко потянулась и случайно коснулась горячего, словно высеченного из камня тела. Он рядом… Но стоило открыть глаза, как блаженная нега улетучилась: взгляд демона был страшен. В зрачках плескалось что-то темное и жуткое, по лицу ходили тени, вспыхивали и тут же пропадали багровые узоры. Он словно ненавидел ее, и такая ярость полыхала в желтых глазах, что Кэсс инстинктивно рванулась прочь. Руки со стальными когтями тут же сжались, царапая кожу. Он смотрел на нее долго, словно решая что-то для себя, а потом резко раскрыл крылья, отшвырнул рабыню прочь и взмыл вверх.

Оказывается, уже наступило утро, и, пока она спала, Амон перенес ее в лагерь. Тут же подбежал всегда услужливый Шлец и помог подняться на ноги, стал вытирать слезы, которые почему-то катились по ее щекам.

– Что… это было? – стуча зубами, спросила девушка.

– Господин рассердился, когда ты убежала. – Парень оглядел девушку и наметанным глазом сразу же отметил хозяйскую рубаху, прикрывавшую наготу, синяки и ссадины по телу. – Он тебя наказал?

Кассандра оглядела себя. Ее одежда лежала разодранная в клочья там, где… Не думать, не вспоминать, иначе будет больнее. Но в памяти против воли всплыло, как демон натягивал на нее свою рубаху и, расстелив крылья, укладывал спать, коротко приказав отдыхать. Не выдержит. Не сможет.