– Это вроде курицы и яйца? – попытался встрять я, но Дурин наградил меня таким испепеляющим взглядом, что я поспешно закрыл рот и впредь, без острой необходимости, мага не прерывал.

– В тех или иных условиях жизнь меняется со смертью местами, а абсолютное зло для одного есть добро для другого. Хороший мясной антрекот, зажаренный на сковороде, для тебя добро. Ты насытишься, и сможешь прожить еще пару дней. Однако антрекоты из свиньи, и для нее это зло. Добыв часть мяса, ты убиваешь всю скотину. Ты скажешь, что это плохой пример? Свинья ведь просто животное, однако каждая жизнь ценна. Могу привести простое сравнение. Есть налог, и его надо платить. Для крестьянина это побор, хоть в пшенице, хоть в монете, хоть в баранах, однако для казны это благо. Если крестьянин не заплатит налог, он сделает добро только себе. Государство же не сможет заплатить стражам на границе, лекарям в бесплатных лечебницах, учителям в школах. Если же крестьянин платит налог, для него это разорение, в известной мере, а для государства благо.

– Слабая аргументация, – покачал я головой, но Дурин только рассмеялся.

– У Светлых с этим еще проще. Пичкают молодежь аксиомами о правильности добра и света, и никому не приходит в голову оспаривать их и подвергать сомнению.

– Неужели никому?

– Случается, кто-то оспаривает. – Гном сморщился, как будто вспоминая что-то неприятное. – Но мозги таковым вправляют быстро, а с кем не выходит, вышвыривают прочь из магической академии и поминай, как звали. Я к чему все эти разговоры с тобой веду. Маг не должен сомневаться в том, что делает, ни капли, ни секунды, ни грамма. Иначе будет большая беда…

В ученики меня, конечно, Дурин взял. Старику льстило, что черный маг из людей набился к нему в услужение, но на этом весь его интерес и закончился. Выделив мне и Кобе отдельную комнату (раздельных спален у Каменистого не водилось), маг так нагрузил меня бумажной работой, что я аж взвыл. День за днем я вставал, умывался, чистил зубы, «уничтожал» вполне приличный завтрак и шел в библиотеку, где несколько часов кряду переписывал различные документы. Магией тут и не пахло. Все, что мне вверялось, – это отчеты об урожае, планы дорог, копии торговых договоров и подряды на поставки снаряжения и продовольствия в города-артефакты. Столбики с цифрами, сухой конторский язык, сводки и графики, казавшиеся для меня поначалу абсурдными, начали обретать свои очертания, и ближе ко второй неделе этой тягомотины я уже немного представлял геополитику королевства и мог отличить сырьевой регион от дотационного. И если бы разговор шел только о подгорном царстве. Дело касалось всего королевства.

Например, в центральной части шли большие заказы на «доброе» железо и соленую оленину, а оттуда по бартеру поставлялись подводы с сукновальной глиной. Приморье уделяло больше внимание вооружению и экипировке собственных гарнизонов, из чего можно было заключить, что в море выходить не стоит, если ты не хочешь нарваться на пиратскую саблю или быть пущенным на корм морским обитателям. На севере королевства имелись богатейшие залежи каменного угля, а юг разрабатывал золотоносные жилы. Мир этот был полон удивительных вещей, и не хватало только одного, а именно нефти. Нефтяные месторождения в этом мире не разрабатывались, как впрочем, и газовые. Всплыл и тот самый черный порох, оказавшийся поставками как раз с побережья и прибывший туда из далекого восточного предела.

В редкие часы отдыха я посещал зал для тренировок гномьего гарнизона, где Хлоин со всем радушием предложил мне попрактиковаться в бое на мечах. Физическая нагрузка после кропотливой работы над скучными документами казалась мне в радость, и я с головой погружался в мудреную науку ножевого боя. Успехи мои были скромные. Ранее я учил и с успехом применял на практике бой на ножах, однако с более серьезным оружием дело обстояло сложнее. Верткие низкорослики буквально порхали по залу, рассыпая смертельным веером удары и уколы, а все, что оставалось мне, – это стоически сносить тычки учебными деревянными мечами да работать со щитом.

Вторая неделя моего затворничества началась с того, что Дурин снова поручил мне переписывать манускрипты, а сам, нарядившись в парчовую куртку, шелковые панталоны и надев на голову бордовый колпак с завитками, удалился в неизвестном направлении. Я даже слова не успел сказать, как Каменистый, нарезав задач, ускользнул за дверь, оставив меня наедине с рутиной.

Печально вздохнув, я развел руками и, дав себе зарок поутру следующего дня обязательно потолковать с гномом о паре-тройке контролируемых смертельных заклинаний, отправился в столовую, где верный Коба накрыл завтрак. На столе уже стояло огромное блюдо с хлебом, раскаленная сковорода с беконом и яйцами и кувшин какого-то сока. Завтракал я почти на автомате. Сказывалось нахождение под землей и отсутствие солнца. Я становился вялым, неуклюжим и сонным.

Покончив с приемом пищи, я побрел в библиотеку, где меня поджидали чернильница, заточенное гусиное перо и новый трактат. Это оказалась работа одного знатного агронома о выращивании кукурузы. Вздохнув, я по привычке перевернул огромные песчаные часы и принялся за работу. Писать пером – дело сложное и с непривычки крайне утомительное, а писать пером разборчиво кажется сущей мукой. Мы, люди двадцать первого века, так быстро привыкшие к клавиатуре и сенсорным экранам, стали забывать это священное искусство письма. В нашей истории еще каких-то триста лет назад умеющий писать и читать мог пробиться в жизни и занять видный пост. Высокие технологии, бесплатное образование и лень свели победу над неграмотностью на нет, и только тут я смог воспользоваться этим умением по назначению.

Песочные часы, стоящие на каминной полке, отмеряли ровно час, после чего я откладывал перо и шел размяться, а заодно и перекусить чем-нибудь на кухне, после чего снова возвращался в библиотеку и начинал по новой. Однако этот день, взяв свое начало в рутине, совершил крутой поворот. Едва я коснулся бумаги и вывел на ней первую букву, как дверь распахнулась, и в комнату ворвался возбужденный Коба. Лицо гнома было измазано в саже, голова перебинтована, руки дрожали, однако гном буквально сиял от восторга.

– Мама дорогая, что случилось-то? – охнул я, однако низкорослик только замахал забинтованной рукой.

– Кошачью лапу сделали! – возбужденно зачастил он. – Три штуки. Одна не сработала, вторую от пороха рвануло, а третья так стрельнула, что доспех насквозь пробила, а с ним и чучело. Смотреть будешь, хозяин?

Испытание огнестрельного оружия не самое интересное занятие, однако, ввиду сложившихся обстоятельств, оно показалось мне чуть ли не глотком свежего воздуха. Бросив свои канцелярские забавы, я с готовностью двинул за гномом.

– Ты не смотри, что я в бинтах, хозяин. Пустяки. Стеклом зацепило, – объяснял гном, уверенно ведя меня по запутанным коридорам цитадели. – Как первый раз бабахнуло, я с перепугу через окошко и вышел. Да не я один. Сам мастер Пали от страха бороду фитилем подпалил. Еле потушили. Борода-то у него смоленая-пересмоленная.

– Ты в следующий раз аккуратней, – настоятельно порекомендовал я. – Должна же быть техника безопасности!

– Чудно ты говоришь, хозяин. – Гном остановился около незнакомой двери и, нажав плечом, распахнул створки. Пахнуло порохом, серой, раскаленным железом и жаром печей. Гул от ударов молотом и шума мехов сливался с криками гномов. Все грохотало, вертелось, сверкало. Раскаленные печи выдавали струйки жидкого металла, стекавшие по желобам в продолговатые формы. После чего, едва металл успевал затвердеть, их перехватывали щипцами и принимались обихаживать молотами, придавая отливке форму. Вот уж чего я не ожидал увидеть под горой, так это сталелитейный цех.

– Что тут такое? – закричал я, обращаясь к Кобе, уверенно шагавшему впереди.

– Цех новый, – поделился гном. – Жидкое железо делаем. Потом его в формы сворачиваем. Такого еще ни у кого нет. Один у нас тут учудил. Наделал пластин тонких, и в кафтан засунул. Так ведь и не скажешь, что в кольчуге, однако не видно да и стрела не пробьет. Пробовали и на арбалетном болте, тоже не прошибает. Одни синяки да пару ребер сломали.