— Я смогу изменить свою суть! — вновь яркая вспышка разогнала, пытающийся сгуститься, мрак и обреченную скорбь.
— Мы не те кто мы есть, а те кем хотим стать! — демон вопил под грудой ударов и продолжал трепыхаться. Он был силен и не желал подчиняться смертным желаниям. Но с каждым ударом затихал искажаясь от безжалостной Воли ковавшего себя человека.
Гулкие удары привлекли внимание душ, осознавших движение времени. А демон шептал ей их голосами:
— Ты заставила меня сьесть моих детей. И сейчас желаешь вновь быть счастливой? Стать человеком? — скорбный голос пропел в пустоте, заставь Волю дрогнуть от груза вины на мгновенье.
— Да. Я не смогу это забыть, но и то что случилось изменить я не в силах. Все что могу, так это больше такого не допустить и сделать мир лучше, ради тех кого я люблю, — в сознании демоницы расцвели воспоминания о трех лицах, ведьме, рыцаре и фрейлине, — А если я не стану счастливой, то и они будут несчастны.
— Твои руки по локоть в крови и ты продолжаешь ее проливать! — обвиняюще взвизгнул другой голос, не в силах замедлить тяжелых ударов.
— Я не собираюсь себя отрицать. Я собираюсь себя изменить. И перестать черпать силы и наслаждение в чужих страданиях. Даже если мне придется вновь убить, то не ради насилия, а ради защиты. Себя и дорогих мне людей. — пылающая Воля сияла первозданной чистотой, лишенная мрака. А архидемон слабел, его бескрайняя тьма была окована фиолетовым блеском.
— Ты не сможешь меня уничтожить! Я всегда буду в тебе. — прохрипел уже сам демон.
— Я знаю. И когда ты опять поднимешь голову, я найду чем ее вновь огреть. — ехидно сказала сама себе Лана нанося последний удар, сковав себя воедино. И вслушилась в прекрасную песню достигшую самого дна миров. Десятки искренних голосов громко взывали и требовали ее вернуться назад. Их незыблемая вера в нее, в ее человечность, заставили эндорим грустно улыбнуться. Демоны состоят лишь из лжи. Но даже ложь можно заставить стать правдой.
Тоскливый вой измученных душ, вновь заставил ее разум вздрогнуть. У нее еще был долг перед ними, Ланом, Энимом, Нездешним. И Лана собиралась отдать его до конца. Используя лишь собственные силы и веру в нее свысока, она потянулась к нерушимым вратам изнутри. Домен забурлил не желая признавать ее право выпустить души. Правила, что старше бесчисленных циклов и Воля души, встретились и столкнулись. Делать немыслимое — это был ее удел, ведь она была Ланатиэль, самопровозглашенный ангел Чудес.
Ворота были крепки. Столь же крепки как и несокрушимый клинок Богоборца. Так же прочны как древняя Ненависть. А где-то вдали, в пустоте за пределами мира, на нее взирал одинокий Не-Бог. Она налегла, прилагая все силы, сознание плавилось и гасло, а с той створки ворот, казалось вертится само Колесо. Неизбежность. Даже в искаженном, холодном разуме Нездешнего возникло что-то похожее на удивление. Это Его отраженье вновь нарушало законы судьбы отрицая то чем ей быть предназначено.
Но дело должно быть сделано, а души освобождены. Вновь восстановив на мгновение разбитый контракт, Нездешний вдохнул в нее малую часть своих сил. Как и недавно, когда она сражалась со Властью. Не-Богу было не важно кто несет его законы этому миру. Значение имело всего лишь одно, освобождение душ и прекращение циклов. На этот раз Лана почувствовала на себе его взгляд и вздрогнув зло улыбнулась. Объединив полученные силы с своими, она рванула вперед фиолетовой бурей, надежно запечатав в глубине сердца небольшой, холодный, огонек чуждой силы.
Обсидиан раскололся, а скованные Ненавистью Врата разметало. В ту ночь все спящие мира проснулись от радостных воплей бесчисленных душ что пронеслись сквозь кошмар. Включая тех Спящих, что безмолвно хранили реальность от искажений. Потеряв на пару мгновений контроль над всем миром, они лишь удивленно могли взирать как искажения и ошибки накапливаются. Один за другим падали вековые законы отделяющие явь от того что породили мечты и страхи людей. Все слои вдруг смешались, монстры что скрывались во тьме под кроватью, обрели плоть, жертвы убийц предстали перед обидчиками, а одинокая девочка из сельской глубинки радостно воззрилась в окно на сверкающего радужной гривой, пришедшего из грез, единорога.
Алая Ведьма же хохотала. Стоя на бревнах острога и вздев к небу руки, она торжествующе вопила от счастья, забыв про себя. Мир в вспышке безумия ей вторил, приветствуя рождение нового ангела Чуда. Воцарившийся хаос долгие годы будет смущать умы всех историков и магов, даже когда Xранители Мира наконец-то вмешались, было уже слишком поздно, осколки фантазий и кошмаров разбрелись по реальности и их было не счесть, а слои неисправимо слились воедино.
Могущество Спящих не могло вернуть все как было, на миг задумавшись над обнулением цикла, от этой идеи они отказались, найдя это излишнем. Ведь существованию мира никто не угрожал, пусть его форма теперь была далека от изначальной. Так что устало вздохнув, они принялись вновь за труд, скрепляя реальность. Но мир навсегда изменился. Заточенные в кошмарах драконы вернулись, как феи и эльфы что запомнились людям лишь со страниц легенд и преданий. Исток Ларийцев взорвался. напитанный верой и заточенная долгие циклы Дева наконец пробудилась, окутав их земли своим нежным сиянием. А находящийся в далеких химерийских топях Харгран поднялся из ядовитых глубин, под вящее удивление облюбовавших его рыб и рептилий.
Но охваченное вихрем войны королевство пока было о всем этом в неведении. Находящийся в то время на севере Айр, стоя во главе войск готовился к битве. Стоя на вершине холма с которого открывался отличный обзор на осажденную крепость, герцог мрачно взирал на три ряда укреплений ларийцев. Те сражались очень экономно и осторожно, не ведя своих людей на убой под рыцарские клинки. Они словно кроты закопались в землю у основании стен и вот уже третью неделю ровняли их с землей из странных орудий.
Если бы не дерзкая, ночная вылазка Хардебальда, которую он предпринял накануне осады, крепость бы уже вероятно пала. Но старику удалось перебить расчеты осадных орудий, метавших тяжелые железные ядра, а так же поджечь склады с припасами врага. Те взорвались с оглушительным грохотом, от которого казалось вздрогнул сам холм, рыцарей разметало и оглушило, но большинству тогда удалось отступить. Услышав шаги позади, Айр повернулся и приветственно кивнул забравшемуся к нему на холм однорукому барону, с холодными желтыми глазами и волосами цвета воронова крыла.
Лифект Гофард прижал руку к сердцу и почтительно поклонился. Прошли те времена когда Айр был никому не известным бастардом. Сейчас он был герцог, единственный наследник южных земель и главнокомандующий всей тарсфольской северной армии.
— Ваше Сиятельство, повозки прибыли. Мы собрали металл и телеги со всей округи и сделали как вы приказали. Но сейчас их вряд-ли утянет даже пара лошадей… — без предисловий доложил барон.
— А лошади их и не потянут. Это сделаем мы. Гофард, удалось узнать кто командующий ларийцами? — в голосе Айра читалась усталость, они уже дважды дали бой передовым отрядам врага, которые встречали их дальними залпами своих странных “мушкетов” и старались отступить. Впрочем уйти по непересеченной местности от ланградских охотников задача не из легких.
Но взятые живыми наотрез отказывались сообщать ценные сведенья о своих силах, лишь одухотворенно проповедуя своим пленителям о “Объеденении всех земель под властью Любви” и призывая их бросить оружие и покаяться. Это было похоже на массовое помешательство, Айр даже пожалел что оставил Ульму в Чаще, чтобы она защитила их вотчину от приближающихся отрядов ларийцев, обошедших Тарсфол с юга. Пытать и казнить оказавшихся под властью эндорим людей было бессмысленно, так что Айр приказал сковать их по рукам и ногам, да сторожить.
— Какой-то их аристократ, епископ Арнидас. Если вы помните барона Нихбена, который младший, Джайл, то он узнав о том что его отец примкнул к Лейнарду, бежал с родовых земель, взяв под свое начало несогласных, с предательством сюзерена, рыцарей. Он прибыл под ваше командование вчера утром и смог нам многое сообщить. — спокойно пояснил Гофард, и бросил взгляд за плечо командира. От рядов траншей которые нарыли вокруг крепости ларийцы вновь раздался оглушительный гром выстрела и несколько ядер глухо обрушили восточную часть крепостного вала. Изрядно потрепанные камни стен уже были выщерблены и осыпались.
