– Но вы же помиловали старпома, когда по его вине погибло столько ка-маргов…

– Саманта! Я не стану спрашивать, с чего ты это взяла, но Дану действовал не по своей воле. Остальное тебя не касается. Ка-марг же все спланировал расчетливо и хладнокровно.

– Он мстил за своих, за тех, кто был ему дорог! И я бы, наверное, мстила, и вы… Помните, как вы убили того… – Саманта так и не сумела произнести, кого, но Шадор понял. – Ради незнакомой девчонки, без суда и следствия.

– Я бы и сейчас его застрелил, но гордиться этим не намерен. И в том бою погибли не только ка-марги…

Она едва сдерживала рыдания, и плечики ее вздрагивали.

– Сэм, – мягко произнес капитан, погладив девушку по плечу. – Сколько тебе лет?

– Двадцать… один, скоро…

– У тебя вся жизнь впереди. Долгая и счастливая. И я позабочусь, чтобы так и было… А он не стоит твоих слез.

– А это мне решать, капитан, – Саманта упрямо вытерла глаза.

– Черт тебя подери! Из всех нормальных парней на крейсере ты выбрала этого… Громилу с татуировками!

– Это мой выбор! Любовь не приходит по заказу.

Какого Тарантула!?

Шадору хотелось рвать и метать, сквернословить и швырять предметы, но он держал себя в руках.

– Сэм… Я не могу отменить трибунал. И приговор не только от меня зависит…

– Позвольте мне хотя бы повидаться с ним! Наедине…

– Что ты задумала, Сэм? – капитан подозрительно прищурился.

– Ничего… – она покраснела.

Рерих вздохнул и потер виски. Все ясно.

– А не пожалеешь потом?

– Никак нет, кэп!

– Саманта! Ты не на плацу. Сейчас оформлю тебе пропуск. А ты пей чай, пока не остыл.

Каракатица! На этом крейсере все так и норовят выставить его сводником! Но кто он такой, чтобы препятствовать любви?

Капитан горько усмехнулся, и вдруг его осенило:

– Так, подожди, а твой ка-марг об этом знает?

– О чем?

– О том, что ты в него влюблена… Дья-авол! Да он хоть в курсе, что ты девушка?

– Нет, но я ему расскажу.

Шадор представил лицо ка-марга в этот момент и… искренне его пожалел.

– Можешь навещать хоть каждый день, до казни.

Из каюты капитана Саманта вышла окрыленная и с полными карманами конфет. Пусть это ее последние дни, часы, минуты с Ка-Таго, но она запомнит их на всю жизнь… Прежде чем устроит ему побег. За две недели многое может случиться!

Сэм старалась не думать о том, как признается ка-маргу в своих чувствах… Как-нибудь… То есть сперва откроет ему, что она не парень. Иначе неловко выйдет… Ка-Таго должен узнать правду, и потом все обязательно утрясется. А вдруг он еще и обрадуется?..

Да, и надо бы понадежней спрятать кусок того причудливого лезвия, завернутого в пергамент с непонятными ка-маргскими каракулями. Саманта незаметно подобрала его и унесла со склада, когда Ка-Таго увели на гауптвахту.

Столько всего надо сделать!

И конечно, Сэм не заметила вездесущую Цайлу, у которой при виде молоденького резервника, выходящего поздно вечером из каюты Шадора, моментально созрела свежая сплетня.

Наконец-то все готово! Три последних опыта на эризийских слизнях оказались успешными.

Дор откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя опустошенным. Столько трудов и усилий! Осталось главное. И самое сложное. Если он извлечет Гона из климат-камеры, и антидот не сработает, то Гидеон обречен. А как узнать точно, подействует противоядие или нет? Тут хоть сто тысяч испытаний проведи, гарантий не даст даже космический дьявол!

Все проверено и перепроверено, оборудование готово, препараты подобраны. Последние дни Дор находился в постоянном контакте с эризийским центром неврологических патологий. Скорее всего, у него получится. Не может не получиться! А если нет… Тогда… Дорвард все уже решил.

Возвращение Гидеона Дор назначил на вечер. Отменил все дежурства, оставил только одного из медбратьев – молчаливого булфергца, сообразительного, но невозмутимого, который точно не будет мешать. А еще док подготовил вечеринку, заказал с оказией пару бутылочек редкого кентрийского и отправил подарки родителям.

До обеда Дор побеседовал с капитаном по рут-кому. Разговор у них с Рерихом вышел долгий, но общий: о жизни, планах, работе. Шадор, видимо, соскучился по доктору, поэтому с удовольствием разглагольствовал о всяких пустяках и не торопился по делам. Дорвард почти не натянуто улыбался и редко язвил, тоже наслаждаясь общением.

Днем он связался с резиденцией императора Лери и поговорил с Бринэйнном. Тот был внимательнее капитана и сразу начал задавать Дору наводящие вопросы, и пытался считывать реакции, а также предложил временно поселиться на Филодории. Обещал создать доку условия для плодотворного труда и отдыха. Дор отнекивался, чокаясь виртуальным бокалом, и убеждал друга, что все у него в порядке, а что касается Гона, то плановая работа идет.

Беседы с друзьями помогли доктору обрести душевное равновесие, и к вечеру он находился в приподнятом настроении, испытывал нервный зуд и хотел все сделать побыстрее, но останавливал себя. Дор как врач знал, что в важном деле стоит проявлять терпение.

Все чуть не испортил Ларри, которому зачем-то именно в этот вечер приспичило поторчать в госпитале.

– Док, у меня же отчеты! Вы на всё забили, и я вынужден вас прикрывать, – канючил он.

– Дома допишешь! – Дорвард чуть ли не силой вытаскивал его из кресла.

– Дома не могу! Там меня ждут. Моя пышечка… эээ… расстроится… Ну, док! Мне же от старпома влетит…

– Ничего не знаю!

Доктор выпроводил Ларри, убедился, что никого, кроме булфергца, не осталось, заблокировал для всех доступ к госпиталю и запустил новый медицинский блок.

Пока шла проверка настроек, Дорвард налил себе чаю, запер медбрата в ординаторской, и достал из малой климат-камеры подготовленные дозы антидота.

Затем подогнал аэроносилки под «вместилище» Гона и вместе с оборудованием перетащил его в блок интенсивной терапии.

– Ну что, – спросил он у себя-себя, – начнем? Не волнуйтесь, пациент, все под контролем!

На мгновение у Дора дрогнуло сердце, когда он взглянул на лицо брата. Неужели он запомнит его таким?

– Ничего, Гидеон! Снова станешь красавчиком. А потом… Я-я соединимся. Не сегодня, да. Для выращивания средней ноги требуется время… А вообще, тебе хорошо, ты-то будешь на препаратах, а мне опять болевой синдром в полный рост. Но это ерунда, Гон, честно!

Дорвард подготовил оборудование, деактивировал климат-камеру и с помощью функционального подъемника переложил пациента в кювету. Тут же зашевелились киберпальцы, и с двух сторон в руки и ноги Гидеона впились иглы и заработали инфузоматы[34], дозированно вливая в организм антидот. Автоматически включился АИВЛ[35]. Дор активировал введение абсорбционных препаратов и подключил брата к аппарату диализа. При этом он говорил с Гоном почти не переставая:

– Если я все правильно рассчитал, то ты очнешься примерно через час. Давай, Гон, не позже, я жду. Только очнись!

Примерно полчаса Дор следил за показаниями приборов. Изменений в состоянии не было.

– Давай же, давай! – подгонял он брата. – Вот это тебе! М-м-м, вкусняшка… Тебе понравится! – Дорвард запустил подачу препаратов, обеспечивающих восстановление сердечной и дыхательной функций, а также подпитку нейронов. – Ты сильный, Гон, из нас двоих ты сильнее, я знаю, давай!

Прошло еще десять минут, потом еще двадцать.

Дорварду невыносимо было молчать, и он разговаривал с братом.

– Когда ты поправишься, мы закатим вечеринку. Пригласим всех, кого захочешь, даже если я не захочу. Я закажу тебе платиновый шприц с алмазными иглами. И личный медицинский ковчег куплю. Ты-ты будем на нем летать, куда вздумается, не спрашивая разрешения у Шадора. Знаешь, я всегда хотел…

Доктор болтал и болтал, пока наконец не вспомнил о времени. Минуло около двух часов с момента начала активных реанимационных мероприятий. Дор оторвался от мониторов и устало прикрыл глаза. У него ничего не получилось. Ни-че-го. И дальше тоже ни-че-го. Пустота.