Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Решив не оттягивать неизбежное, я уцепился за перекладину и принялся ползти вверх по лестнице. Могу сказать одно, дело это сложное, опасное, и схожее с трюкачеством. Может быть, местная братия и привыкла передвигаться вверх или вниз по таким вот штукам, а для меня, человека неподготовленного, подъем оказался тем еще испытанием. Где — то на середине пути я почти выдохся. Мир передо мной раскачивался, то в одну то другую сторону, норовя приложить меня о борт или сбросить в пучину морскую. Я уж и не помню, как добрался до палубы. Ощутил только, что несколько рук вцепились в меня, а затем я приземлился на досках, больно ударившись спиной. Окружившая меня толпа насела. Все содержимое моих карманов оказалось в руках у невысокого коренастого типа, чье лицо было измазано чем — то черным. Блестящая от пота лысина мелькнула пару раз, и раздалось довольное бормотание. Кто — то принялся спутывать мне руки веревкой, другие орудовали с лодыжками, после чего меня, совершенно беспомощного и упакованного, будто гусеница в коконе, оттащили и привалили спиной к какой — то бочке.

Далее я стал свидетелем, как моих друзей одного за другим поднимают на палубу и их постигает та же участь. Сатана с нами не пошел, но в тот момент я волновался за инфернальную зверюгу меньше всего. Он как никто другой мог о себе позаботиться.

Потом удар по голове, искры из глаз и тьма.

Тьма для черного мага — это благость, вроде как ультрафиолет для растений. Чем больше черноты вокруг, тем лучше у того мага самочувствие. Тьма — это не только смерть или забвение. Это ночь, спокойствие, сон, ну или как в моем случае, потеря сознания, и если обычный человек просто теряется тут до лучших времен, то истинно черный расправляет свои магические крылья.

Благость эта приходила ко мне каждую ночь, и я искренне наслаждался, погружаясь в здоровый крепкий сон. В трактате Дурина особенно выделялся именно магический отдых. Записано было примерно следующее. Маг без отдыха бессилен, но не всесилен. Крепкий сон есть полный сосуд, а продолжительный отдых — ни что иное, как путь к саморазвитию.

Любили маги древности побить баклуши и даже целую статью рекомендаций под это подвели, хотя не скрою, после самого сильного колдовства, как следует отдохнув и выспавшись, я чувствовал себя просто великолепно. Миновали те дни, когда меня изматывало малейшее заклинание, и теперь на каком — то интуитивном уровне я брал энергии ровно столько, сколько было нужно.

Тьма, что пришла сейчас, была иная. Мой внутренний маг, сознание, бодрствующее постоянно, оказался будто бы запертым в сундуке, похороненным заживо под толстым слоем чернозема. Если бы у меня была боязнь замкнутого пространства, пришлось бы ой как худо, но и без того было не сладко. Я спал и бодрствовал одновременно. Все мирское, внешнее ушло куда — то на второй план, и в первый раз за долгие годы я остался один на один с собственными мыслями и подсознанием. Страха не было. Быть погребенным заживо, не значит умереть, а мысли мои в тот момент опасались только кончины. Я ждал, смотрел, слушал, но вокруг был вакуум, полностью отгородивший меня от внешнего мира…

— Эй, Кот! — Что — то больно ударило меня по лодыжке, и от этой вопиющей наглости я проснулся, ну или очнулся, уж тут как пойдет. Сначала я толком и не понял где мы. Пришлось дать себе несколько секунд на осознание того, что вокруг. Мы были в грузовом трюме. Мы, это я, Фалько и Питралин. Кобу и инфернального зверя я не заметил.

— Глядите — ка, — произнес дварф из дальнего угла. — Нормально его приложили. Я уж думал, и не очухается вовсе.

От упоминания о моей травме, страшно разболелась голова. Вдруг скрипнула дверь, и на пороге появился гном Коба, в полном здравии и отличном настроении. В руке мой подручный сжимал нож. За спиной гнома виднелся объёмный рюкзак, к которому он пристегнул такую же бездонную суму.

— Валить надо, хозяин. — Спокойно произнес он. — Тут такое творится, что жуть просто.

Дальнейшее я буду пересказывать со слов Кобы, так что за достоверность фактов, и точность описаний ответственности взять не могу. Рассказ моего подручного начался с того момента, когда меня сволокли на палубу, обыскали, и приложили по голове, да так что, наверное, теперь сотрясение. Подташнивает, слабость, привкус железа во рту, но не это главное. В тот момент, когда втащили наверх дварфа, гном вспомнил, что существо он волшебное, и в принципе способен на глаза не попадаться, и быть невидимым, даже если стоишь у противника перед носом. Что уж сработало, знания или страх вперемешку с адреналином, однако крохотный магический сосуд помощника исполнил свое предназначение, и никем незамеченный он пробрался на борт.

Дождавшись, когда пираты вдоволь потешатся, и разойдутся по своим мерзким и низким делишкам, Коба принялся разведывать обстановку. В первую очередь, его интересовал вопрос магии, а точнее ее отсутствия. У него она сработала, но была природной, вроде зеленого цвета кактуса или пения птиц. Магия же серьезная, такая, что через сито не пролезла, где — то застряла. Кто может знать эту тайну? Ну, конечно же, главарь. Приметив статного длинноволосого мужчину, чья одежда выгодно отличалась чистотой и имела существенно меньше прорех и заплат, он устремился за ним и успел проскользнуть в каюту. Следом за ним ввалился лысый тип, совершенно неприятной наружности, с одутловатым красным лицом и трясущимися руками. Увидев на столе капитана бутылку, он бросился к ней, но тот схватил его за шиворот и с легкостью отбросил к стене.

— Сиди смирно, хронота. Твое счастье, что мы этого дварфа нашли. У конклава к нему очень много вопросов. Уйти ведь, тля, хотел. И как? Морем! Это же насмешка!

Лысый издал печальный булькающий звук и с надеждой посмотрел на спиртное.

— Ой, как бы не пришлось потом плакать, капитан. Сердце — то драконье бьется, будто птица в клетке. Столько магии за раз оно еще никогда не впитывало. Не выдержит сердечко. Старое оно, уже два века как колотится.

— Сам знаю. — Капитан опустился в кресло, и ноги в тяжелых сапогах грохнули о столешницу. — Вот только что мы выловили? Магия приворота слаба нынче. На континенте и вовсе развеялась. Не будь эти идиоты в море, мы бы в жизни Питралина не поймали, да и не магия это, так, элементаль дурной.

Слушая этот разговор, Коба воодушевился. Тут знали про магию и прекрасно ею пользовались, она никуда не улетучилась. Более того, она сохранялась в таинственном артефакте. Остался сущий пустяк, понять, где он находится, и как им управлять. Забравшись под стол, гном навострил уши.

— Что делать с пленниками, капитан? С Питралином понятно, в кандалы и на совет. Пусть народ решает, как его казнить. Остальных — то, может, за борт? Балласт один. Продать их нельзя, старые они для рабов, да и не очень понятно, на что сгодиться могут. Первый, он явно воин, так, небось, кроме как убивать, ничего и измыслить не может. Второй, тот, что в хламиде, так с ручками белыми. Может принц какой, граф али барон. Выкуп попросить можно, вот только с кого его требовать?

— Решим все после обеда. — Голос капитана был спокоен, а речь нетороплива. Он наслаждался сложившейся ситуацией и, похоже, вообще был доволен жизнью. — Выясним, что и как. Наш палач умеет языки развязывать. Ты вели пока подавать на стол, я схожу, проведаю палача, да заодно на сердце взгляну. А ну как успокоить его нужно срочно.

Лысый убрался прочь, бормоча себе что — то под нос про плохое самочувствие и пагубное алкогольное пристрастие, а капитана встал и отправился в дальний угол. Под цепким взглядом Кобы, коего он совершенно не замечал, глава шайки отодвинул огромный окованный железом сундук, освободив узкий проход, в который и спустился.

Гном бросился следом и потянул носом. Из люка пахнуло жаром и сыростью, будто бы и не в трюм спускались, а находились на берегу южного острова, где лежит дохлая рыба и догнивают водоросли. Проскользнув вниз, гном поспешил по лестнице и нагнал капитана ступеньке на десятой. Стало еще более влажно и жарко. Крохотная каюта, скрытая от посторонних глаз, таила странный артефакт на подставке из чего — то прозрачного. Многоугольник, переливаясь всеми цветами радуги, светился изнутри, однако света в комнатушке было настолько мало, что глава разбойников подсвечивал себе путь масляной лампой. Остановившись у пьедестала, он очертил в воздухе фигуру, делая пасы руками и сохраняя при этом полное молчание. Коба внимательно наблюдал за его действиями, запоминая каждый поворот кисти, каждый взмах руки. При очередном пасе капитан замер, и артефакт отделился от постамента, зависнув в воздухе. Поднявшись, разве что, на ширину лезвия кинжала он сначала завис, а затем принялся неспешно вращаться вокруг собственной оси.

102
{"b":"871015","o":1}