– Прошу прощения, но поскольку я не задействован напрямую в расследовании, позволил себе немного прогуляться.

– Осматривали достопримечательности?

Фредерик пожал плечами: какие тут достопримечательности? Разве что улочки в районе старого театра перепутаны между собой так затейливо и проходных дворов и черных ходов столько, что агентам, приставленным к нему в сопровождение, немудрено и потеряться. Впрочем, они всегда теряются, с первого дня, когда Риган надумал установить за ним слежку. Но мэтр Джонатан не спросит прямо, отчего это он с таким упорством избавляется всякий раз от наблюдателей, иначе тогда и он поинтересуется, чем заслужил сей почетный эскорт.

– Скучаете, значит? – хмыкнул куратор. – В одиночестве? А что ваша супруга? Не появлялась? Не писала?

– Бывшая супруга, – поправил невозмутимо Фредерик. – Нет, не писала. Не думаю, что ей вообще придет это в голову.

Если Риган хотел уличить его в обмане с помощью какого-нибудь артефакта, ему это не удастся. Обмануть зачарованные на определение лжи предметы не так уж сложно. Нужно просто говорить правду. Ту правду, которую нет необходимости скрывать. Например, Адалинда действительно не станет писать ему.

– Жаль, – непритворно вздохнул Риган. – Полагаю, она могла бы пролить свет на некоторые обстоятельства этого дела. Я приказал установить наблюдение за школой, в которой обучается ее сын, однако и там она не объявлялась. Думаю… что, если на какое-то время перевести ребенка в другое учреждение?

Мэтр Джонатан в напускной задумчивости почесал проплешину и выжидающе уставился на собеседника. Фредерику ничего не оставалось, как снова пожать плечами:

– Если найдете достаточно оснований и согласуете действия с комиссией по защите прав детей-одаренных и со мной как с официальным опекуном мальчика. А я буду против.

Как, собственно, и комиссия. И совет Академий, если до этого дойдет. Линкарра ценила своих будущих магов, тем паче с таким потенциалом, как у Лео.

– Я и сам не сторонник подобных мер, – быстро пошел на попятную куратор. – Полагаю, наблюдения будет достаточно. А вы, если ваша супруга… бывшая… вдруг объявится, сообщайте немедля. С учетом обстоятельств, этому никакая комиссия не воспротивится, а вот если решите утаить…

– Я не знаю, где она сейчас, – четко и опять же совершенно искренне произнес Фредерик. – И поверьте, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь в раскрытии этого дела.

Правда, и ничего кроме правды.

Джек зашел к Эби поздно вечером, когда слуги ушли на свою половину и не нужно было переживать, что столкнешься с кем-нибудь из них в коридоре. Хотя Джек вряд ли волновался по этому поводу.

– У меня новый костюм, – сказал он.

Наверное, мэтр Алистер покупал одежду сам, в магазине готового платья, и наряд был механическому человеку велик: брюки длинноваты, сюртук обвисал на плечах. Еще вчера Эби предложила бы подшить, но сегодня промолчала.

– Тебе не нравится? – по-своему понял ее молчание Джек. – Может быть… цвет не мой?

Казалось, с каждым днем он лучше и лучше управляет своим неживым голосом, и интонации прорезались все четче. Сейчас это был сарказм.

– Хороший цвет, – ответила Эби. – Немаркий.

Новый костюм Джека был черным, как и предыдущий.

– Ты не хочешь со мной говорить? – спросил механический человек после затянувшейся паузы.

– Хочу, – возразила девушка. – Только не знаю о чем.

Прежде таких вопросов не возникало, ныне же возникали и не такие…

– Ранбаунг что-то нашел, – сказал Джек, без приглашения усевшись в кресло. – Точнее, он думает, что нашел. Что-то в исходном заклинании.

– Это хорошо?

– Не знаю.

Он умолк на время – обычно в такие минуты Эби казалось, что он отключился, но сейчас девушка откуда-то точно знала, что он всего лишь молчит, – а потом вдруг сказал:

– Завтра будет дождь.

– Откуда ты знаешь? – Перемены погоды, как и этих слов, ничто не предвещало.

– У меня есть барометр. В голове. Вернее, где-то здесь, – механический человек неуверенно ткнул себя пальцем в грудь, – но я привык думать, что в голове.

Привык думать. А она никак не могла привыкнуть к тому, что он способен думать.

– Еще у меня есть часы. И карты. Компас… Расскажи об Эйдене.

Эби вздрогнула всем телом – до того внезапной была эта просьба.

– Зачем? – Щеки вспыхнули, а в груди вдруг закололо: то ли ребра, еще не сросшиеся как надо, вновь разболелись, то ли еще что-то…

– Интересно, каким он был.

– Он был… хорошим…

Джек посмотрел на нее пустыми своими стекляшками, блестящими в газовом свете, и медленно покачал головой:

– Не был.

Не был. Под ребрами заныло сильнее.

– Какая теперь разница? – спросила она. Горечь в голосе превратилась в злость: зареклась же вспоминать, а тут чурбан этот механический!

– Мне интересно, – повторил без эмоций искусственный голос.

– Ничего интересного. И я… Я не знаю! Не знаю и не знала его никогда, понял?

– Понял. – Джек поднялся с кресла, будто собирался уйти, но пошел не к двери, а к ней. – Я видел его. Мертвого. С дырой в груди. И видел живого. С тобой. Так. – Он взял оцепеневшую от растерянности девушку за запястье и повернул ее руку ладонью вверх. Палец в кожаной перчатке медленно вывел на ставшей вдруг влажной коже первую букву – «э». И дальше: «б», «и», «г»… – Так, помнишь? Думаешь, это не интересно… крошка Эби?

Лишь на миг липкий обволакивающий страх сковал тело, а затем девушка вырвала руку и с силой оттолкнула от себя механического человека.

– Не смей! Никогда больше не смей! Никогда, понял?!

Она сама не понимала, чего требует от него, – главное, чтобы никогда-никогда.

И когда дверь за ним тихо затворилась, Эби все еще стояла посреди комнаты, обняв себя за дрожащие плечи, и шептала, словно обережную молитву: «Никогда больше. Никогда…»

Вернувшись к себе, Адалинда, как и планировала, выкупалась, смывая остатки изменяющих чар, и выспалась. После вынужденной блокировки дара, затянувшейся на месяцы, следовало осторожнее расходовать силы и не допускать переутомления.

Отоспавшись, магиня заказала в номер поздний ужин, а в ожидании заказа зажгла дополнительные лампы и открыла «молитвенник». У Фредерика был собственный способ систематизации данных, и ей, как человеку, знакомому с этим способом, не составило труда выделять основное в заметках.

Для Фредди дело мэтра Лленаса началось с работы Чарльза Шолто – аналитика, не следящего за состоянием газового освещения. Кто поручил ему заняться салджвортским изобретателем? Какие задачи ставил? Ответа на эти вопросы, как свидетельствовали красноречивые прочерки, бывший супруг не нашел.

Зато попытался сам обработать собранную о Дориане информацию: хронологическая таблица, занимавшая восемь страниц, фиксировала основные события в жизни мэтра Лленаса, начиная с получения тем первой ученой степени и заканчивая последним днем. Адалинда бегло просмотрела датированные записи. Стандартная, ничем не примечательная биография ученого: работа, работа и еще раз работа. Тихие, признанные лишь в кругу специалистов успехи и громкие провалы. Не слишком удачная преподавательская карьера: сначала в Салджвортской Академии, потом – на кафедре прикладной механики технического университета. Сотни публикаций в научных изданиях…

Некоторые статьи, судя по двойному подчеркиванию, чем-то заинтересовали Фредерика. Почти в каждом названии повторялись слова «душа» или «разум». Ничего удивительного: Дориан занимался исследованиями в этой области еще во время учебы и, если бы не увлекся на каком-то этапе механикой, возможно, намного раньше пришел бы к идее искусственного сознания. Но если подумать, не был ли его механический человек первым опытом? Возможно, сначала Дориан хотел попробовать создать искусственную душу в искусственном теле, а после – переселить ее в настоящее? Или же он вернулся к прежним замыслам, когда убедился в том, что не способен соперничать с природой и механика всегда будет уступать живой плоти?