Чёрная плоть болота, хвоинки леса, жар степи, мягкие цветы и орехи, звенящие светом сосны – всё смешалось в калейдоскоп искрящегося снега, и всё это тянуло к сестре...

Школяр проснулся в холодном поту, разрывая руками рубаху. Жалкое лицо Ольги стояло перед глазами. Хвала Создателю, это только сон.

Но надо было торопиться.

– Ну вот он, этот трактир.

– Действительно, бочонок медовухи.

Над входом на цепях красовался аккуратный лакированный бочонок.

– Интересно, а медовуха в нём есть? – с любопытством спросил Ярик.

– Ну, ты пока проковыряй дырочку, а мы внутрь.

Дымный зал освещался несколькими свечами.

– Фу, – брезгливо сообщила Варвара. – У них что, печи по-чёрному?

Осмотревшийся раньше других Никита помотал головой.

– Печи нормальные. Это курят. Причём не табак, а какую-то дрянь.

За одним из столов дымила бригада лесорубов. Варькино «фу» не осталось незамеченным, как и сама Варька.

– Кошечка, давай к нам, – поманил долговязый детина.

– Мы тебя не обидим.

– Мы все по очереди тебя не обидим, – хохотнул коротко стриженный здоровяк.

Не дожидаясь дальнейшей раскачки, Никита впечатал ногой стриженому в нос. Тот вместе со стулом кувыркнулся в угол; остальные подскочили с мест, но на стол шмякнулась вязкая плюха, пущенная Ярославом, так что каждому мягко досталось по морде, и кто вошёл в трактир, уже не вызывало сомнений. С магами связываться лесорубам не захотелось – у Варьки в ладошках качнулся боевой файербол, а долговязый, что успел схватиться за топор, остановился, завороженно глядя на арбалеты Лучника, направленные точно ему в глаза.

– Пошли вон отсюда, – подвёл краткий итог Никита. – Пиво можете забрать.

Лесорубы дёрнулись к выходу, сшибая стулья, потом один из них всё же рискнул вернуться за куртками, а пиво так и осталось на столах.

– Смотреть надо, дурень, с кем задираешься, – буркнул один из них стриженому, и Никита понял, что продолжения не будет.

Тараса в зале не оказалось.

– Опять его ждать, – вздохнула Варька. – Что ж у него там случилось, что он всё время петли закладывает?

– Появится – узнаем, – кратко ответствовал Никита и уселся за стол. В дверях показался здоровяк, чуть двинул голову вперёд, что могло сойти за извинения, и забрал со своего стола кувшины с пивом. Двигался он боком, не спуская глаз со школяров, те молча наблюдали за сборами слишком бойкого работяги. Лесорубы устроились прямо на крылечке.

Хозяин, которому распугали постоянных клиентов, смотрел на пришельцев не слишком любезно, но благоразумно помалкивал. Впрочем, когда Никита заказал ужин и комнаты, хозяин подобрел.

– Они где-то здесь, – очертила круг Анна. Звеньевые посмотрели на карту. Внутри круга помещался добрый десяток деревень. – И куда они движутся, мы, к сожалению, пока не понимаем. Во всяком случае, на свои базы Хвощ не выходил. Всё брошено.

– Школяр, паскуда.

– Не ругайтесь, Ладья.

– Да как тут не ругаться. Два стрелка над лесом рыщут, и везде туман. Во все стороны заволок.

– Да, если б не школяр, Хвощ уже бы попался.

– Я напомню, господа, два месяца назад «петушиные перья» утверждали то же самое. Мол, банде осталось чуть-чуть. Хвощ очень умён и изворотлив.

– А теперь ещё и снабжён магией.

– Эти парни становятся проблемой, – вздохнул Павел. – За ними гоняются три волостные дружины, но они всё время успевают ускользнуть.

– А чего ж вы хотите? – резонно спросила Анна. – Чтобы банда вышла на честный бой?

– Сварог с ней, с дружиной. У нас в четвёртом звене потери. Минус три человека. С этим что делать?

– Сами виноваты. Нарушили распорядок. Пили на ярмарке.

Командир четвёртого звена, седой рыцарь лет шестидесяти, с благообразной бородой и голубыми глазами, укоризненно покачал головой.

– Все мы не безгрешны. Да, ребята проштрафились и жёстко наказаны. Но что теперь скажут люди?

– Скажут, что не рыцари вешают людей Хвоща, а наоборот. – Голос Анны не располагал к компромиссам.

– Так уже говорят. Наши осведомители боятся давать информацию.

– Надо взять помощь магов и устроить им хорошую трёпку. У нас же есть осведомитель, – вступил в разговор Артур.

– Один есть. Но мы не знаем их местоположение. Они постоянно меняют стоянки.

– Значит, распушить живца.

– А осведомителя не жалко? Риски сожрёт его с костями. – Павел взял со стола яблоко и с хрустом надкусил, видимо, демонстрируя действия Риски.

– Не жалко. Скользкий тип, арена по нём плачет. Вполне можно пожертвовать.

– Смотрите, потом не останется ни одной ниточки. – Анна покачала головой.

– Я предлагаю отрядить в преследование полноценное звено. И удвоить волостной набор. Если уж засылать «живца», то с результатом.

– Вообще-то подобные методы неэтичны.

– Прямого запрета на них нет.

– Я не говорю, что они запрещены, но считаются неэтичными.

– Они наших парней вешают, а мы будем расшаркиваться. Кто за живца?

Десять звеньевых проголосовали «за», один «против». Анна воздержалась.

Сначала вдруг залаяла собака.

Вокруг лагеря постоянно терлись несколько дворняг, но пустобрехов почти не кормили. В лихое время их могли, наоборот, съесть. Особенно этим отличался Свист, не делавший различий между собакой и поросёнком.

Как бы то ни было, но лаяли собаки необычно. Дворняг было три-две суки диковинной пегой масти и чёрный тощий кобель с издевательской кличкой Шарик. Сейчас ощетинились все трое, как если бы волка увидели. Пятились, роняя клочья слюны, истерично дергаясь вперед и тут же отступая ещё дальше, под защиту костров, к людям.

Как на грех, Тарас и Бредень ушли на реку вытягивать верши. Но поведение собак было настолько странным, что даже хорошо поддатые бродяги забеспокоились и вроде как чуточку протрезвели. Один из них ворохнул начинавшие уже тлеть угли, выплескивая пламя, да ещё веток подбросил, освещая неверными сполохами подходивший к поляне кустарник, другой, один из самых здоровых и тупых, мордой тяжелее Свиста, пошел к деревьям, почесывая живот. Руку он, однако, держал на рукояти ножа, что величиной напоминал мачете.

– Кого там черти, мать вашу, конь халявный... Ты, Сало?

Это действительно был Сало, крупный и толстый монах-расстрига, уходивший в лес за дровами. Хворосту он тащил целую вязанку, но собаки продолжали надрываться. Сало молчал, как-то странно, рывками приближаясь.

– С тобой есть что ли кто? – снова спросил верзила и перехватил поудобнее нож, вроде просто руку переложил, по-прежнему держа оружие за поясом, но из этого положения можно было как метнуть оружие, так и ударить, полоснуть клинком наотмашь. Тот, что сидел у костра, снова потянулся к фляге, к нему подошли ещё двое – но перелесок вокруг был пуст, а Сало, несмотря на молчание, всё же был своим, да и один он был, хоть и шёл не по-людски, дергаясь и одновременно приволакивая ноги, как если бы кто-то всё время подталкивал его изнутри, а собаки продолжали пятиться в истерическом лае, да и предупреждал школяр что-то насчет лая, и лаяли вроде как даже не на Сало, который мог и перемазаться в жире какого-нибудь поганого барсука, а лаяли на пустоту рядом с ним, впереди него, на примятую траву поодаль.

У костров как-то разом все стихло, только сидевший ближе всех бродяга булькал флягой, далеко запрокинув косматую голову. Некоторые уже заподозрили неладное, не понимая ещё, что именно угрожает и что требуется предпринять... Угрюмый мужик, сидевший далеко сбоку, вытащил из котомки пороховую гранату и принялся перекатывать её в пальцах, сумрачно вглядываясь в темноту. Ещё несколько человек взялись за оружие; лучники наложили стрелы, один из них громко икал, оглядываясь в сторону, противоположную собачьему бреху, но вокруг всё было спокойно. Внешне спокойно; однако разливалась по сторонам звенящая тревога, как бывает, когда чувствуешь пристальный, недобрый взгляд. Так смотрит в спину медведь, которого ещё не заметил охотник. Вспомнив о «бакалавре», Флейта потянул с пояса лосиный манок, служивший в банде сигналом, собираясь предупредить ушедших к реке. Та же идея, видимо, пришла в голову и Хвощу, что абсолютно трезвым шагом двинулся к опушке, не скрываясь, но и не спеша выходить на край поляны, кроме того, ненарочное это смещение привело к тому, что между ним и Салом оказался горящий костер. Раздался двойной гудок манка; ковыляющий Сало никак на него не отреагировал.