– Да ты что. Там наверняка сеть стоит, засада по полной программе.

– Нет, не то. Это понятно. А если просто человека отправить? И, к примеру, Филиппку сюда привести? Он и новости расскажет, и за ним-то не следит никто. Не могут же они всё село пасти.

– Всё село не могут. А если он не захочет?

– Филиппка захочет. Ты его плохо знаешь. Он даже остаться захочет.

– Неудобно как-то. У человека свои дела.

– Во-первых, он мой друг. Я ему первый зуб выбил.

Ольга хихикнула.

– Обалденный показатель.

– Ну, всё равно. Кстати, зуб был молочный, так что не страшно. Мы тогда утёнка делили.

– Съесть, что ли?

– Да нет, конечно. Просто утёнка в луже поймали. В лесу была лужа, они там плавали, утки. В июле месяце. – Тарас улыбнулся воспоминанию. – А мы мимо шли, так они давай прятаться, нырять. А там мелко. Мы и поймали одного. А потом подрались.

– И кто кого?

– Да ничья. И утёнок удрал. Не в этом дело.

– А во-вторых?

– Что во-вторых?

– Ты сказал, во-первых, ты ему зуб выбил.

– Я сказал, что он мой друг, а зуб – это просто к слову. А во-вторых, даже если он остаться не захочет, я ему просто кошель серебра отсыплю. За беспокойство.

Ольга покачала русой головой.

– Всё распланировал. Ну, тогда нормально. А кого ты пошлешь?

Тарас поправил ей волосы.

– Да не я пошлю, Хвощ. Тут лучше чужого. Сейчас привал будет, мы и договоримся. Кстати, зачем ты этих котят прёшь?

Ольга засмеялась и сказала, явно передразнивая братика.

– Ну, во-первых, это храмовые ягуары. Котята редкие.

– А во-вторых? – улыбнулся Тарас.

– А во-вторых, они меня любят, я их люблю. Я их сама принимала. Это мои друзья.

– Чёрный зов, чёрные котята... Ты прямо как ведьма, а не весталка.

– А я такая и есть, – объяснила Ольга. – Исчадие рая.

Никита стоял возле костра и грелся. К вечеру ещё похолодало, и слепни-чинзана почти исчезли. Рядом несколько бандитов сооружали шалаши. Некоторые из них обтягивали жёсткой тканью, превращая в подобие палаток, прочие обкладывали еловым лапником. Костровой, глядя, как Никита переминается на промёрзших ногах, поколебавшись, сделал ему замечание.

– Ты хоть палки под обувку брось.

– Зачем?

– От, бакалавр городской. Ты же в снегу стоишь, он под ногами топится. Не сушишься, а наоборот.

Никита смущенно почесал голову. Заклятий здесь использовать не умели, но здравого смысла в разбойничках было с избытком. Он примостил под ноги несколько крепких веточек, так, чтобы под подошвой была опора, и сразу стало лучше.

Рядом накрывали стол. Распорядок дежурства, или что там вместо этого было в банде, так и остался для Никиты непонятным. Каждый вечер хлопотали безликие замарашки, которых бандиты везде таскали с собой, да им помогал кто-нибудь из «младшего» состава. Маринка трудилась редко, никого из «бакалавров» к стряпне не привлекали никогда, и в этот раз без ругани и споров готовился харч на несколько десятков человек. Из длинных жердей сделали настил, на котором разложили всякую снедь, вместо скамеек положили брёвна. В этот вечер стол был богатым – два мешка тройного объёма Хвощ приказал полностью набить продуктами, благо разносолов в башне нашлось предостаточно. Пушистый – совершенно лысый, среднего роста бандит с белым пушком за ушами – нёс к столу из жердей огромную бутыль, переливавшуюся тёмно-красным, и вдруг поскользнулся на тонких, покрытых грязью ветках. Он нелепо раскорячился, пошатнулся, взмахнул руками, Свист и Флейта кинулись поддержать, вот только не товарища подхватили – тот таки грохнулся в склизкую грязь, – а бутыль, что заманчиво плеснула содержимым. Пушистый, чертыхаясь, перевернулся, пытаясь встать, теперь у него проехала рука, уже с меньшим грязевым эффектом, а разбойнички вдвоём держали посудину, оторопело разглядывая потерпевшего.

– Не разбилась? – обеспокоенно спросил Пушистый. Флейта отрицательно помотал головой, а Свист принялся разглядывать бутылку, проверяя, как она себя чувствует.

– Хреново мне что-то.

– Ничего, пообвыкнешь. – Никита был настроен оптимистично. – Пару дней, и войдешь в норму.

Тарас с сомнением покачал головой.

– Хреново мне здесь.

Никита встревожился.

– Что-то конкретное?

– Да нет. – Тарас прислушался к своим ощущениям. – И да. – Он смешно покачал головой, разминая верхние позвонки. – Что-то не так. Не как обычно.

Никита нахмурился. Цветный редко жаловался на жизнь.

– Голова болит, сердце? Мутит? В чем это проявляется?

Тарас снова помотал головой.

– Ну рассказывай уже, раз начал. А я тебя жалеть буду.

– Что-то изменилось. Но я не пойму, что именно. То ли четкости поубавилось, то ли цвета поблекли. Но это не глаза. И не блажь, что-то действительно изменилось. И ногти пульсируют.

– Ты уж подбери слова. Чай, не холопы, риторике обучались. И с ощущениями побогаче, пласт не тот.

Тарас кивнул.

– Да я понимаю. Не хватает даже понятий Колледжа. Где-то оно близко, из магического среза, но слова такого нет. И ощущения такого нет. Не было его у нас на лекциях, не давали. А у меня, выходит, было. – Он говорил очень медленно, выцеживая каждую фразу. – И чувствую я это через руки.

– И сейчас оно не исчезло?

Тарас помотал головой, чуть-чуть искривив губы.

– Слушай, а может, это с тебя последы сходят? Ты ж столько всего нацеплял?

Тарас отрицательно покачал головой.

– Нет, это точно нет. Совершенно не оно. Скорее наоборот. Внутри что-то просыпается. – Он чуть-чуть понизил голос. – Мне кажется, я чувствую всех этих мертвецов.

Трапеза получилась отменной, но торопливой, слишком мешали слепни. Больше всех пострадал Пушистый – он особенно приглянулся этим тварям, так что лицо у мужика распухло, а губы надулись толстыми валиками. Болеть оно не болело, только когда Пушистый наворачивал праздничную снедь, несколько раз, не ощущая, прикусил себе щеку. Соседи радостно сочувствовали, норовя утешительно погладить по голове, а бедняга отмахивался, бормоча что-то нечленораздельное.

Флейта, дурачась, украл у него серебряную ложку. Пушистый долго гонялся за командиром разбойников вокруг стола, а тот всё норовил подарить её кому-нибудь «насовсем», но потом всё же вернул хозяину. Как сказал Никита, «утратил интерес и выронил из пасти».

Лагерь разбили наспех, поскольку утром предполагалось движение продолжать.

– Слушай... – Лучник улыбнулся.

– Что? – не понял Ярослав.

– Лес слушай.

Тишина стояла удивительная. Ветра не было, ухо привычно искало городские шумы, пытаясь переводить в них редкое лесное потрескивание, порождая даже своеобразный морок. Птиц, по зимнему времени, также не было слышно, озёра подёрнулись ледяной корочкой безмолвия.

– Тихо как. Вообще никого. Будем на ночь становиться?

– На ночь нам нельзя. Догонят по следу.

– У тебя же рука...

Лучник посмотрел на свои пальцы и вздохнул. Опухоль всё увеличивалась.

– Порошки помогли? – Ярик час назад отыскал в заначке укрепляющее и отдал его товарищу.

– Хуже не стало, – дипломатично ответил Лучник.

– Так что ты предлагаешь? Я уже с ног валюсь.

– Придётся идти. Надо к утру добраться до дороги, там они нас потеряют. И лошадей неплохо раздобыть. А спать нам сегодня не светит.

Ярик с тоской оглянулся. Отчетливый след, темнеющий набежавшей водой, убеждал его в правоте товарища.

– До утра-то не догонят? – вздохнул он.

– Увидим, – кратко ответил Лучник.

Перед сном Тарас решил пролистать старые конспекты и то, что уже не нужно, выбросить. Даже в раскладном мешке тетради занимали слишком много места. Он снял тяжёлые обложки и начал прореживать некоторые лекции. Большинство листов, впрочем, оставалось.

Палатка была самой большой и тёплой, здесь спали все школяры, весталки и несколько старших бандитов. Хвощ ворочался. Наконец он хлопнул себя по щеке и буркнул: