Пока обошлось.

Вечером Тарасу вспомнилось детство.

Сколько было историй о гладиаторах и бестиариях, об удивительной удаче и фантастических боях...

Ему принесли постель почище, а по стене перестала течь вода. Охранник сказал, что это был прорыв трубы. Тарас не поверил. Уютной его камера, конечно не стала, да и сухости добавилось не слишком, но всё-таки... И хлеб на вечер выдали получше. По всему получалось, что вне категории «мясо» жизнь в школе не так уж омерзительна.

Омерзительна, но не так.

– Этот парень не должен выйти из школы.

Ланиста молчал. Боярин ему не нравился, но спорить с верховной знатью распорядителя боёв давно отучили.

– Эта тварь слишком долго отравляет воздух. Как таких матери рожают... Ты слышишь меня, вояка?

Ланиста кивнул. Боярин продолжал, покачиваясь с носка на пятку:

– Это убийца. Подлый, трусливый убийца. Он должен умереть.

– А у нас там нету ангелов, – буркнул ланиста. – Нормальный парень, за ним уже смотрели.

– Ты не умничай. Школяр должен сдохнуть. Сделай, чтобы выпустили его поганые кишки.

Ланиста опять кивнул.

– Конечно, сделаем. Договорились же. Но отравить не получится, контроль перекрёстный, поскольку ставки. На ипподроме вон тоже... Гнилого сена лошадям не подложишь.

Боярин начал постукивать по ладони верхушкой красивой резной трости с искусно обработанным набалдашником. Величиной почти с посох, она напоминала и шестопёр. В общем, та ещё вещица.

– Ты мне про трудности собираешься рассказывать? Всю школу в план посвящать не обязательно, ты должен сам сработать. Поставь против него сильного бойца.

– Тут тоже всё по котировкам. У каждого рейтинг, очень-то не изменишь. Я думал, он хоть коктейля напьётся, они же, школяры, все вроде пьяницы. Тогда б его на арене повело. А он почему-то пить не стал.

– Может, почуял, сволочь. Их всё-таки учат.

– Ну да. Если б выпил, на арене бы уже не дёргался.

– Если бы да кабы... Если бы у бабушки был елдак, бабушка была бы дедушкой. Ты деньги собираешься отрабатывать?

– Ну так... На арене или в школе несчастный случай организовать?

Боярин усмехнулся.

– Ты дурачком-то не прикидывайся. Несчастный случай со школяром расследовать будут, это никому не нужно. Или ты супротив Колледжа следы запутаешь?

Ланиста оскалился.

– Нет, конечно. Тогда мне в школе оставаться будет нельзя, тогда мне уходить надо.

– И что? Ты согласен в бега удариться? А ну как поймают тебя? На нас выведешь, зачем мне с Колледжем неприятности?

– Не надо в бега. Меня давно в Италию зовут, во Флоренцию. Как раз бы и ушел.

Боярин задумался.

– Как раз бы и ушёл. И сколько же стоить будет это твоё «как раз бы и ушёл»?

– Ну... Место здесь доходное. Договоримся. Зато так уже наверняка, на арене всякое случается. Парень уж больно скользкий.

– Так. – Собеседник ланисты принял решение. – Устраивать тебе переезды за счёт Думы я не намерен. Подставляться из-за этого уродца – тоже. Так что сделай всё на арене, как оговорено. А в школе просто поучи, чтобы не до смерти. Понятно?

Ланиста кивнул. Видно было, что он несколько разочарован.

– Сделаем. В школе подработаем, на арене добьём. Добавить бы ещё ногтей сто, для надёжности.

Боярин поморщился.

– Ты, может, думаешь, дойную корову нашёл? Так это неправильно. Мы с тобой всё уже считали. И ежели у тебя что не сложится – я тут ни при чём.

Ланиста хмуро кивнул. Флоренция, или куда он там на самом деле собирался, явно ему обломилась. Во всяком случае, за счет Тараса.

– И не дай Сварог тебе снова ошибиться, – недружелюбно добавил боярин.

Раковина, из которой следовало набрать в ведро воду, оказалась загорожена. На запястье стоявшего перед Тарасом бойца змеились два кольца чёрной каучуковой резины. Двадцать боев. Профессионал очень высокой пробы.

Взгляд, который физически ощущал Тарас, был настолько тяжел, что поднимать глаза не хотелось. Школяр тянул, сколько было возможно, и лишь когда увидел, что рука пошла то ли толкнуть, то ли ударить, поднял глаза, стараясь, чтобы в них не было страха. Два сизых от ненависти зрачка, казалось, пронизали его насквозь.

– Что, умница... Две победы у тебя, сынок... – Высокого роста боец был очевидно сильнее. Даже будь у Тараса магия, вряд ли он смог бы одолеть такого воина. А дружить тот явно не собирался.

– Ты, сынок, говорят, и в каске зрячий... Понравилось слепеньких-то резать?

– Козел тебе сынок, хорек надутый, – выдал странную фразу Тарас, не обдумывая стилистику, но цели достиг: на мгновение воин опешил. Именно в этот миг школяр выронил ведро и ударил. Прямым, без замаха, точно в нос. И попал, смачно попал. Собирался, правда, провести целую серию с боковой подсечкой, но больше уже ничего не успел. Воин качнулся лишь на мгновение, далее нога школяра подцепила пустоту, а сам он, наоборот, получил сильнейший удар под ребра. Дернулся влево – там оказалось мощное чужое колено, качнулся в другую сторону – и нарвался на удар в подбородок. Ничего уже не соображая, Тарас поймал ещё несколько тычков – параллельно воин успел отключить и прыгнувшего на помощь Лучника, – и тяжелый, классический удар в челюсть полностью погасил сознание.

Очнулся Тарас от того, что на его лицо лилась теплая жидкость. Обладатель чёрных колец вылил на школяра его собственный кисель и теперь расходовал кружку Лучника. Тот валялся рядом без всяких признаков жизни.

– Ты знай, сука, мы тебя зарежем, – тяжелый ботинок щелкнул в онемевшие ребра, – не на лазарет зарежем, до смерти. Как и положено резать сук. – Воин ещё раз пнул почти бесчувственное тело, хрястнул рядом, вдребезги, глиняную кружку, повернулся, плюнул и ушел. Чувствуя, как наплывает боль, школяр приподнялся было к Лучнику, но руки подломились. Сознание больше не уходило, силы пошевелиться не было, лицо горело и, похоже, начинало распухать. Народ в умывальне постепенно разошелся. Заглянула меланхоличная дежурная – много повидавшая на своем веку тетка, – намочила тряпку, посмотрела сочувственно, но помогать не стала, вышла по своим делам.

Тарас с трудом перевернулся на бок.

Надо было что-то делать.

Всё тело ломило, хоть и не было на нем ничего такого, с чем можно было обратиться в лазарет. Отметелили грамотно, от ближайшего боя не откосить. Что же делать...

Сволочь бархатная, как он, однако... Всё было прекрасно, всё было просто замечательно... И вот – ничего... И бургомистра тоже, а бургомистр был вполне приличный дядька... Тарас грыз себе руку, размышляя. Когда мысли переходили в откровенно тоскливый вой, прикус помогал отвлечься. К вечеру эдак придется всю кисть изжевать.

Ещё четыре победы ему, конечно, не набрать. Теперь, когда он и в школе изгой, это стало очевидным. Достаточно один раз попасть в «стенка на стенку», чтобы свои же «случайно» подрезали. На арене это легко и без всяких последствий. Парень с кольцами хорошо это знает, потому и не стал в умывальне добивать. Так ему ни карцера, ни штрафных боев...

А что ж надо было жмуриться, что ли? Ну да, он видит через каску. Не то чтобы видит, но не слеп. Для боя достаточно. И что? Да любой бы на его месте использовал. И он использовал. Но в касках его больше не поставят. Гимнастика без чувства поля не поможет. Прыгнуть можно, а вот что из этого получится, заранее не скажешь. Со зрачками в группе не выйдет ровно ни хрена. А выйдет, так применит. Деликатничать не станет. Здесь каждый сам за себя. И в Твери теперь полгорода врагов, хоть вообще не выходи. Лучник говорил, вроде брат двоюродный того, с кольцами, кровью под теми крючьями истек... Может, правда, а может, и нет. Теперь уже не важно. Что тут причина, а что повод – брат ли, али ногти серебряные с воли, от родни бургомистровой, али ещё какая корысть... Впрочем, на воина с кольцами злобы не было. Возможно, потому, что одолел он его честно и добивать всё-таки не стал.