– Действительно, кошмар. А потом что?

– Ну, потом я заорал.

– Вор, что ли?

– Да нет, братишка двоюродный. Он в гостях был, пошутить надумал. Я ему как-то про костюм рассказывал, а он запомнил. Маску в лавке купил. И сообразил, как её использовать. Змей.

– Подрались?

– Какое там. Он на четыре года старше.

– Не подрались?

– Ну, я его потом всё-таки отмутузил. Но напрыгнул со спины.

– А так нормально с ним жили?

– Да мы и встречались-то всего несколько раз.

– А где он сейчас?

– Его в зельце прожевало. Лет шесть назад.

Тарас какое-то время молчал, потом сказал:

– Извини, если задел.

– Да нет, нормально. Мы не особенно дружили.

Тарас наконец умостился, как ему хотелось, и совсем уже собрался спать, когда подал голос Никита:

– Слышь, цветный.

– Слышу, но сплю.

– А ты за что Варьку любишь? – проигнорировал деликатности Никита.

– Не понял, – зевнул Тарас.

– Ну, волосы там или ноги. Или характер.

– Дурень ты, Кит.

– Это почему? – обиженно спросил Никита.

– Потому что дурень, – доходчиво объяснил Тарас. – Кто же любит за что-то? – Он снова зевнул. – Если любишь, так человека. Целиком. На части только в холодной делят.

– Но бывает же, что-то особенно нравится. Допустим, волосы у девчонки классные. Может такое быть?

– Конечно. Но любишь-то всё равно не волосы. Ну, как ты это представляешь? Вот лежит пучок расчудесных волос, и ты его вдруг полюбил, так, что ли?

– Ага. А лысую ты полюбить не пробовал?

– Всё равно. Человек и плоть различны.

– Не всё равно. Бывает, к плечу прикоснешься, и всё. Завёлся. Человек там, не человек... Ну, в смысле, человек, конечно. Но заводит что-то. Конкретная плоть.

– Но это не любишь. Это биология. Фрагмент.

– Объясни.

– Объясняю. В Монголии есть такой обычай. Если девушка убежала с парнем, а родня против, снаряжают погоню. И, когда ловят, привязывают к дереву. Близко-близко, лицо в лицо. На несколько недель.

– Зачем?

– Любовь убивают. Паренька потом могут даже отпустить, если не хотят с его родом ссориться.

– И что? Помогает?

– Всегда. Безотказное средство. Самое прекрасное лицо, когда оно столько времени перед глазами... Когда видишь его части, волоски, родинки, бугорочки... То бишь когда начинаешь человека разглядывать как кусок плоти, да на составные части делить, да сравнивать... Никакой любви не остаётся.

– Пожалуй. – Никита, видимо, представил эту картину. – Если несколько недель. Хотя стоп. Ты же не хочешь сказать, что какие у девчонки ноги – не имеет значения?

– Для желания, конечно, имеет. Но не для любви.

– Ты разводишь плоть и дух. Хотя, может, и правильно.

– В идеале сочетается и то, и другое.

– А как же «любовь зла, полюбишь и козла»?

– Чепуха. Любовь зла только для тех, кто хочет с козлом срифмоваться.

Никита приподнялся на локте. Сон, похоже, слетел с него начисто.

– А я вот, слышь, Тарик... – Он говорил очень тихо, но Тарас слышал каждое слово. – Я себя что-то не пойму. Мне сегодня Уля глянулась – вообще. Прямо накатило... – Забытая Никитой рыба брякнулась на пол.

– Ты с ней поосторожнее, – предостерег его Тарас.

– Да она сама вроде тоже... Или мне кажется? Она внушать-то может?

– Вряд ли. Она в башне меньше трёх лет.

– Всё равно весталка. Кстати, ты как считаешь, с ними по-доброму-то можно?

– Можно-то можно. Но это же не навсегда. И если поругаетесь, мало не покажется. Она и не захочет, а тебя шмякнет.

– Ты это точно знаешь?

– Откуда точно? Весталки прежде никогда не разбегались. Но лучше не проверять.

– А если не поругаемся?

– Тут уж сам смотри. По-моему, пока не стоит.

– Почему?

– Потому что, если б ты действительно втюрился, ни о чём бы не спрашивал. Давно бы клинья подбивал.

Никита лёг на спину, обдумывая слова Тараса. Затем почувствовал, что ему необходимо прогуляться. Он сел, пожелал Тарасу спокойной ночи – тот буркнул что-то нечленораздельное, совпадающее по сакральному смыслу, – натянул старые валенки и вышел во двор.

По дороге в удобства ему почудился какой-то шум. В старой баньке, где жили Маринка и Муха, слышались возня и мычание. Никита насторожился. Кто-то слабо ударил изнутри в дверь.

Никита потянул с пояса боевой жезл и пяткой ударил в старые доски. Дверца слетела с петель, внутри завозились ещё сильнее.

– Козёл, – послышался Маринкин голос.

Мимо Никиты с поднятыми руками прошмыгнули двое, он даже не понял, кто именно. Лезть в драку они явно не собирались, поэтому активировать жезл школяр не стал. На таком расстоянии мозги сварились бы стопроцентно. Вблизи удар боевого жезла плохо переносили даже зомби.

– Что там? Вы в порядке?

Показалась всклокоченная Маринка.

– Козлы вонючие, твари. – Судя по относительно целой одежде, добраться до тела насильники не успели. По холодной погоде мало кто раздевался на ночь. – Все вы козлы вонючие, – просветила Никиту жертва.

– Ну и ладушки, – не стал спорить школяр, покрутил в пальцах жезл и убрал его в чехол на поясе. Он повернулся уходить, но Маринка вдруг всхлипнула и явственно шмыгнула носом. Никита повернулся.

– Чего зыришь? Козёл, – сказала ему Маринка, запахнула рваную кофту и ушла в свою баньку. Никита пожал плечами и пошёл своей дорогой.

Перед уходом случилось ещё одно событие.

В банду пришли трое из деревни людоедов и заявили о своём желании присоединиться. Улыбчивые мужички с холодными глазами вполне устроили и Хвоща, и Флейту. Неожиданным было то, что вместе с ними пожаловал шаман. Моложавый, высокий, средней комплекции, очень пластичный – он сразу подошёл к Хвощу и преподнёс ему серебряную чашу с мелким чёрным порошком. Порошок оказался средством от слепней-чинзана и состоял из перетёртых же слепней с какой-то специфической добавкой. Чтобы выгнать насекомых из помещения, достаточно было посыпать пару щепоток по углам. Хвощ благосклонно кивнул и подмигнул Тарасу. Школяр кисло улыбнулся. Магическая монополия школяров в банде явно пошатнулась. Впрочем, следующий, к кому подошёл шаман, был именно Тарас. Шаман молча протянул ему серебряный перстень. Школяр машинально принял подарок, и ногти тут же отозвались пульсирующим толчком. На перстне был продавлен череп, в глазницах обозначены крохотные красные камушки. Поколебавшись, Тарас надел его на средний палец левой руки – шаман кивнул, показывая, что действие правильно, – и развернул черепом внутрь.

Затем шаман подошёл к Зенону, но здесь он ничего не дарил. Они просто обнялись, как старые друзья, и шаман молча сел рядом с монахом. За всё время присутствия в банде он вообще не сказал ни слова – все комментарии прозвучали из уст одного из сопровождавших мужичков-людоедов.

Флейта что-то раздражённо буркнул Хвощу, но тот только покачал головой. Судя по всему, магический «противовес», что складывался в банде, атамана вполне устраивал.

Вечером того же дня Тарас подошёл к атаману.

– Ты в курсе, что оба пришлых мужичка – волколаки? – прямо спросил он.

– Теперь в курсе, – невозмутимо ответил Хвощ. – А ты уверен?

– Абсолютно. Я такие вещи чувствую. – Тарас не стал объяснять, что чувство это сформировалось совсем недавно, и помог ему в этом третий браслет.

– Волколаки-людоеды, – на всякий случай уточнил Хвощ. В княжестве существовали и лояльные оборотни, не обращавшие свои возможности людям во вред. Эти работали в лесничествах или, с отбивающим волчий запах порошком, пастухами.

– Точно не знаю, но думаю, что да.

– Ну и ладушки. Будет кого в разведку послать, – не стал кручиниться Хвощ. – У Колеса тоже волколак хаживал.

– Смотри. Моё дело – предупредить, – сказал Тарас. Атаман неопределённо хмыкнул, но школяр не сомневался, что Хвощ отметил все вытекающие нюансы.

Маринка подошла к Никите, когда тот уже садился в сани.