– Это отличная небольшая курица, – с достоинством ответил часовщик.

– Да я не о том. Вина вон кувшин полный, упьемся, зелени и хлеба целая корзина, а птичка-то уже всё? Правду про вас говорят, про евреев, все вы где-то часовщики.

– Вы не волнуйтесь, сосед, вторая птичка скоро будет. Яша принесет, вы же, наверное, хотите кушать горячее?

– А... – В голосе стражника появилось понимание. – Ну извини, сосед. Я сразу не сообразил. Давай ещё по чарочке накатим.

Часовщик не торопясь подставил бокал тонкого чешского стекла.

– Вы, Фрол, зря на жизнь жалуетесь.

– Я на жизнь не жалуюсь, ты пойми. – Усы стражника смешно встопорщились, и весь он стал напоминать кота. – У меня жизнь дай бог каждому. Мало кто из простолюдья дослужится до разводящего. Да в столбовой башне. А сапог всё равно нет.

– Это характер, Фрол. Будь у вас сапоги, вы бы грустили о чём-нибудь другом. Просто один тратит меньше денег, чем зарабатывает, и у него всегда на всё хватает. А другой хочет больше, и он всегда в долгах.

Перелив в себя очередной бокал вина, стражник надолго задумался. Затем отрицательно помотал головой.

– А соседский барчук, что напротив башен, у него таких сапог две пары. Две, понимаешь? И не работал в жизни ни одного дня. Это справедливо?

Кум одобрительно закивал. Он переливал вино из бокала в кружку – так ему было удобнее.

– И всё ему за так, от рождения. А я, понимаешь, в прошлом году от лихих парней его отбил, как раз сапоги с барчука содрать хотели.

– Ты у нас орел, – серьёзно сказал фермер. – Потому и в башне.

– Я орел? Ладно, пус-с-сть я орел. Но ему за что все? Почему? Потому что всё ему, а простому человеку – шиш. Си... Сыколько ты ни горбаться.

Чёрные глаза часовщика, наполненные семитской печалью, влажно туманились вином.

– Фроша, не мучайте себя. Есть люди богатые и есть люди бедные. Так всегда было и так всегда будет.

– Но почему? Почему ему всё, а мне хрен копать в огороде?

– А почему у вас, Фроша, плечи как у слона? Правда, у слона не бывают плечи, но вы, Фроша, меня поняли. Я не урод, Фроша, но любая женщина сначала смотрит на вас, а меня она только потом, может быть, замечает.

– При чем тут это?

– При том, что мы родились разные, и все люди разные, и хвала Моисею, пусть и дальше будет так.

Стражник замолчал, сбитый с опоры. Затем решил сменить тему, ткнув пальцем непосредственно в часовщика.

– Почему тебе все тыкают, Исаак, а ты... ик... наоборот, всем выкаешь. Ты что, так всех уважаешь?

– Я себя уважаю, – непонятно ответил часовщик.

– Ты наливать будешь, хозяин? – поинтересовался фермер.

Через полчаса Яша принёс вторую курочку.

В очередном селе объявили днёвку – Тарас решил дать отдых своему малому воинству. За лаковый ноготок их напоили, накормили и протопили баньку, в которой все целый вечер смывали дорожную грязь. Знатно попарились, берёзовую благодать запили квасом, пообщались с хозяйкой, много повидавшей старушкой, и завалились спать на чистых, хоть и стареньких простынях.

Наутро Никита с удивлением обнаружил, что не может встать. То есть при значительном волевом усилии, встать он, конечно, мог, но делать это ему крайне не хотелось. Ещё вчера тело работало как поскрипывающий, потертый, но вполне действующий механизм, а тут – попал в тепло и расползся, как блин на сковородке.

Болело все. Повылезали откуда-то болячки на руках, отмылись теплой водой невидимые ранее потертости, на ногах обнаружилось множество водянок, и даже нормально росшие ногти вдруг стали рвать мягкую кожу на соседних пальцах. Вообще ноги, казалось, проще было отрубить, чем вылечить. С руками было полегче. Левая функционировала более-менее нормально. Левой он теперь ел. В правой подмышке завелась какая-то краснота, локоть, разгибаясь, болезненно поскрипывал, а неудачно обгрызенный на ходу ноготь распушил большой палец в средних размеров сардельку. Вокруг нагноилось жёлтое. Стоило этим пальцем хоть что-то зацепить... Не стоило цеплять. Боль тихонько пульсировала там с каждым толчком сердца.

При всем этом трущемся кошмаре Никита прекрасно понимал, что дело именно в стоянке – продолжи они движение, и он, скрипя и стеная, шел бы со всеми, постепенно втягиваясь в маршрут и не позволяя себе расклеиться. Но – раз можно...

Остальные выглядели поприличнее, хотя у Вари с Ярославом тоже были проблемы. Тарас призадумался, потом заплатил хозяйке второй ноготь, и путников оставили на неопределённый срок.

Старушка, считая, что все деньги следует немедленно потратить на свалившихся с неба гостей, кормила их в основном пирогами – с черникой и с рыбой. Так же прекрасно шли сметана и молоко – и не в городских самозаполняющихся кувшинах, а в обычных глиняных кринках, без всякого волшебства. Благодать. Ноги и руки Никиты парили в разных целебных ванночках. Кожа быстро восстанавливалась, и через пару дней бедолага пришёл в норму.

– Анна... – Рыцарь смотрел молодой женщине в глаза. – Вы...

– Андрей, мы же на «ты», – улыбнулась Анна.

– Я знаю, – смешался рыцарь. Его пальцы сплетались и расплетались. – Я хотел... – Сзади послышались шаги, по коридору шёл Стрег. Интонации Андрея неуловимо изменились, глаза поскучнели, потеряли горячечный блеск. – Я к вам, собственно, как к звеньевому...

– Но ваш звеньевой – Ладья, – грустно сказала Анна.

– Ну, его сейчас нет, – нашёлся Андрей. – От стражников пришло сообщение... Слепок допроса некоего кучера... – он опять замялся.

– И что там?

– Подтверждается сговор между валчами и кланом «барсуков». Убийство бургомистра оплачивали бояре.

Анна кивнула.

– Да, по этому поводу уже есть информация. От них же и просочилась. Кстати, где этот кучер?

– Приговорили к одному бою на арене. Подтверждается личный мотив зомбирования школяра. И ещё. – Интонации Андрея стали уже полностью деловыми. – Риски просит добро на тотальную сеть по всему Княжеству. Объединить магов магистрата и Колледжа. Если башня не возражает против такой траты, есть шанс снова выйти на валчей.

– О какой сумме идёт речь?

Андрей вытянул из-за пазухи лист бумаги. Анна пробежала его глазами.

– Это очень много. Но я передам на согласование в казначейство Князя и нашему руководству. Ты знаешь, – она подчеркнула это «ты», – что участие валчей в появлении «перевёртышей» не подтвердилось?

– Да, конечно. Но Риски считает, что смерти бургомистра достаточно для активного поиска.

– Разумеется. Но вероятность успеха... – Анна показала на листок. – Впрочем, моё дело передать бумагу выше. – Она улыбнулась. – Спасибо, Андрей.

И вдруг поцеловала его в щёку.

За окном послышались шаги. Ярослав посмотрел – их дом стоял на окраине, и прохожих было мало. Мимо окон шёл мужик, ловко перекатывая по ободу громадную бочку. Она двигалась вперед с такой скоростью, как если бы была снабжена колесами. Видно было, что бондарь профи и бочки катает уже очень давно, Ярослав даже позавидовал его спокойному умению. Знает, куда идёт, знает, зачем катит...

За перегородкой наезжали друг на дружку Варвара и Тарас. Ярик заглянул в дверь, любопытствуя. Стучать не требовалось, поскольку жили все в одной комнате, что, хоть и была тёплой, не располагала к уединению.

– Давай, родная. Пошуршала салат делать. Живенько.

– Ага, счас. – Варька уселась на Тараса сверху. – Уже понеслась.

– Давай-давай, лентяйка. Одна нога здесь, другая в салате. – Заспанное лицо Тараса выражало хозяйскую решимость. – Женщина должна знать своё место. А-а-ой...

Варька качнулась, показывая, что своё место она уже нашла. На ней был легкий синий свитер ручной вязки с надорванным рукавом и тонкие домашние шаровары.

Ярослав покашлял, обозначив своё присутствие. Лучник и Никита спали на сеновале, а хозяйка с рассветом куда-то ушла. Игра вполне могла перейти в другое русло.

Тарас повернул голову к зрителю.

– Вон, лентяйка, человек уже кашляет от голода. Салата хочет. Спросить стесняется. – Варвара подозрительно посмотрела на Ярослава, проверяя, насколько тот хочет салата. Ярик с готовностью закивал: мол, очень хочу. Варвара нехотя покинула свой ёрзающий батут и встала с кровати.