– Мне страшно, – сказала Варвара. – С Тарасом что-то не так...

– Что именно? – встревожился Никита.

– Он опять на Луну смотрит. Вроде бы как обычно, но... Прямо холодом под кожу... Мне иногда кажется, это уже не Тарас. Какое-то другое существо.

– Ты что такое несёшь, Варвара? – спросил Кит. – Следи за текстом, сладкая булочка.

– Погоди, погоди. – Уля закрыла Никите рот ладошкой. – Это в полнолуние?

– Да, или возле кладбищ. Я уже замечала. Это нельзя объяснить. Наверное, и понять тоже нельзя. Оно движется, как Тарас, говорит его голосом, только не смеётся. Просто ты чувствуешь подмену.

– Что значит подмену?

– Не могу объяснить... Но его и собаки тогда боятся... И вообще...

– Он сейчас здесь?

– Стоит у окошка.

– Пойдём к нему.

Все трое вышли в соседнюю комнату.

Неподвижная фигура Тараса стояла у окна. Тёмные её контуры казались странно большими. Огромная Луна висела над храмом Святой Софии. До полнолуния оставались ещё сутки.

– Тарас... – тихо позвал Никита. – Тарас...

Школяр обернулся.

– Чего вам?

Варька отшатнулась. Остальные ничего не почувствовали. Сидевший в углу храмовый котёнок – Ольга отдала одного ягуара Варьке – заложил уши и не сводил с Тараса глаз.

– Не бойся, Варенька... – невесело сказал Тарас. Движения к ней он не сделал, видимо, это могло ещё больше напугать его подругу.

– Я слышала про такое, – вдруг сказала Уля. – Это в нём некромантская магия. А Варька остро чувствует, потому что носит новую жизнь.

– А он... – вдруг всхлипнула Варька.

– Нет, всё в порядке. Ни ему, ни тебе это не угрожает.

Варька облегченно вздохнула и осторожно прикоснулась к Тарасу. Тот снова повернулся к окну. Котёнок продолжал хлестать себя хвостом.

– А ты сам... Что чувствуешь? – спросил Никита.

– Многое, – тихо сказал Тарас. Казалось, его губы движутся самостоятельно, лицо оставалось маской. Все молчали. – Луну... Этот храм... Здесь столько всего было... Гору там, за проливом... И валчей возле горы...

– Валчей? – поднял бровь Никита. – Так что ж ты молчишь, сладкая булочка? Это те самые валчи?

Тарас кивнул.

– Так ты думаешь... Та резня во дворце визиря...

– Да, наверное. И один из них ранен. Он ослаб.

Никита, поколебавшись, зажёг свечу. Тарас не отреагировал на огонь, продолжая стоять лицом к окошку. За раскрытыми ставнями засыпал огромный город.

– Тогда, может... Нет, слишком нагло. Погоди, так они ведь тебя тоже, наверное, чувствуют.

Тарас снова кивнул. В этом движении не было сомнений.

– Почему же они напали на визиря? Может, они от нас отстали?

Тарас медленно покачал головой. Затем чуть приподнял руку, на которой пульсировали три нитки «самоцветов», и обнял камни пальцами другой руки, баюкая кисть, как если бы там горела рана.

– Валчи пришли за мной.

– Честь и порядок, господа, – встретил тверитян кругленький, в феске, господинчик. Он не слишком походил на рыцаря, но, судя по нашивке, являлся стременным.

– Честь и порядок.

– С приездом. Чай, кальян, кофе?

– Не утруждайтесь.

– Отчего же, Анна. Я с удовольствием видкоштувал бы кальянчику. – Артур сдвинул вверх жёлтое забрало и уселся на предложенный хозяевами пуфик.

– Артур... – поморщилась Анна. – Нахватались польских слов...

– По-моему, это испорченный украинский, – промурлыкал Артур, уже собираясь затянуться. На соседний пуфик тяжело опустился Ладья, пододвинув к себе сразу три чашки с кофе.

– Всё понятно, – смирилась Анна. – Эта команда приехала расслабиться и покушать. Тогда, пожалуйста, каких-нибудь сладостей. К чаю.

Местный рыцарь, к которому она обратилась, вопросительно взглянул на кругленького. Тот перевёл, и вскоре появились подносы с разновидностями халвы, пахлавы и лукума. Анна налила себе чаю. Разговор замедлялся, подчиняясь неторопливому ритму Востока.

Выяснилось, что убитый визирь не принадлежал к числу любимцев султана, и поэтому власти не будут форсировать расследование. Тем более в деле замешаны сильные маги. И уж конечно, визирь не был сирым и убогим, которых полагалось защищать, а с официальной жалобой никто не обращался. Так что...

– Это могли быть валчи из Эдирне? – прямо спросила Анна.

Поморщившись от недипломатичного вопроса, кругленький рыцарь кивнул. Промедление не укрылось от Анны. С валчами здесь, очевидно, не хотели связываться. Да и прямого повода не было.

Переводчик при каждой фразе переглядывался с местными, явно выбирая такие же, как он сам, округлые выражения и мягко обтекая острые углы. Выяснилось, что все, конечно, согласны помочь тверской башне в поиске валчей, вот только не знают, где именно искать... Но если вдруг случится удача и встретят, то обязательно... На всех дорогах... Так и будем искать валчей, по всем дорогам... Нет, приметы не требуются... Ну, давайте ваши приметы...

Анна сухо описала внешность Лизо и Грача. И намекнула, что если разговор и дальше пойдёт в столь содержательном ключе, то она вынуждена будет обратиться в Общий совет за разъяснениями. По профессиональной пригодности Стамбульской башни. Разговор стал чуть более живым. Но переводчик всё равно переглядывался с крупным, широким в кости турком, что улыбчиво подливал Анне чаю и всячески уходил от прямых обещаний помочь.

Через час Анна, уставшая от всех этих хитросплетений – ухватиться с претензиями было не за что, а помощь явно буксовала, как колеса в сладкой патоке, – беспомощно взглянула на своих рыцарей, и Ладья, отложив трубочку кальяна, тут же въехал главному турку в нос.

Тверитянин даже не удосужился встать.

Не ожидавший удара турок упал, переводчик полностью потерял дар речи, опешили даже Артур и Павел, а Ладья невозмутимо изрёк: «Сотоварища не вижу, предлагаю поединок».

Турки, схватившиеся было за клинки, засовещались.

Злобно сверкавший глазами кряжистый турок, оценив, однако, мощную фигуру Ладьи, не стал выбирать серьёзный уровень. Помявшись, он предложил драться до первой крови.

Тут же спустились вниз.

Во втором выпаде Ладья глубоко проколол кряжистому предплечье.

Разговор продолжился. Фразы стали более сухими и содержательными, удалось договориться и о транспорте, и о наблюдении, и о предполагаемой координации действий. Анна теперь пила чай без всяких сладостей, а Ладья с Артуром невозмутимо курили кальян.

Местные, все как один, сидели в сторонке.

Эта комната, расположенная на втором этаже особняка Фарсала, была ещё более странной. Она напоминала скоморошный балаган, столько здесь было мягких, радужных переходов и прозрачного цветного шелка. Изменчивые, игривые лучи, проникая через витражные стёкла окон и световые шахты, скользили по всем направлениям, словно ощупывая друг друга, и каждый новый всплеск этой симфонии казался легким прикосновением к уходящему. Везде ощущалась диковинная закономерность, непонятная и очевидная одновременно, как бывает с логикой во время сна. Всё прокручивалось вокруг нескольких движущихся центров и мерцало, отбрасывая совершенно чудовищные тени, отсверкивая клинками зеркальных отражений, создавая внутренний кокон и странное, будто подсвеченное, наполненное бегающими искрами марево. Только как следует приглядевшись, а в зыбких границах контура это было непросто, получалось рассмотреть, что кокон ничто не ограничивает. Вся его эфемерная сущность наполнялась преломляющимся светом зеркал, многократно замкнутым на самое себя светом, для чего, как вспомнил Тарас, годился ещё и не всякий свет...

Это была комната магии огня.

Фарсал в ней гадал. Несколько комков бесформенного воска, стекшие со свечей, давно застыли. Пепел и зёрна также образовали свой рисунок, и настал черёд раскалённых в специальной жаровне костей.

Фарсал кинул бараньи лопатки. Лицо его казалось бесстрастным, но ученики уже достаточно знали своего учителя, чтобы понять – он очень встревожен.