Скопа шел по улице. Один. Уже это было удивительно.

Его выпустили. Не просто выпустили, а задание поручили. И револьвер вернули. Денег дали на расходы и на извозчика, хоть сейчас бери коляску и мчи в управление… Да клятва, будь она неладна!

Ему и прежде доводилось работать с магами, и в неразглашении, бывало, клялся, но прежде не было ни желания, ни необходимости эти клятвы нарушать. Сейчас же – другое дело. Сейчас как хочешь извернись, но Сидде сообщить надо.

Не то чтобы Скопа не поверил в то, что рассказывали ему Адалинда Келлар и ее приятель. Скорее наоборот. Поверил и понял, что ситуация серьезная и своими силами эта парочка ее не разгребет: раньше их самих прикопают, а в правительство посадят бездушных болванов и будут через них править страной.

Нет, нужно немедля ехать в управление! В контрразведке тоже маги работают, придумают, как его от обета молчания освободить. А нет, так хоть на пальцах объяснит: Сидда не дурак, сумеет догадаться, что к чему…

Почему он вдруг остановился, Скопа не задумался.

Женщина, шедшая навстречу, вскрикнула и перебежала на другую сторону безлюдной улочки. В подбородок ткнулось что-то твердое и холодное, послышался знакомый звук взводимого курка.

«Спокойно!» – скомандовал себе контрразведчик мысленно.

«Спокойно, – повторил уже для кого-то, кто слышал каждое его тайное намерение. – Никуда я не поеду».

Вдохнул глубоко и медленно, так же медленно убрал палец со спускового крючка, досчитал не торопясь до десяти и лишь тогда смог отвести в сторону руку с револьвером.

Вот оно как, оказывается. И выпустили, и задание дали, и оружие вернули. Толку с этого, когда и шага в сторону не сделать: прежде чем что-то успеешь, сам себе мозги вышибешь.

Револьвер, много лет служивший ему верой, правдой и исправным бойком, Скопа хотел выбросить от греха подальше, но не получилось: рука не послушалась. Ругнулся и пошел дальше, куда ему велели, только пальцы сцепил в замок перед собой, хоть и сомневался, что подобная уловка сработает против мажьих хитростей.

Может, в архиве что учудить? Привлечь к себе внимание?

Госпожа Адалинда не ошиблась, знакомые у него в муниципалитете были, а один человечек даже знал, на какую контору Скопа работает. Если перед этим человечком засветиться, не исключено, что тот куда надо сообщит.

Только придумать, что и как сделать. А лучше сказать, чтобы Сидде передали. То, что самому придется вернуться к магам, Скопа уже понял. Даже если удастся револьвер разрядить, клятву это не отменит: можно ведь и в окно выйти, и стеклом порезаться, и о стену с налету лоб расшибить. Или сердце остановится.

Да и нельзя ему из игры выходить – считай, внедрился уже.

До архива он добрался-таки. Нашел знакомого переписчика, сунул тому в карман скрученную трубочкой банкноту и получил доступ к спискам салджвортских домовладельцев.

Пока, сверяясь с адресами, записывал имена в выданную ему для такого дела тетрадку, думал, под каким предлогом попасть в муниципальное управление мостов и тоннелей, где служил тот самый человечек, который знал о его работе на контрразведку, и что именно ему сказать. Следил за собой, не потянется ли рука к револьверу от таких размышлений, прислушивался к тревожной боли в груди.

Имен называть нельзя, нельзя даже мысленно: сердце при этом начинало биться так часто, что, казалось, не выдержит и разорвется, а на лбу выступали крупные капли пота. Адреса тоже не скажешь. Суть проблемы тем более не объяснишь.

Намеками?

Не хватит у Скопы фантазии на такие намеки. Тут прямым текстом выложишь – не сразу поверят. Но Бейнлаф и от самой бредовой версии не отмахнется, пока не проверит. Въедливый он, за каждую мелочь цепляться будет.

К тому времени как собрал все имена, Скопа такую мелочь для шефа нашел. Не факт, что не оборвется ниточка, но другого ничего не придумалось.

Несколько раз проговорил про себя то, что собирался сказать связному, убедился, что от этих слов, на первый взгляд никак не связанных с делом, стреляться ему не хочется, а сердце ноет не больше обычного, и, упрятав тетрадку за пазуху, направился неспешным шагом в нужный отдел муниципалитета.

Вошел в большой, заполненный галдящим народом зал, остановился у конторки, за которой сидел неприметный дедок, стер с лысины бисерины пота и произнес негромко, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Старика я давно не видел…

Вслух говорить было труднее, чем думать, но все же высказал что хотел. Развернулся и вышел на подкашивающихся ногах, придерживаясь сначала за стену, а после, на широкой лестнице, за отполированные сотнями посетителей деревянные перила.

На улице отпустило. Дышать стало легче, слабость из членов ушла. Пронесло. Но не облысей он в свое время, сейчас, ей-ей, поседел бы.

Лишь бы дед сообразил, к чему он это выступление устроил.

С осведомителями и агентами низшего звена шеф Бейнлаф обычно лично не встречался. Но тут был особый случай.

– Живой, значит? – не скрывая облегчения, переспросил Сидда явившегося под вечер человека.

– Живой, – закивал тот. – Вот как вас его видел.

– Еще раз, слово в слово, что он сказал?

– Сказал, старика давно не видел…

– Это я понял.

На «старика» Сидда не обиделся, не обижаются на правду. А дальше Скопа намудрил, конечно. Отчего бы прямо не сказать, раз уж изловчился на связь выйти?

– Сказал, знакомую намедни встретил. Устроилась она хорошо. Домик прикупила.

– И все?

– Я уж точно не вспомню. Но вроде да… А, вот, сказал еще, что девочка она хорошая. Знакомую встретил, девочка хорошая и устроилась хорошо – домик себе прикупила. Вот так, кажется.

– Шифр? – влез без спроса Кентон.

Бейнлаф сердито рыкнул на адъютанта и мотнул головой:

– Нет.

– Тогда что?

– Что слышал, – проворчал Сидда. – Знакомая Скопы домик прикупила. Людей пошли по всем агентствам и нотариусам, пусть выяснят, кто и где в последние две недели покупал или снимал дома в Салджворте и окрестных поселках, а после по адресам пройдутся. Найдут эту девочку хорошую.

– А?

Так и захотелось треснуть юнца по пустой голове.

– Эбигейл Гроу, – подала из своего угла голос госпожа Марджори, как всегда, приходя на помощь нерадивому агенту.

– Ее самую, – подтвердил шеф Бейнлаф.

Может, и хорошая девочка, только с дурной компанией связалась. Но ничего, Сидда ее быстро на путь истинный наставит и приятелей ее на чистую воду выведет.

Произошедшее в доме Кита вывело Адалинду из равновесия. Фредерик верно сказал, в их работе бывало всякое, и случай с некромантом не претендовал на звание самого неприятного в карьере агентессы ВРО, но, видимо, сказалась общая нервозность, и, чтобы забыть о провальной вылазке, магиня до позднего вечера разбиралась в добытых Блэйном списках, выискивая знакомые имена, соотнося их с планами домов и стараясь не думать, чем может грозить новая неудача.

А она не заставила себя ждать.

– Ничего не вышло, – отчитался Фредерик, два часа просидев с Джеком в запертой комнате. – Созданное Лленасом заклинание слишком… слишком странное, чтобы я мог разобраться в связях.

– Мы были готовы к этому, – утешила то ли его, то ли себя Адалинда.

Она надеялась на другой результат. Надеялась, что Фредди найдет источник сигнала и Джек увидит еще что-нибудь.

Надеялась, но и боялась этого.

Рассказ механического человека о его видениях многое расставил по местам, в том числе определил ее, Адалинды, роль во всем случившемся. Мало того, что, передавая ВРО отчеты о работе Дориана, она помогла соорудить для него ловушку, так еще и стала в этой ловушке приманкой. Видимо, над этим и работал Шолто, надышавшийся газом аналитик, – искал слабые места изобретателя и, не найдя таковых, придумал их. Придумал ее – женщину, которая могла бы заинтересовать немолодого одинокого мага, стать для него чем-то большим, чем очередная интрижка. А говорят, чувства иррациональны. Чушь, талантливому аналитику так же легко просчитать вероятность их возникновения, как определить победителя заезда на скачках или изменение биржевых котировок. И теперь, пользуясь расчетами Шолто, Дориана превратили в убийцу. Адалинда чувствовала свою вину и страшилась новых подробностей: хватило пересказанного отстраненным искусственным голосом видения подключенного к чудовищной машине безжизненного тела и отрезанного женского пальца под стеклянным колпаком…