– Что случилось, Фарсал? – рискнула спросить Ольга.
Не отвечая, маг повторно кинул кости и нахмурился:
– Не припомню, чтобы так всё сплеталось... Не струны, а узел. Сами-то чувствуете?
Школяры кивнули. То, что впереди «звенело», ощущалось всё более отчётливо. Ближайшая неделя таила множество событий.
– А для чего это, Фарсал? – спросил Тарас. – Вся эта оптика? Здесь взгляд как-то...
– Я могу ответить, но вы пока не поймёте.
Последнее время маг стал мягче реагировать на вопросы, и школяры не преминули этим воспользоваться.
– Пусть так, всё равно.
– Единичная фокусировка взгляда формирует мир частью, но не единой точкой, фрагментом либо куском, как бы ткущейся нитью, движение которой зависит от глаз наблюдателя. Непрерывная эта одномоментность соответствует единому мигу времени между прошедшим и грядущим, перетекающим из небытия в небытие, оставляя в нашей памяти легкие боковые отсветы. Расщепление взгляда помогает всколыхнуть жёсткую связь причины и следствия.
Школяры и Ольга смущенно молчали. Наконец Тарас снова решился спросить:
– А про социум можно? Вот у нас ордена, дома, магистраты... Все за власть бьются, режут друг друга, травят... Для чего?
Фарсал без улыбки смотрел на своего ученика. Тарас, ободренный уже тем, что не было оплеухи, продолжил:
– Им что нужно-то? Они людям помочь хотят? Или просто силы копят? Каждый сам по себе живет, а вместе в единое сплетаются, и это единое набирает и набирает мощь, а зачем, непонятно. Простой воин хочет стать десятником. Тот бригадиром. Школяр – магом. Маг – магистром. И как-то это...
Фарсал чуть-чуть покачал головой, поощряя.
– Как-то это даже скучно. Цели нет. У всего этого цели нет. Неужели всё только из-за денег?
Фарсал хмыкнул.
– Истинно говорят, один дурень десять мудрецов вопросами загонит. Мелешь незнамо что.
– Ну прямо-таки незнамо что, – вдруг обиделся Тарас.
Фарсал, и в этот раз повременив с подзатыльником, счел возможным пояснить:
– Ты смешиваешь малое и большое. Разные уровни бытия.
– В смысле, пути Создателя неисповедимы?
– Нет. В смысле, муравей не может понять целей муравейника. Клетка не может понять целей существа, составной частью которого является. И так далее. Она просто их не воспринимает.
– При чем тут это? – растерялся Тарас. – Люди же не клетки. И цели у них обычно конкретны, деньги там или должность. Просто пища, наконец.
– Это не цели, это прямая мотивация. Причем на уровне холопов. Попробуй заинтересовать деньгами или едой магистра. У человека высокого ранга есть всё.
– Ну ладно, вот у нас по-особому... браслеты. Чем больше, тем, наверное, лучше...
Фарсал как-то странно посмотрел на Тараса.
– Что такое? – смутился школяр. – Я сказал что-то не то? Опять глупость сморозил?
– Я бы рекомендовал тебе выразить мысль чётче, – ответил Фарсал.
– Ну... Это кажется очевидным... Или здесь что-то не так, как с деньгами? Вот эти браслеты. – Тарас оголил запястье левой руки, Никита и Ольга залюбовались переливами тройного соцветия кристаллов. Фарсал, казалось, вовсе не обратил на них внимания. – Вы ведь многое должны об этом знать. Расскажите. И сколько их нужно человеку? И сколько их вообще?
– М-да, – покачал головой Фарсал. – Опять мешанина из вопросов. Ну, попробую.
В этот раз его интонации были вполне благодушными.
– Начнём с похвалы.
У Тараса по-детски отвисла нижняя челюсть.
– Да, да. – Фарсал улыбнулся. – Не ожидал от такого дурня такой прыти. С виду законченный олух, а всё время проскальзываешь, куда требуется.
– Спасибо за комплимент, – засомневался в дифирамбах Тарас. – По сравнению с идиотом уже неплохо.
Фарсал треснул его посохом.
– Не перебивай старших.
Школяр угрюмо потёр плечо.
– Тебе снова повезло, – объяснил Фарсал. – Ты ухитрился правильно задать вопрос, да ещё в зале магии огня. Да ещё в момент гадания. – Он покачал головой. – Да ещё и перед клубком струн... Наши слова в значительной степени формируют реальность. И я ждал от тебя совсем других, обычных в этом случае фраз, типа – как мне правильно добыть четвёртый браслет. Или пятый... – Маг вздохнул. – Я много слышал о таких историях. Но чтобы человек, пусть коряво, спросил вот так, с оттенком здравого смысла... Сколько их нужно...
Тарас, Никита и Ольга молча ждали.
– Ну что ж, изволь. Время и место ты выбрал идеально. Возможно, тебя подтолкнули проросшие кристаллы, но это не имеет значения. Ты давно уже слился с ними в единое целое.
Тарас кивнул. Он и сам это чувствовал.
– Предполагается, что всего кристаллов двадцать четыре. Ровно по спектру радуги.
– Но в радуге семь цветов, – рискнул вставить Никита, за что сразу же получил посохом по прикрытому ладошками затылку.
– Это холопы различают семь. Они и нот знают семь. И поговорки их на семи обрываются. На то есть свои причины. А в магических числах другие законы. И другая эстетика. Полный цикл музыкальной гаммы насчитывает двадцать четыре звука. Это две октавы с полутонами. Почему две, я не буду объяснять, ваше ухо всё равно не услышит надлежащие обертоны.
– Полутона – это те звуки, которые на клавесине обозначены чёрными клавишами?
– Именно. Их пять. Плюс семь белых. И умножьте на два. Как у вас там, в Колледже, с арифметикой? Отменили за ненадобностью? А напрасно, – раскрутил сам себя Фарсал и продолжил в уже обычном своём настроении: – Буквы любого алфавита также тяготеют к числу двадцать четыре. Конечно, здесь полно огрехов, людям свойственно искажать древнее знание, но смысл слов Создателя делится именно на двадцать четыре знака. Лишние значки только мусор, привнесённый «новаторами» языка. Утерянные – трагедия для народа. Скандинавских рун двадцать четыре.
– Их двадцать пять, – сказал Никита, закрыл руками голову и получил посохом по пальцам.
– Их двадцать пять, потому что к ним добавили пустую руну, – рявкнул Фарсал. – Нашёлся придурок, который посчитал, что так будет правильно. Это всё равно как вставить в азбуку пробел. Карты Таро. Полное число девяносто шесть. Четыре масти. Разделите сами, кто умеет. И не отвлекайтесь на то, что у некоторых якобы масти не обозначены. В грамотной подаче масть есть у каждой карты. Опустим и это. Древнейший, египетский счёт с основой на дюжины включал в себя двадцать четыре символа цифр. Сейчас это почти забыто. Все перешли на десятки, потому что холопам удобней считать по пальцам и ковыряться ими в носу. Тенью истинного знания идёт двойная разбивка часового циферблата. Двадцать четыре равных отрезка – суточный интервал. Двенадцать созвездий зодиака. Для холопов. У вас, господа, читали курс астрологии, и разбивка по двадцати четырём домам не окажется откровением. Фонемы запаха... Есть ещё несколько плоскостей вселенской гармонии, о которых вы пока не имеете представления, но не буду перегружать ваши головы. Что общего у вышеперечисленных срезов чисел и бытия? – буркнул Фарсал.
– Может быть... Они все имеют отношение к информации? – робко сказала Ольга.
– Умница, – улыбнулся Фарсал. Для комплиментов своей любимице он подбирал менее жёсткие выражения. – Двадцать четыре струны – это замысел Создателя, это гармония созидания. Почему так – спросите у него после смерти.
– Но как вышло... Как получилось, что свет... Что он разбился на такие вот кристаллы? И почему их... – Тарас запнулся, не продолжая.
– Ты ещё спроси, почему они не размножаются, – хмыкнул Фарсал. – Ладно, отвечу, придурок. – Маг вернулся к прежней оценке способностей Тараса. – Солнце одно. Спектр делится на двадцать четыре части. Каждая концентрируется в особый кристалл. И связана с Солнцем. С живым светом. Всё.
– А они могут быть уничтожены?
Фарсал хмыкнул:
– Только вместе с Солнцем. Это кристаллический свет. Дальше. Сколько браслетов нужно человеку? Формулировка не верна, но хотя бы не слышно обычного, как мне добыть побольше. Драгоценностей, денег, кристаллов, еды... Что бы мне сожрать, ещё не жратое. Правильный вопрос звучит иначе. Сколько людей нужно одному кристаллу, чтобы развернуться в полную мощь? – Фарсал сделал паузу. – Правильный ответ – один человек.