Отвез мужиков на их ферму и занялся находкой.
На отключение охранок ушло почти три часа. Тот, кто их устанавливал, так переплел потоки, что Джо, увидь она это, наверняка послала бы в адрес умельца парочку проклятий, хоть и говорит, что не занимается подобным. Но Джо и с отключением справилась бы быстрее. Структуру плетения подправила бы, и все. А Кену пришлось повозиться. Охранные артефакты — штуки опасные, особенно нелицензированные, попробуешь вывести из строя каким-нибудь неделикатным способом, камнем там или лопатой, как мешавшийся под рукой дед предлагал, — могут рвануть не хуже мины. А везти их в рабочем состоянии отважился бы только потенциальный самоубийца, которым Фаулер не был и становиться не собирался.
Вот убийцей — да. Даже с некоторым удовольствием. Он и жертву приметил, и с десяток способов придумал, позволивших представить все как несчастный случай. Дед же старый уже: шел, упал, ударился головой о лопату… Попытался подняться и снова упал…
К счастью, закончил с охранками Фаулер раньше, чем старческий бубнеж над ухом окончательно вывел его из себя.
Вернувшись в город, сдал проклятые фиговины в управление, оформил все документы и решил, что дома первым делом отключит телефон.
Об этом желании он забыл еще до того, как поднялся по лестнице в свою квартиру. Только вошел в холл, сделал не вдох даже, а полвдоха и тут же развернулся и без стука вломился к домовладелице. Благо двери старушка не запирала, а то выбил бы.
— Миз Кук! Что за… что за вонь?!
Почтенная дама как ни в чем не бывало сидела в гостиной и читала книгу, нацепив на нос сразу две пары очков. Вторжение жильца ничуть ее не напугало.
— О, Кенни, ты вернулся… Хочешь печенья?
— Что. За. Вонь? — раздельно повторил Фаулер, зажав нос.
— Вонь? — Глаза за стеклами выглядели неестественно огромными и столь же неестественно невинными. — А, ты о запахе… Еще немного осталось, да? Я вызывала дезинсектора.
— Зачем? — простонал он, проклиная этот день — день, когда все старики на острове сговорились, чтобы свести его если не в могилу, то с ума.
— У нас завелись термиты, — страшным шепотом сообщила миз Кук. — Видишь то кресло? С него сыплется труха. Это — термиты.
— Кресло сыплется, потому что ему лет столько же, сколько и вам!
— Неправда, мне было семь, когда отец привез его от бабушки Агнесс!
Значит, креслу столько же, сколько бабушке Агнесс… было бы, будь она жива.
Фаулер стиснул зубы, но держать закрытыми и нос, и рот долго не смог.
— Приятного вечера, миз Кук.
Спорить было бесполезно. И поздно.
Он поднялся к себе. Воняло на втором этаже меньше, но все же воняло. Для обычного человека, быть может, и несильно. Для оборотня — нестерпимо. Фаулер открыл настежь все окна и сбежал из квартиры, очень и очень надеясь, что сможет вернуться сюда завтра.
Вопросом, куда податься сегодня, не заморачивался.
Некуда.
Разве что в управление — в камере переночевать. Парни делали так иногда, когда не хотели идти домой или их туда не пускали. Но у Кена имелся пунктик — решетки. Ты или с той стороны, или с этой, и никак иначе. Лучше еще одну ночь провести в машине. А до ночи как-то убить время.
Было почти восемь, когда он подъехал к ресторанчику Милли. Сначала хотел заскочить к Майку, но не решился без предупреждения. Вдруг приятель запланировал вечер с семьей или занят в мастерской? И в башню не пошел. В «Рыбку» — другое дело, и если бы столкнулся тут с кем-нибудь случайно…
Однако счастливых случайностей этот день для него не припас.
Но хоть поел. Только сел за стол, как понял, насколько голоден. Желудок давно забыл о съеденном с утра бутерброде и требовал чего-то посущественнее. Фаулер выбрал запеченную рыбу с гарниром. Ждал блюдо полчаса, а расправился с ним за пять минут. Повторил заказ. После взял каких-то закусок, с которых по-хорошему следовало начать.
— Идешь на рекорд, — улыбнулась Милли, подойдя к столику. — Что-нибудь еще?
За окнами уже стемнело, бледная луна повисла над крышами, машина ждала у крыльца…
— Креветок, — решился он. — Пять… Нет, десять порций. С собой.
— Хм… — Милли прикинула что-то в уме. — И бутылку вина, я так понимаю?
— Много ты понимаешь…
— Нет?
— Да.
Ничего хуже и придумать нельзя. Хотя нет, можно: напялить парадную форму и купить цветы.
Впрочем, упакованных в два пакета креветок и вина уже довольно. Оставалось только выйти из машины и позвонить в дверь архива, после семи вечера превращавшуюся в дверь квартиры Джоан Гарнет.
Но Фаулер не торопился.
Припарковавшись под кленами, укрывшись в тени их раскидистых крон от желтых глаз фонарей, он смотрел на светящиеся окна второго этажа и пытался предугадать, чем закончится этот раз. Предыдущий — больше трех лет назад — фразой: «Кен, ты пьян. Иди домой, завтра поговорим…» А назавтра у нее нашлись срочные дела на материке, и она уехала на неделю. Вернувшись, ни о чем, казалось, не помнила, а он не рискнул напоминать, опасаясь, что она снова сбежит, и со временем все стало как прежде. Примерно как в седьмом классе, когда она помогала ему с домашними заданиями, а он откладывал карманные деньги, чтобы в выходной сходить с ней в «Пироги» или взять напрокат лодку… Но уже не как тем летом после восьмого, когда бегали ночью на пляж и целовались на последнем ряду кинотеатра. Две недели: с брошенного в его окно камешка (Джо никогда не промахивалась) и до того дня, когда родители увезли ее в университет. Она сообщила об отъезде за час до отправления парома. Обещала писать, но за полгода, что пробыла на материке, прислала только открытку к его пятнадцатилетию — с шаблонными поздравлениями и без обратного адреса на конверте. Тогда еще надо было понять, но…
Салон автомобиля пропах жареными креветками. Отдать бы их ей. Просто отдать. И вино тоже.
По какому поводу?
Он словно наяву услышал, как Джо спрашивает его об этом, и с ходу придумал ответ.
— Восемнадцать лет назад в этот день я сделал тебе предложение, — сказал бы он.
А она рассмеялась бы. Или, наоборот, нахмурилась.
— Не в этот день, — возразила бы в любом случае. — И даже не в этот месяц.
Он не сомневался, что она точно помнит, когда и как все было. Но разве это имеет значение? Ведь после она все равно скажет:
— Иди домой, завтра поговорим.
А завтра у нее снова найдутся дела. И хорошо, если на острове.
Кен посмотрел на погасшие окна башни и открыл пакет с креветками. Не выбрасывать же их, как тогда выбросил кольцо?
Белое золото, синий сапфир в цвет ее глаз… И — в море.
Дурак.
Настроил планов, словно были основания считать, что она согласится. Не было совершенно. Детские те, неумелые поцелуи? Джо лишь плечами пожала, когда он напомнил об этом после ее возвращения из университета: «Нужно же было потренироваться, чтобы потом не опозориться». — «Не опозорилась?» — спросил он, закипая от злости, и никак не ожидал, что она с улыбкой покачает головой: «Нет, конечно» — и подмигнет, будто речь шла о забавной шалости.
Это было на следующий день после того, как она отказалась поехать с ним на мол, и он решил, что это — последний их разговор и вообще конец всему…
А спустя два месяца умерла мама.
Проводила его в школу, дала денег, чтобы он купил на обратном пути молока, и умерла. «Тромб», — сказал доктор, будто Кен тогда мог понять, что имелось в виду. Он вообще туго соображал в те дни. В квартире хозяйничали чужие люди, его теребили без конца, называли бедным мальчиком и обсуждали, думая, что он не слышит, как лучше поступить с мебелью и машиной, когда его отправят в интернат на материк…
— Никуда ты не уедешь, — сказала Джо. Она подошла к нему на кладбище, во время похорон, и вместо соболезнований, которых он слышать уже не мог, просто взяла за руку. — Город оформит опеку. В совете ведь не идиоты сидят.
Он так и не узнал, слышала ли она от кого-то о таком решении или именно после ее слов это решение и было принято, когда «не идиоты» из городского совета вспомнили, что у них тут не просто мальчишка-сирота, а морской пес и не стоит разбрасываться потенциально ценными кадрами. Ему оформили пенсию, после школы организовали обучение в полицейской академии, сообразив, где лучше всего раскроются способности оборотня… Но это все — потом. А тогда Джо просто осталась рядом с ним у свежей могилы. Когда все остальные разошлись, так же за руку отвела домой, в пустую квартиру. Захлопнула дверь перед сунувшейся на второй этаж миз Кук.