— Очень приятно познакомиться — говорю я, пожимая ее ладошку: — неожиданно, но приятно. Со мной редко когда очаровательные девушки знакомятся, обычно все как раз наоборот — я пытаюсь познакомиться, а меня отшивают.

— О. Это может быть проблемой, да — кивает Ядвига, убирая свою руку: — но вообще я обычно всех отшиваю. Потому что кругом одни придурки.

— Это они не придурки, это у них разум отшибает как они на тебя глядят — предполагаю я: — вот посмотрели на такую красоту и все, готово, еще одна поломанная судьба. Тебе наверное трудно с таким проклятьем.

— Проклятьем красоты? Ни капельки! — улыбается Ядвига и по ее улыбке мне все становится ясно. Местные девушки, когда улыбаются — всегда делают это немного застенчиво, как будто в пол. У местных девушек вообще есть две модели поведения — «скромная школьница, которая краснеет от дуновения ветра и упоминания клитора» и вторая «Ямато Надешико, которая коня на скаку остановит и катаной всех перерубит, а потом на трупах врагов — чаю попьет и глазом не моргнет». Как-то так. Вот вбил кто-то в голову всем местным, что когда девушка смущается — это так мило выглядит! Вот и смущаются девчата от любой мелочи и все эти «Кьяя!» оттуда — из выработанной модели поведения. Это как сидеть, например, никакая девушка тут не сядет, раздвинув ноги в стороны, даже если она в брюках или штанах спортивных. При всей своей бунтарской натуре, даже Марика или та же Рыжая — они всегда коленочки вместе держат. Следят. И носок — тянут, когда ноги вытягивают. Это страшнее, чем социальное осуждение, тут речь о собственной привлекательности идет. Со стороны глядишь на поведение Марики и думаешь — ну, местный социум уже давно на ней крест поставил, shalava, оторва и томбой, хулиганка и стерва, деньги вымогала и банду Троих Та под себя подмяла, казалось ну куда дальше? Упавший в реку дождя не боится и все такое. Но нет, есть рубеж, который даже Марика не перешагнет и это как раз — стереотипы о привлекательности. Вот при всем этом, никогда она не станет умышленно делать что-то, что ее привлекательность в глазах окружающих понижать будет. Одета она всегда привлекательно, за собой следит, пахнет вкусно, макияж, крашенные кончики волос… в общем и Марика и все остальные — прежде всего девушки, а девушка должна быть красивой. Если на то пошло, то вот он главный миф феминизма и независимости женщин, настоящая феминистка — она некрасивая. Вот нам, мужчинам — плевать на свою привлекательность… не всем, но большинству. И ничего. А девушки тут такие — они даже перед самоубийством красивое белье одевают, ну как же, ее же патологоанатом в морге осматривать будет, а у нее трусы старые и прошлогоднего сезона моды… вышли из тренда. Поистине, женщины — удивительные создания. И мне повезло, что я в девушку не переродился, не вышло бы из меня красотки, это ж постоянный труд — быть красивой. Так что никакое это не проклятье, красота. Это результат где-то выигрыша в генетическую лотерею, а большей частью — упорного труда над собой.

— Совершенно другим проклятьем — улыбаюсь в ответ я. Мне все ясно. Ядвига — гайдзинка. Да, понимаю, тут можно сказать: «Кента, ну ты и тормоз! На третий день Ясный Глаз увидел, что у тюрьмы нет четвертой стены и совершил побег!», но! Одно дело — гены, бывают тут такие японцы и японки, что генетически совсем не японцы и японки, а душой — тут выросли и все правила игры прочувствовали. Тем более что говорит она на японском безукоризненно, только легкий акцент присутствует в гортанных звуках. Но вот улыбка ее выдает. Японские девушки так не улыбаются.

— И какое же проклятье ты дашь мне в приданное, вместо свадебного подарка, милый принц? — наклоняет голову она, переходя на более традиционный «высокий слог» и нараспев, словно в опере. Тут же ловлю мысль.

— Будь ты чиста как лед и невинна как снег — ты не избегнешь клеветы. — подхватываю я ее импровизацию, благодаря бога за свою память: — Ступай в монастырь! Или если тебе так уж нужно выйти замуж — выйди за дурака, умные люди слишком хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете. Ступай в монастырь!

— Ого. Неожиданно. — признается она: — Возможно сегодня мне посчастливилось встретить умного человека. Скажи, ты всего Шекспира наизусть помнишь? А… скажем… сможешь про жалкую царицу? Это мой любимый отрывок — она делает шаг вперед и смотрит мне в глаза: — бегущую босой, в слепых слезах…

— Кто б видел это тот на власть Фортуны устами змея молвил бы хулу… — отвечаю я: — нет, я не помню всего Шекспира, только отрывки. Но у меня есть знакомая, которая наверняка помнит все. У нее фотографическая память. Правда она больше … другими произведениями интересуется.

— По-моему, у тебя отличная память… сейчас, погоди, я вспомню — ты помнишь королеву Мэв? — задает вопрос Ядвига и поправляет свои русые волосы, заправляя локон за ухо.

— Это которая… эльфийская королева? — мне становится интересно. Не каждый день встречаешь человека, который не только помнит Шекспира наизусть, но и легко оперирует этими цитатами, применительно к текущему моменту. И я решаю подобрать рискованную цитату, потому что… а потому что я всегда так делаю. Кто умный и с чувством юмора — только посмеется, а кто дурак и без чувства юмора — ну, с тем и общаться нет смысла. Так сказать, ранний отсев круга общения.

— Под нею стонут девушки во сне, заранее готовясь к материнству… — говорю я и позволяю себе улыбку, легкую, едва-едва. Надеюсь, что со стороны сейчас я выгляжу как Будда, такой современный и юморной Будда, а не как змей-искуситель… или как Хироши, который ладошки потирает, задумав очередную пакость.

— Все это Мэв — кивает девушка и улыбается в ответ: — ее проказы. Она… родоприемница у фей. А по размерам — с камушек агата в кольце у мэра. По ночам она… на шестерне пылинок цугом ездит… вдоль по носам у нас. В колесах — спицы из паучьих лапок, каретный верх из крыльев саранчи, ремни гужей — из ниток паутины и хомуты из капелек росы…

— Все это Мэв — пожимаю я плечами: — боюсь я не смогу вспомнить всего монолога Меркуцио, поскольку не обладаю фотографической памятью… но сегодня королева Мэв превзошла саму себя.

— Почему это? — девушка хлопает глазами, и я вижу, что они у нее — зеленые. Необычно. Зеленоглазая и русоволосая, откуда ты в стране самураев и какой твой второй язык? Польский? Чешский? Русский? Скорее всего — польский, королева Ядвига, та самая, которая Jadwiga Rex, блаженная и святая, очень популярна в Польше. Что я знаю про королеву Ядвигу? Еще меньше чем про Шекспира и монолог Меркуцио. Невежда.

— Потому что я все еще сплю. Я не проснулся и вижу чудесный сон про юную незнакомку, которая, как и ее королева — высокоучена и благочестива. И сексуальна. — продолжаю я накатывать рискованные комплименты.

— Разве последнее не противоречит второму? — продолжает разговор в духе Розенкранца и Гильдестерна моя новая знакомая: — и разве может человек быть одновременно и сексуальным и благочестивым? В католической школе меня учили что это невозможно, будучи сексуальной ты совершаешь грех и а будучи греховной невозможно быть благочестивой.

— Вот видишь! Ты противоречива и невозможна, потому я и считаю все происходящее сном! — улыбаюсь я, включая режим «старый лис подкатывает к юной курочке»: — А так как это все мне снится, то предлагаю перейти от взаимных комплиментов к действиям. Где тут у вас сеновал? Или амбар?

— Интересное предложение, но какое-то оно… деревенское. — морщит носик Ядвига: — В наше время принято девушек по лав-отелям гулять.

— Да? Не знал. В любом случае я рад, что принципиально ты согласна и осталось только обговорить детали, готов пригласить девушку и в лав-отель. Как насчет…

— И снова вместо принца у меня придурок — вздыхает Ядвига: — все было прекрасно до момента, пока ты не стал столь настойчивым.

— Увы мне, думал счастье, а оказалось — снова опыт — вздыхаю я и пожимаю плечами: — но я должен был попытаться, вдруг да согласилась бы… как там — и так решимости здоровый цвет хиреет пред налетом мысли бледным!