— Такую трактовку любви я тоже допускаю — пожимаю плечами: — как и например что любовь — это один человек и одна бутылка виски. Или любовь — это девушка и футбольная команда «Манчестер Юнайтед». Как отвечала моя бабушка, на вопрос — была ли у нее одна любовь на всю жизнь — она кивала и говорила — «моряки!». Просто с точки зрения филологической это все любовь. А то, что ты имеешь в виду — это моногамные, общественно одобряемые отношения. Правила, которые кто-то вдолбил в твою голову. И это при том, что ты в состоянии не соблюдать общественные рамки и правила.
— Я в состоянии?
— О, еще как. Твое поведение вообще порой вызов обществу и уголовному кодексу этой страны. Ты, на секундочку, кишки мне выпустить пыталась.
— Извини — сжалась Шизука. Я глянул на нее и мне почему-то стало весело. Парадоксальная штуковина — это человеческое общение — вот так вот сидеть на лавочке с человеком, который еще недавно на тебя с ножом кидался и мирно беседовать. Да еще и извинения выслушивать. Извини, что пыталась тебе нож в живот воткнуть, неловко получилось. Да ничего страшного, всегда пожалуйста. Чем-то это все напоминало мне визит Азазелло в квартирку Мастера и Маргариты, когда Маргарита приглашала его пройти и извинялась что голая. Азазелло в свою очередь просил не беспокоиться, указывал что он видел не только голых женщин, но и женщин с абсолютно снятой кожей…
— Это я не к тому, чтобы тебя упрекнуть — говорю я: — хотя кто ж так руку держит… ладно, не будем. Это я к тому, что ты у нас фактически готовая убийца, человек, который в состоянии перешагнуть один из самых фундаментальных запретов общества — на убийство себя подобных.
— Но люди довольно часто убивают — говорит Шизука: — фильмы и новости…
— На самом деле это не так — качаю головой я: — потому новости об убийстве и становятся сенсацией. Потому что убивают — единицы. Более того, даже профессиональные солдаты, люди, специально обученные убивать — зачастую не могут этого сделать. Во время Второй Мировой войны было установлено, что лишь четырнадцать процентов от всех солдат — стреляют, чтобы убить. Большинство стреляют «куда-то туда». И это имея в руке огнестрельное оружие. Иметь же в руке нож и убить человека, глядя ему в глаза — это очень редкое умение. Таких как ты в современном обществе не больше пяти процентов, так что ты принадлежишь к элитной группе. В кавычках, конечно. И да, возможно этому научить. Но у тебя-то не было практики, а ты сразу же атаковала на поражение. И то, что ты никого еще не убила — это не потому, что ты не старалась. Это потому, что я старался выжить. Так что ты обладаешь редким даром и это надо ценить. Надеюсь, что он тебе не пригодится…
— Извини. — снова потупила взгляд Шизука: — в следующий раз я буду стараться лучше.
— …? — наклонил голову я. Так и есть — улыбается уголком рта. Она надо мной издевается! Ну, хорошо, есть подвижки.
— Надеюсь, что следующего раза не потребуется, но всему что я умею сам — я тебя научу — обещаю я. Серьезно так обещаю. Потому что тут опять как с кунг-фу — надо научить человека всему и уже обученный он сам поймет, что ему этого не надо. Не говоря о том, что в первую очередь человеку, который берет на себя такую ответственность, необходимо самому быть психологически и эмоционально устойчивым. Вот так я и заманиваю юных и невинных молодых убийц в свои сети, чтобы на выходе сделать из них гармоничных и успешных членов общества, которым не надо никого убивать. Ну, или на худой конец, если им все-таки понадобится кого-то убить, они сделают это хорошо.
— Мне все-таки немного непонятно — говорит Шизука: — что значит в твоем понимании «любовь». Ты говоришь про гарем? Я в гарем не собираюсь!
— Начать с того, что тебя пока никто никуда и не звал… — начинаю было я, но краем взгляда вижу вспыхивающую ярко-красным надпись «ВНИМАНИЕ! ТРЕВОГА!» на внутреннем интерфейсе обычного японского школьника. Тревога вызвана изменениями в лице и взгляде Шизуки и надо срочно исправлять ситуацию.
— Ээ… я неправильно выразился — осторожно говорю я, начиная отслеживать, где у Шизуки находятся руки и есть ли в этих руках что-нибудь режущее или колющее, а заодно прижимая ее к себе с тем, чтобы контролировать эти самые руки. Хорошие объятия на самом деле могут быть очень похожи на захват с целью контроля.
— Я хотел сказать, что я лично очень хотел бы видеть тебя рядом с собой, но в силу своих недостатков — увы не могу — поясняю я: — как раз зная о том, что ты не согласишься на гарем, и тебе нужно все внимание твоего любимого человека. Увы, но я лично не создан для семейной жизни и моногамных отношений. Я — кобель и извращенец и потому всегда буду стремиться к тому, чтобы поддерживать отношения с другими девушками. А зачем тебе вот такой? Так что никакого гарема… по крайней мере никакого гарема с тобой.
— Это еще почему? — хмурится она, все еще настороженная после слов «никто тебя и не приглашает». Мне очень хочется ответить «да потому, что ты перережешь там всех, включая меня», но вслух нужна более мягкая версия. Кроме того, моя задача прямо сейчас — увести наши отношения от предположительно сексуальных в опутанную колючей проволокой с вышками, прожекторами и лающими немецкими овчарками — френд-зону. В ту самую безнадежную черную дыру, в которую и попадают парни «про запас» и «настоящие друзья». На самом деле для знающего, умелого, бывалого обитателя френд-зоны совершенно не проблема сделать подкоп или наладить сексуальный траффик прямо в камеру несмотря на все эти вышки и пулеметы. Как говаривал Гудини, не бывает замков, которые могут удержать целеустремленного человека. Однако пока моей задачей является плавно перейти в эту самую зону, а не выбираться оттуда. И так, в силу ненужной фиксации, фокус внимания Шизуки слегка сместился от объекта ее вожделения и повис в воздухе, рыская в поисковом режиме. Я появился на карте «возможных объектов интереса» в силу того, что показал свое безусловное преимущество именно в физическом противостоянии, женщины такого типа подсознательно тянутся к физически сильным и ловким представителям противоположного пола, особенно тем, чью силу они почувствовали на себе. В наш век социальной дистанции и личного пространства люди редко взаимодействуют на физическом уровне, а уж девушки с парнями — и вовсе только если они уже в «отношениях». Драка же резко опускает индивида на землю. Только что она искренне считала, что мы равны, или даже (по социальному статусу в классе) — она имеет преимущество надо мной. Но я без стеснения дал почувствовать свое преимущество в физической силе и технике, уверенность и спокойствие в критической ситуации, и это — было реально. Все ее чувства к Акихиро — всего лишь иллюзия, все это выдумано в горячечном девичьем бреду одинокими вечерами, об этом прекрасно мечтается, сидя на подоконнике, закутавшись в одеяло и попивая горячий кофе. Но столкновение с реальностью не выдержал еще ни один воздушный замок. Парадокс женщины в этом и состоит, что она сама должна быть сильной — иначе как отстоять себя и свое потомство. А с другой стороны, она нуждается в ком-то еще сильнее чем она, а значит в генетическом коде особым шрифтом прошито и удовлетворение от подчинения сильному — но только если он действительно сильный. Оттуда же обязательно будут и эпизодические проверки на эту самую силу, потому многие девушки любят «плохих парней», путая силу с хулиганством.
— Ты куда опять уплыл? — трясет меня Шизука: — Завис?
— А, извини, задумался — отвечаю я, приходя в себя: — я имею в виду, что ты у нас не рождена для гарема. Ты — сильная, независимая, ты в состоянии игнорировать социальные маркеры и жить по своим правилам.
— С этой точки зрения — говорит Шизука, прищуриваясь: — я могу делать все, что захочу, верно?
— Вот! Совершенно верно! — торжествующе вздымаю я указательный палец: — Именно!
— И если я захочу быть в гареме, то я буду в гареме — делает совершенно нелогичный вывод Шизука. Я вздыхаю.
— По крайней мере давай не будем называть это гаремом — предлагаю я: — если тебе так уж хочется — заведи себе собственный.