— Во-первых — это яичница с помидорами, а во-вторых, я не голый. Сейчас, погоди. — мысленно прикидываю ситуацию к шаблонам поведения «среднего японца» и вынужденно констатирую, что и Кента и все члены его семьи — никогда не выходили из своих комнат без пижамы или иной одежды. В трусах по дому никто не ходил, да. Помимо всего прочего — обычно поздней осенью в доме было довольно прохладно… но не сегодня. Было несколько теплых дней и ночей, дом прогрелся, и я не замерз, выползая из-под одеяла. И поперся на кухню в чем мать родила — то есть в трусах и тапочках.

— Ладно — говорю я примирительно, выключая огонь под сковородой. Яичница готова: — ладно, я понял, был неправ, забылся. Пойду одену пижаму. Или там штаны с футболкой. Или смокинг. Или полный рыцарский доспех. Что там является приемлемым.

— Иди хоть что-то одень. Стыд свой прикрой. — говорит Хината: — а то у меня в комнате уже одна травмированная девушка сидит. Кто же по дому в трусах ходит? И…

— Доброе утро, зайчики… — над спинкой дивана появляется всклокоченная голова нашей мамы: — что же вы так кричите с утра…

— Ой, извини ма, это все Кента — тут же ориентируется в ситуации Хината: — ходит, наших гостей пугает…

— Хм? — мамин взгляд фокусируется на мне, она изучает меня, потом зевает и трет лицо ладонью: — Кента, мальчик мой, ты там в трусах или совсем голый? И почему ты голый? Неужели все-таки у тебя и Айки-чан все получилось? Мне надо заказывать торт?

— Мама! — Хината стремительно краснеет: — что ты такое говоришь?!

— Ой, только не надо мне тут «мамкать» — отвечает та, поправляя взлохмаченные волосы: — я ж вижу, как она на Кенту смотрит, думала для того и осталась, чтобы ночью в спальню прокрасться… в наше время дети такие ранние… — жалуется она в пространство: — так недолго и до свадебных колокольчиков, а Кента-кун?

— Я сейчас оденусь — отвечаю я, предпочитая не обсуждать матримониальные планы с собственной матерью, на этом поле любой мужчина, какой он бы ни был здоровенный, волосатый комок мышц и тестостерона, чем бы он ни занимался, сколько бы у него ни было денег — безнадежно проиграет своей маме. Потому что мамы знают, кто именно нужен их сыновьям. Конечно же знают это намного лучше, чем сами сыновья.

— Уж соблаговоли. — кивает мама и встает с дивана, потягиваясь: — а я пойду, пожалуй, в спальню, посплю еще немного. Ваш отец… вчера опять не пришел, он написал, что у него аврал на работе. — она встает, заматывается в плед, наклоняется, чтобы подобрать с пола туфли, охает и хватается за голову. Мы молча смотрим, как она уходит в спальню, по дороге поцеловав каждого из нас и пробормотав что-то вроде «доброгоутразайчикияспать».

— Она опять в туфлях была… — замечает Хината, после того как мама уходит в коридор и оттуда раздается щелчок язычка замка на двери спальни.

— Я заметил. — киваю я. Дома никто не ходит в обуви, мы же японцы. Только одна причина может заставить женщину надеть дома туфли на высоких каблуках, туфли, на которых она никогда не ходит нигде кроме дома. И только перед одним мужчиной.

— А еще у нее чулки в сеточку были — сплетничает Хината: — а папа опять вчера не пришел… мужики — козлы.

— Быстро ты выводы делаешь. — говорю я. Отец и вправду дома практически не появляется, но это же обычная практика в Японии, с их выгоранием на работе и прочим. Более того, родители тут и спят в отдельных комнатах и, насколько я понимаю, поведение мамы в этом плане — нехарактерно для средних домохозяек. Опять-таки не мое это дело, а раз так, то и встревать не стоит.

— Ладно, завтрак готов, пойду одену что-нибудь, чтобы твою подругу не травмировать. — говорю я. Хината машет рукой, мол иди, иди уже. Она накрывает на стол, достает приборы, чашки и расставляет их по столу. Я поднимаюсь по лестнице, гадая, почему у японцев не принято ходить дома в трусах — и не говорите мне, что тут дело в отсутствии центрального отопления, потому что и летом они в футболках да рубашках дома сидят. Даже в жару. От нации, где до девятнадцатого века все бани и купальни были совместными — как-то неожиданно. И вообще, тема обнаженного тела тут вовсе не табу, даже в младшей школе, когда изучают строение тела человека — не обходят вниманием ни гениталии, ни процесс дефекации… довольно откровенные у них уроки в школе. А как в гостиной — так ужас, ужас и вообще. Наверное, тут дело именно в месте и ситуации — как неприемлемо прийти на бал в шортах и майке-алкоголичке, или на пляжную вечеринку в смокинге и с гвоздикой в петлице.

Дверь в комнату Хинаты открывается и оттуда выходит Айка-чан, она поднимает глаза от своего телефона и видит меня.

— Доброе утро — говорю я как можно более дружелюбно, стараясь купировать моральную травму у подружки моей младшей сестры.

— Кьяя! — пищит подружка моей младшей сестры и исчезает за дверью, мгновенно покраснев до кончиков волос. Я только головой качаю вслед. Японцы. Культурные различия и все такое.

Завтрак прошел довольно неловко — Айка-чан молчала и краснела каждый раз, как смотрела в мою сторону. Хината была чем-то недовольна. В ответ на мою неуклюжую попытку пошутить в тему и сделать комплимент присутствующим — что-то сложилось не так и весь заряд комплимента пришелся прямо в неопытное девичье сердечко Айки-чан, в результате чего она стала едва не малиновой и срочно убежала в ванную комнату, а Хината сказала что я — увалень и ничего в женщинах не понимаю. С чем, я, кстати — согласен. На этом обоюдном согласии я и решил попросить у Хинаты денег взаймы.

— Ты пойми, мне на две недели — говорю я ей: — я все подсчитал. Две недели и верну. По частям — по десять тысяч каждую неделю.

— Будешь должен. — мгновенно выдает Хината: — помимо того, что долг отдашь — сводишь нас в кафе с Айкой.

— Уже двоих?! — представив себе цены в этой кафешке, что в торговом центре — я ужасаюсь.

— Ой, да не жмись ты так, все равно у тебя выхода нет — говорит Хината: — маму ты будить не будешь, а деньги она только вечером выдаст. Так что, по рукам?

— Ээ… но только тогда, когда у меня деньги будут — говорю я: — сперва я тебе отдам, а то откуда у меня…

— А ты у меня займешь — объясняет сестренка и я чувствую, как у меня дергается глаз. Как там «прикончи меня, брат — так у меня патронов нет — так я тебе продам».

— И процентов не возьму… почти — говорит она, глядя на мой дергающийся глаз: — предложение месяца. Бери, не пожалеешь. Только сегодня. Аттракцион невиданной щедрости от сестрички Хинаты.

— Ты не пробовала у Сатаны в отделе продаж работать? — спрашиваю я, справившись с изумлением: — души покупать и все такое? Тебя бы вне конкурса взяли.

— Эти дилетанты — машет рукой она: — так что? Нужны деньги?

Деньги я, конечно, взял. Упавший в реку — дождя не боится. Как бы эти кабальные сделки не закончились долговой ямой и продажей с открытых торгов в рабство, но тут уж пока выбора нет. Взяв деньги у Хинаты и даже составив какой-никакой договор займа на клочке бумаги — я попрощался с румяной Айкой и отчалил в спортзал. Первое посещение школы бокса Иназавы. Вечером я буду разбирать свои навыки из прошлой жизни, что может пригодиться, где можно воспользоваться разницей между мирами, раз уж благословения Гуанинь у нас не предвидится. Но первым делом — подтягиваем свои навыки владения телом. Что бы ни говорили, но даже в современном мире умение постоять за себя — все еще востребовано для мужчины. И даже не в плане драки в переулке или там ритуального поединка «выйдем-поговорим». А скорее в плане умения сказать «нет», отстоять свои границы — даже перед большим и страшным. Кто бы это ни был. Умения справиться со своим страхом. И вот тут была одна засада, леди и джентльмены. Я прекрасно помнил, как дрожали мои руки и ноги в момент драки. Как тело становилось словно чужим и каких усилий требовалось мне, чтобы заставить его двигаться. Это тело не привыкло к конфликтам, не привыкло к адреналину и тестостерону, не привыкло к такого рода стрессу. Это я — в прошлой жизни — научился не бояться. Преодолевать свой страх. Но тело Кенты имеет свой гормональный баланс и привычно реагирует на ситуацию «бей или беги» — в сторону бега и соглашательства. Значит надо тренировать организм в другую сторону. Научить тело реагировать на опасность, обучить терпеть физическую боль и не бояться конфликта. А то сейчас получается, что духом-то я борзый, а телом — слабоват. Это верный путь к тому, чтобы меня поколотили в конце концов. Потому расставляем приоритеты — сперва привести это тело и его гормональные отклики и реакции в приемлемое состояние, а уж потом — думать о том, как захватить мир и править им незаметно для санитаров. А то руки у меня дрожат и слабость накатывает, непорядок. Мы тут должны быть как берсеркеры — уметь терпеть боль, уметь причинять боль, обожать причинять боль и идти ей навстречу. Только так побеждают. Размышляя в таком ключе, я и не заметил, как оказался перед стеклянной витриной «Школы Бокса». Первая тренировка. Ave, Caesar, morituri te salutant!