Они ведь совсем не глупы – те, кто запер его здесь.

Но и Дориан Лленас не дурак. Маг прекрасно понимал, что день, когда он заставит машину работать, станет для него последним. И не только для него.

Шрам на ладони зудел. Шов наложили наскоро и так же наскоро залечили, не до конца, лишь бы кожа чуть срослась, и выдрали тут же шелковые нитки – с кровью и верой в людей.

Трое знали о серебряном диске. Лучше бы никто, но мысль эта пришла уже после и быстро забылась в работе. А тогда, когда, еще будучи студентом, мэтр Лленас создал новый «жезл» взамен временного проводника силы, об этом было известно троим. С двумя из них жизнь и время развели его навсегда. Третьему он безоговорочно верил.

Идиот.

«Отбрось все нереальные версии, и останется одна – очевидная», – сказал ему Алистер, когда они обсуждали «пропажу» одной из работниц по приговору. Сам сказал.

Оказавшись в плену, Дориан внял этому совету.

Кто прислал ящик с трупом, от бороды до лабораторного халата копировавшим получателя злосчастной посылки?

Кто знал о вшитом в ладонь диске?

Кто был в курсе нюансов его работы?

Алистер Ранбаунг.

Добряк Алистер.

Не зря он интересовался Джеком. Неспроста при каждом удобном случае говорил, что следует вести записи всех экспериментов.

И об Адалинде Алистер знал.

Они никогда не обсуждали этого, Дориан не стал бы, да и Ранбаунг не заводил подобных разговоров. Но тем не менее знал. Он был с ним в салоне госпожи Дригген в день, когда они с Адалиндой встретились впервые. И на повторном, после ремонта, запуске башенных часов главного корпуса Академии. И в опере. Как ни осторожны они с Адалиндой были, Алистер мог догадаться. Стоило перехватить один взгляд Дориана. Или ее.

Сейчас Лленас многое отдал бы за один ее взгляд. И слов не нужно было бы – она и так поняла бы. Всегда понимала и теперь поняла бы, как он раскаивается в том, что стал причиной ее страданий.

Но увидеть Адалинду ему позволили лишь единожды. Ее протащили по коридору мимо окошка в двери лаборатории, ставшей для него тюремной камерой, а через минуту из комнаты, куда ее затолкали, послышались полные боли и ужаса крики.

Затем на столе в лаборатории появилось блюдо под стеклянным колпаком.

До того момента оставалась еще слабая иррациональная надежда. Но после…

Чуда не произойдет. Никто не станет искать их. Дориан Лленас мертв. Адалинда Келлар исчезла после смерти мужа, по мнению салджвортских сплетников – сбежала с любовником, не дожидаясь похорон. Ему приносили газеты – и ту, где писали о взрыве в его доме, и ту, с заметкой о смерти Фореста Келлара и грязными выпадами в адрес его вдовы.

– Вы же не верите всерьез, будто он умер от сердечного приступа? – спросили его с издевкой, давая понять, что в их силах придумать любую смерть тому, кто станет у них на пути.

Эйдена убили на месте, не задумываясь.

Дориан помнил, что тому недолго оставалось, но это не оправдывало в его глазах подобной жестокости. А ведь Алистер был знаком с Меритом и, казалось, симпатизировал ему…

Но он и самого Лленаса называл другом, и что вышло из этой дружбы?

Нет, доказательств против Ранбаунга более чем достаточно.

А сам он так и не появился.

Очевидно, боялся, что Дориан узнает его: иллюзорная маска не скрыла бы расплывшейся фигуры и торчащих во все стороны рыжих косм.

К плененному изобретателю приходили другие. Чаще всех двое мужчин: один, судя по походке и жестам, уже в годах, второй, тот, что присутствовал при сегодняшнем опыте, – молодой и энергичный. Оба неплохо разбирались в тонкостях целительства и некромантии.

Была еще женщина. Та, создавалось такое впечатление, являлась лишь позлорадствовать. Лленаса она с противной фамильярностью называла «милый мой» и на «ты», а Адалинду награждала язвительными эпитетами. Уже в первую минуту такого разговора ее хотелось ударить. Прежде мэтр Дориан и помыслить не мог о таком – ударить женщину. Но то прежде. Теперь же многое изменилось. И если он хотел выбраться из всего этого живым и вытащить Адалинду, самому ему тоже нужно было измениться.

Например, пересмотреть свое отношение к предумышленному убийству.

«Я обо всем позабочусь», – мысленно пообещал он своей женщине, сосредотачиваясь на излучателе.

Конечно, за ним наблюдали. Но кто догадается, что несколько узлов в созданной им машине совершенно лишние? Лишние для механизма замещения сознания. Но не для Дориана Лленаса – ему нужна каждая деталь. Стальные зажимы, кристаллы-отражатели, кремневый запал.

И серебро, за десятилетия растворившееся в его крови…

Джек дернулся, потерял равновесие и стал заваливаться набок. Удержался от падения в последний момент, упершись ладонью в стену, а маг, казалось, даже не заметил этого. Мэтр Фредерик был сосредоточен не на механическом теле – его занимало то, что Джек привык уже называть душой. Спутанный комок нитей, искрящих от перетекающей по ним энергии. Если расправить этот комок, увидишь тончайшей работы кружево. Но пока сложный рисунок лишь угадывался в общей мешанине, да и не интересовал он перебирающего тонкими пальцами воздух блондина: он искал всего одну ниточку, ту, что связывала создателя с его творением. И, судя по тому, что почувствовал Джек, увидел и услышал, маг ее нашел.

– Что-то не так? – Фредерик сморгнул выступившие от напряжения слезы и посмотрел на механического человека.

Все-таки заметил, понял Джек.

Он все замечает, нужно быть осторожнее.

– Пытался принять удобную для длительного стояния позу и не рассчитал смещение центра тяжести, – ровно, как и подобает искусственному созданию, отчитался Джек.

Где-то далеко рассмеялся другой, снова назвал его лжецом.

– Ты можешь присесть, если устал, – разрешил маг.

– Я не испытываю усталости, – тем же неживым голосом ответил механический человек.

«Переигрываешь, – покачал головой другой. – Не забывай, Фредерик – эмпат. Он чувствует эмоции, даже твои».

Ну и пусть чувствует. Он никогда не имел дела с искусственным разумом, откуда ему знать, как толковать эти чувства?

Джек сам не знал.

Но помнил, что такое уже было. Тогда он копался в своей душе и задел ту самую ниточку. После решил, что увидел сон: незнакомую комнату, машину, шрам на ладони и человека без лица.

Он не вспомнил бы о том случае, если бы сегодня все не повторилось.

Комната та же. И машина. Неработающая машина, труп и палец под стеклянным колпаком.

Фредерик прав: он связан с Дорианом Лленасом. Со своим создателем? С отцом?

Это не он говорил – другой.

Другой без раздумий ринулся бы спасать мэтра Дориана. Жизнь, которую маг ему подарил, оказалась не так уж коротка. И совсем не плоха. Она состояла из боли, но в ней не было места безумию… разве что совсем чуть-чуть… И в ней была Эби.

Джек тоже хотел бы себе такую жизнь. С болью и немножко с безумием – не страшно. Хорошо даже, если с болью. Чувствовать свое тело. Пробовать пальцем остроту ножа. Жар свечи. Обжигающий холод ледяной воды. Боль – это жизнь. Но жизнь – не только боль, и Джек хотел ее всю.

Значит, ему тоже нужен Дориан Лленас. Пусть даст ему жизнь, как дал другому, а Джек приведет ему его женщину, целую и со всеми пальцами. Но прежде та женщина даст деньги и дом для Эби, и все сложится наилучшим образом. Для всех. Это другой жил лишь для себя, а Джек таким не будет. Каждый получит по заслугам…

– Скоро закончим, – сказал Фредерик.

Каждый, и этот – тоже.

Но Джек еще не решил, чего заслуживает эмпат.

Доверия, по его мнению, он точно не заслуживал, и механический человек не стал рассказывать ему о своем видении – о машине, отрезанном пальце и человеке без лица.