Стоило подумать об этом, как послышались шаги на лестнице.

Эбигейл зажмурилась, притворяясь, что все еще не пришла в сознание. Авось заглянет и уберется восвояси. Но не тут-то было. Склонившийся над кроватью мужчина резко встряхнул ее за плечи, и Эби, не сдержавшись, громко вскрикнула.

– Оклемалась уже? – Лапа удовлетворенно хмыкнул. – Вот и ладно. А сомлела, поди, от радости?

– Ребра, – просипела Эби, пока он не надумал снова ее тискать.

– Ребра? – На загорелом скуластом лице промелькнуло понимание, но здоровенная ручища как тянулась к ней, так и продолжала тянуться, изменив лишь направление. Через секунду грубые пальцы ухватили за подбородок. – Что, принцесса, недолго павой ходила? Пообломали тебя в холодной? Обломали – поломали.

Он гоготнул, довольный своей топорной шуткой, а шершавые пальцы скользнули вниз по шее девушки и забрались под растянутый ворот тюремного платья.

Эби не шевелилась.

– Гляди-ка, какая тихоня стала. Может, и поладим, да?

Девушка не ответила, и мужчина счел ее молчание знаком согласия. Ухмыльнулся.

– Ладно, так и быть, оставайся, – разрешил, словно Эби просила о чем-то. Отодвинулся от нее, с хрустом размял пальцы и заявил без обиняков: – Мэтт вряд ли когда вернется, не протянет весь срок – не с его здоровьем камень тесать. А я ему вроде как должен, вот и пригляжу за тобой. Только… отмойся, что ли. Воняет от тебя, что от швали подзаборной.

Он брезгливо сплюнул прямо на пол и, забрав со стола лампу, вышел из комнаты.

«Дожила, – подумала Эби с тоской. – Даже Лапа от меня нос воротит».

Не то чтобы ей хотелось обратного, совсем не хотелось, но обидно было от того, как повернулась жизнь…

Такой роскоши, как часы, у нее в комнате не имелось, а непрестанная боль растягивала каждую секунду, мешая ориентироваться во времени, но Эбигейл надеялась, что к тому моменту, как она решилась подняться с кровати, прошло не менее двух часов и Лапа уже крепко спит.

Подтянув ко рту ворот, девушка закусила его зубами и медленно села, не проронив ни звука, лишь слезы брызнули из глаз. Встала. Подошла к шкафу и аккуратно приоткрыла дверцу. Вещи брала на ощупь, не разбирая, и бросала на стол. После просто связала углы скатерти.

Добраться до тайника было сложнее. Пришлось сначала отодвинуть из угла сундук со старьем, а затем опуститься на пол, чтобы приподнять одну из досок… Но она справилась. Завернула деньги в платок и сунула в узелок с пожитками.

Прямо у двери отыскались туфли. Эби присела еще и за ними и долго стояла на четвереньках, переводя дух, прежде чем подняться.

Выждала еще немного, прислушиваясь к звукам старого дома, и с узлом в одной руке и туфлями в другой вышла в коридор.

По лестнице спускалась целую вечность. Узкие ступеньки скрипели, но не так громко, как рассохшиеся перила, которых девушка старалась даже не касаться. Ступала осторожно босыми ногами, чудом удерживая равновесие: шаг – вдох, шаг – выдох…

Но по-настоящему девушка вздохнула, когда уже оказалась на улице. Глянула с опаской на темные окна и зашагала скорее прочь: неважно куда, лишь бы подальше…

Она успела дойти до перекрестка и уже почти поверила в то, что ее нехитрый план удался, когда за спиной, знакомо взвизгнув петлями, хлопнула дверь лавки. Эби вздрогнула и, не оборачиваясь, пошла быстрее. Даже бежать пыталась, но острая боль тут же напомнила о том, что не стоит делать резких движений.

Тот, кто шел следом, зашелся гортанным булькающим смехом. Должно быть, его забавляли ее немощные потуги и утиная походка вперевалочку.

А затем смех резко стих, и цепкая лапа ухватила за шиворот.

– Сбежать надумала? – тряхнув девушку, прошипел ей на ухо преследователь. – Тварь неблагодарная!

– Пусти! – слабо пискнула Эби. – Пусти, а то закричу.

Услыхав ее нелепую угрозу, Март расхохотался: ночью в Освине кричать можно сколько угодно.

– Отпусти меня! – все же выкрикнула Эбигейл в отчаянии.

Ответом стала крепкая затрещина.

– Тебе, видать, не только ребра поломали, но и последние мозги отбили, – выговорил мужчина со злостью. – Я ж к тебе, дуре, по-хорошему… А тебе чего?

Последний вопрос был задан уже не ей.

Незнакомец, которому надвинутая на глаза широкополая шляпа ничуть не мешала ориентироваться в темноте, вышел из переулка и остановился в нескольких шагах от них. Длинный плащ скрывал его фигуру, но и ростом, и шириной плеч он значительно уступал державшему Эби громиле. Если она и питала какие-то надежды на то, что за нее вступятся, силы определенно были неравны.

– Проваливай подобру-поздорову, – рыкнул на чужака Лапа.

Тот не шевельнулся.

Склонил голову к плечу, словно присматривался, и проговорил медленно и бесстрастно:

– Отпустите девушку.

Голос у него был глухой, чуть хриплый и… знакомый…

Выронив узел с вещами, Эби прижала руку к груди, к тому месту, где сердце болезненно билось о ребра.

– Чего? – взревел Лапа.

Он хотел броситься на незнакомца, но, видно, его останавливала мысль, что тогда придется выпустить свою добычу.

– Отпустите девушку, – повторил нежданный защитник. И тут же, верно, поняв, что к его просьбе не прислушаются, спросил, обратившись к Эби: – Можно я его ударю?

Она сглотнула подступившие слезы и кивнула:

– Можно.

Этого Март уже не стерпел. Оттолкнул Эбигейл и кинулся разъяренным быком на чужака. Размахнулся, ударил, метя в лицо… и сам зашипел от боли, схватившись за покалеченную руку. А в следующую секунду, получив кулаком в живот, со стоном корчился на мостовой.

Держась за бок, с новой силой разболевшийся после тычка, Эби подошла к спасителю. Робко ткнула пальцем в грудь. Не встретив сопротивления, стянула вниз шарф, закрывавший подбородок и тонкогубый неподвижный рот. Но лишь когда сдвинула шляпу и увидела неестественно блестящие немигающие глаза, поверила, что все это не сон.

Джек, которого тут быть никак не могло, но который тем не менее тут был, достал из-под плаща что-то сухое и сморщенное на колючей веточке и сунул девушке в руку.

– Я тебя нашел. Пойдем домой.

Эби покачала головой:

– Дома нет. Но мы пойдем… куда-нибудь…

На те деньги, что она достала из тайничка, можно снять комнатку в трактире. На месяц хватит, если не столоваться, а только пожить…

– Убью! – проревел в спину поднявшийся на ноги Лапа. – Обоих убью.

Только с мысли сбил.

– Ударь его еще раз, – попросила Эби механического человека. – Потом вещи мои подбери, и пойдем.

Освин Джек отыскал быстро. Помогли карты и компас в голове.

На самом деле не в голове – кристаллы с информацией находились в его груди, но Джек отчего-то привык считать, что все знания у него в голове, как и… мысли?

Да, мысли.

Они появлялись все чаще.

Иногда простые и понятные. Иногда странные, как та, что ему давно пора принять ванну и побриться…

В ванну ему нельзя, пострадают контактные соединения и смазка. А бриться… Он не сразу вспомнил, что это означает, а когда вспомнил, пришел к выводу, что и это ему ни к чему…

Нужно было искать Эбигейл.

Джек понял уже, что людей настораживает его облик, а потому старался выходить на улицы под вечер. В сумерках он почти не выделялся, а дни проводил в старом храме… он давно уже не бывал в храмах… Или никогда? Но знал откуда-то, что такое исповедь…

А где найти Эби – не знал.

Помнил ее рассказы о принадлежавшей родственнику хозяйственной лавке, о том, что она подрабатывала шитьем… Но лавок в Освине было огромное множество, швей – и того больше…

А люди… Здешние люди Джеку не нравились. Они неохотно делились информацией и вообще вели себя странно.

Какой-то человек порезал ему плащ и вспорол обшивку корпуса… Зачем? Джек отобрал у него нож и спросил, где ему найти швею Эбигейл… А тот убежал…

Но нужный дом Джек все равно отыскал. Только Эби там не было.

Он решил подождать.

Приходил, когда на улице темнело, и ждал.