«Семь футов под килем и попутного ветра тебе, брат, — подумала Галка, чувствуя облегчение. Ответственность за близкого человека тоже может быть большой тяжестью на душе, иных такое и согнуть может. — Вот теперь я верю, что ты нашел свой курс. Очередь за мной».

— Кажется, пронесло. — Билли, всегда в отсутствие Галки остававшийся за старшего в эскадре, был хмур. Нет, хмур — это не то слово. Мрачен, как те грозовые тучи, еще вчера застилавшие небо от горизонта до горизонта. И улучшение погоды его не радовало.

Штормило почти сутки. Флагман и губернаторский корабль куда-то унесло. В любой момент могли показаться испанцы, что, конечно, не означало катастрофы, но нарываться на драку сразу после шторма как-то не тянуло. Команды были измотаны, вахты менялись каждые два часа. Но Билли считал, что им еще крупно повезло. Каково было людям на «Гардарике», он представлял очень даже хорошо. И мысленно молился за них. Он прекрасно знал, чего стоит удержать корабль на курсе, когда ветер норовит сорвать с рей те немногие паруса, которые еще можно поставить, чтобы хоть как-то управлять судном. Когда волны перехлестывают через палубу и на тебе ни единой сухой нитки. Когда ежесекундно рискуешь оказаться за бортом, а вытащить тебя из воды у оставшихся на корабле нет никакой возможности. Когда штурвал рвется из рук и кажется, будто вот-вот треснут сухожилия… Ветер давно сменился на северо-восточный и теперь стихал. Шторм унесло в сторону Эспаньолы. Теперь оставалось оценить повреждения, на скорую руку подлатать корабли и… ждать. Уговор не менялся уже два года: в подобном случае пять суток ожидания. Если за это время не вернулись — все. Можно отпевать.

Билли молился. Молился как за живых, боясь сглазить…

Заканчивались уже вторые сутки. Ожидание становилось невыносимым. Некоторые пираты даже пали духом, убедив себя и начиная убеждать остальных, что флагман погиб. Или хуже того — попал в руки испанцев. Билли пресекал подобные разговоры в самом начале.

— Воробушек выкрутится, — уверенно говорил он. — Такого удачливого капитана я в жизни не видел, а это значит, она обязательно вернется. Помяните мое слово.

Но его слова убеждали не всех. Кое-кто из ямайских парней начал заговаривать о возвращении в порт. Мол, если капитан Спарроу до сих пор не вернулась, то удача ее покинула. Билли пришлось перейти от убеждения словом к применению своих вице-адмиральских полномочий. А наутро третьего дня, совершенно расстроенный, распорядился выслать в разведку «Афину» и «Марго». Но не успели эти корабли сняться с якоря, как закричал марсовой «Амазонки»:

— Парус на норд-вест!

А на норд-вест была Эспаньола с ее испанцами. Так что сюрприз мог оказаться неприятным. На пиратских кораблях открыли порты и зарядили орудия. Билли матерился сквозь зубы, но если даже это испанцы, то он был им благодарен. По крайней мере, они отвлекут парней от невеселых мыслей и тягостного ожидания.

Неизвестный корабль шел в крутом бейдевинде, а значит, очень медленно. Прошло не меньше часа, пока разглядели, что это не один корабль, а два. Причем у второго остался лишь жалкий огрызок фок-мачты: брам-стеньга напрочь отсутствовала. Его тащил на буксире первый корабль. Тоже потрепанный бурей, но по крайней мере на фок- и грот-мачтах все паруса были в порядке…

— Господи… — Выдохнул Билли, все еще боясь поверить. — Провалиться мне до самого киля — это же она!

Весть о возвращении капитана Спарроу разнеслась по кораблям и вынесла пиратов наверх — всех, даже спавших после вахты — быстрее, чем их вынесло бы известие о приближении Золотого флота. Матросы толпились на палубах, залезали на ванты, на реи, чтобы лучше видеть свой потрепанный флагман. «Гардарика» шла гордо и величественно, словно и не отягощенная «Экюелем», который волокла за собой на крепком канате. До боли в глазах старые, просмоленные морские волки вглядывались в эти плотно набитые ветром паруса — и у многих наворачивались слезы. Да кто там стоит на баке? Расстояние еще слишком велико, не разглядеть. Да как же, — нет сомнений. Маленькая фигурка — маленькая, далекая, но такая знакомая… Дуарте на борту своей «Дианы» стоял, привалившись к фальшборту. По его небритому изможденному лицу бродила, то появляясь, то исчезая, вымученная улыбка. Сухие, лихорадочно блестевшие глаза впивались в приближавшиеся корабли с отчаянной надеждой. После трех дней безуспешных попыток утопить тревогу и боль в бутылке он не мог стоять прямо.

— Наш Воробушек вернулся, — пробормотал Билли, наконец удостоверившись, что «Гардарика» ему не снится. Потом сорвал с шеи видавший виды платок и заорал во все горло, размахивая им, как мальчишка: — Алина вернулась! Воробушек снова с нами!

Через несколько мгновений, наполненных радостным ропотом вести, перелетавшей от одного корабля к другому, океан дрогнул от воплей двух тысяч человек. Пираты горланили от радости, махали руками и сорванными шапками, свешивались с мачт, рискуя свалиться и сломать себе шею. От этих криков со скал острова Мона сорвались тысячи чаек, наполнив воздух хлопаньем крыльев, — и вторили своими пронзительными голосами всеобщему ликованию, многократно увеличивая поднявшийся шум. Еще ни одного адмирала, ни одного полководца (по крайней мере — в этой части света) не встречали подобной искренней радостью. Пираты будто обезумели. Только вчера они находились на грани отчаяния. Всего лишь час назад, лишенные командира, они готовы были повернуть свои корабли и разбежаться — и вот в несколько минут все так переменилось! Их талисман — их Удача — вернулась. Уж теперь-то они зададут жару этим испанцам! Теперь точно удастся свершить несбыточную, казалось бы, мечту.

С левого борта «Гардарики» показалось облачко порохового дыма, а затем пришел грохот выстрела. Флагман отвечал на громогласные приветствия. Пираты заорали еще громче. Воробушек снова не подвела, снова прилетела — и не одна. Злосчастный «Экюель» удалось догнать и доставить в относительной целости. Может, и д'Ожерон уцелел в этой свистопляске?

Д'Ожерон, действительно, был цел, но находился в крайне подавленном состоянии. Сидя в каюте своего «Экюеля», он слышал радостный галдеж и приветственные крики, которыми их встретила пиратская флотилия. Губернатор, несмотря на все свои недостатки, был достаточно проницательным человеком, что, в общем-то, неудивительно — иной бы просто не удержался так долго на его хлопотном посту. И теперь, видя столь явное и вполне заслуженное возвышение капитана Спарроу, произошедшее исключительно благодаря его собственной, д'Ожерона, неосмотрительности, он мысленно клял себя за самонадеянность. Вспомнил молодость, называется! Решил тряхнуть стариной! Ну хорошо еще, потешил свое тщеславие, назвался капитаном «Экюеля», но какой же глупостью было попытаться сэкономить и отказаться от штурмана! Не хотелось отдавать деньги — пришлось расплачиваться авторитетом. Как известно, скупой платит дважды. Пока эскадра шла к проливу Мона, несмотря на плохую погоду, ему не составляло большого труда двигаться в кильватерном строю. С гордым видом прохаживаясь по квартердеку, покрикивая на команду и даже встав пару раз к штурвалу, пожилой губернатор чувствовал воодушевление и вполне реальную молодую энергию, переполнявшую его. Совсем как двадцать лет назад. «Экюель» был построен крепко и даже на крупной волне держался довольно устойчиво. Но вот когда уже казалось, что главная опасность миновала и можно спокойно переждать шторм под прикрытием крутого обрыва острова Мона, их сорвало с якоря. При такой скученности судов, жавшихся сейчас к скалистому берегу, образовалась великолепная возможность врезаться в любой из них. А тогда один-единственный корабль сможет собрать в кучу их все, и начнется такая мешанина, что они просто переломают друг друга или будут раздавлены о скалы. Так что «Экюелю» — да и всем остальным — еще повезло, что его потащило в открытое море, а не вглубь бухточки. От рывка в момент обрыва троса все попадали кто куда, хватаясь за леера и друг за друга. Сам д'Ожерон едва не вылетел с квартердека. Паруса, естественно, в такой суматохе свернуть как следует не успели — команда была новая, еще не сработанная, ну и д'Ожерон, естественно, растерялся. И растерял весь свой боевой пыл. Да и было отчего. Когда тебя тащит черт знает куда, правильно среагировать может только опытный моряк, а губернатор до этого в течение слишком уж долгого времени ходил в море только как пассажир.