Рассуждать, что в том письме было, Галка не стала — не до того. Просто кинулась вниз, рискуя свернуть шею на лестнице. Последние ступеньки она преодолела в полёте, и устояла на ногах только благодаря своей выучке… Старый Жак действительно обнаружился в трюме, и именно в том состоянии, которое описал Владик. В руке он держал скомканный листок бумаги. А в лицо ему было лучше не смотреть. Такое Галка видела только в фильмах про Вторую мировую, когда по сюжету некоторым солдатам приходило известие о гибели всей семьи на оккупированной территории. Это всегда и во все времена страшно, когда плачут крепкие, самого чёрта не боящиеся мужики… Галка и Владик, не сговариваясь, бросились к нему, подхватили под мышки, усадили на ящик с ядрами. Руки у боцмана тряслись.

— Что? Дядюшка Жак, что случилось? — допытывалась у него Галка.

— Вот… — он с трудом разжал пальцы. Комочек бумаги чуть не упал в лужу воды, неизбежной в любом трюме, но девушка его подхватила. Быстро развернула и при скудном свете, пробивавшемся сквозь щели настила, увидела неровные строчки, написанные крупным почерком. По-французски.

— Блин… Я ж читаю только по-русски и по-английски, — девушка скрипнула зубами. — Скажи, дядюшка, что случилось! Твоя семья?..

Старый боцман тихо и жутко завыл.

— Моя жена… мои дети… — только и удалось разобрать. — Испанцы их… Весь город…

Галка поняла это ещё до того, как услышала, и почувствовала, как где-то внутри неё загорелся адский огонёк. Семья боцмана жила в городке Пор-де-Пэ, что расположен на побережье Гаити прямо напротив Тортуги. За восемь месяцев «Орфей» заходил туда трижды, и Старый Жак успел познакомить Галку со своими детьми. Его сын, ровесник Владика, и впрямь был таким непутёвым, как рассказывал Галке не в меру разговорчивый Билли: всё по кабакам да по девкам. Владика хоть к делу приставить удалось, а на этого никакая родительская воля не действовала. Зато дочь, семнадцатилетняя Жанна, отца всегда радовала. Она с первого же визита как приклеивалась к Галке, так и не отцеплялась от неё до самого отплытия. Девушки подружились… И вот теперь Галка узнала, что этой весёлой рыженькой девчонки больше нет. А виновен в этом какой-то урод, ходящий под испанским флагом.

Она обняла Старого Жака, как обняла бы отца.

— Они уже там, где их не достанет ничьё зло, — её шёпот был спокоен и необъяснимо страшен. Куда страшнее плачущего мужика. — Ты увидишь их, когда придёт твоё время. Но пока оно не пришло, остаётся только отомстить. Это всё, что мы можем для них сделать.

Старый Жак вначале, видно, не понял, что она сказала. А когда понял, сгорбился, прижал к себе обоих молодых людей, и заплакал. Уже без тоскливого воя подраненного, вдруг оставшегося одиноким волка. Это были обычные человеческие слёзы, пусть и горькие, но уносящие безысходность. Ведь Галка только что подарила ему плохонькую, но цель в жизни. Отомстить испанцу, а там можно и на дно, крабов кормить.

Когда они, кое-как успокоив боцмана, поднялись на палубу, Владик посмотрел Галке в глаза. И узнал это выражение. Точно так же она смотрела, когда Причард отдавал испанских пленников на растерзание команде. Попробуй встань у неё на пути — и не заметишь, как умрёшь.

Только теперь Галка не улыбалась.

Пока капитан улаживал свои дела на берегу, на квартердеке командовал Эшби. Штурман, он же по совместительству старпом. И он, узнав от Галки о случившемся, перед закатом собрал на мостике тех, кого по праву можно было назвать костяком команды «Орфея». Старого Жака, совершенно поседевшего от постигшего его несчастья, Бертье, Галку, Дуарте и Билла. Первым делом Эшби прочитал то чёртово письмо. Один из знакомых Старого Жака, чудом уцелевший при разгроме Пор-де-Пэ, описал всё как было. Самой ценной частью письма оказались сведения об испанце. По словам автора письма, бывшего моряка, это был большой военный галеон под названием «Сан-Хуан де ла Крус», о сорока двух пушках. Он вошёл в бухту под французским флагом, когда никаких других кораблей там не наблюдалось. Потом развернулся бортом, поднял испанский флаг и дал залп в упор. Не самый укреплённый в этом море форт был превращён в развалины ещё через десять минут. А потом высадился десант… Что было дальше, рассказывать не стоит. Нервные клетки не восстанавливаются. Автор письма сообщил лишь, что успевшие убежать и возвратившиеся потом жители похоронили по-христиански тех, кто убежать не успел. Вернее, то немногое, что от них осталось. Имени капитана испанского галеона не сообщалось,[9] и, судя по всему, автор письма его не знал.

— Название корабля уже что-то определённое, — проворчал Дуарте. Ему, как сыну португальца и англичанки, совсем несладко приходилось на родине. А родился он в Кадисе. Потому испанцев ненавидел едва ли не сильнее, чем все присутствующие, вместе взятые. — Военный галеон тоже не маленькая штучка, за пазуху не спрячешь. Найдём. И скормим их акулам.

— Трёхмачтовый барк против такого галеона… У нас небольшие шансы, — Эшби профессионально оценил обстановку.

— Но они есть, — Галка не была профессиональной морячкой, но в человеческой психологии разбиралась лучше него. — Количество пушек тут не главное. Когда… это случилось?

— Десять дней назад.

— Значит, они скорее всего уже пришли в Санто Доминго с докладом, и снова готовятся в рейд… М-да, а ведь сдаётся мне, это на нас охота.

— Почему? — хмуро спросил Бертье. В Пор-де-Пэ были его друзья, и он теперь не знал, живы ли они.

— Потому что мы за восемь месяцев прихватили семь богатеньких испанцев. Это в довесочек к шуткам Моргана в Маракайбо. Когда они такое прощали? — проговорил Билли, уловивший, куда гнёт Галка.

— Вот и решили, что клин клином вышибают, — добавила девушка. — Против корсаров выпустили своего капера. В случае чего можно будет преспокойно скорчить невинную рожу и заявить на голубом глазу — мол, я не я и лошадь не моя. Какой такой капер? Не знаю никакого капера!.. Блин, как это уже задрало…

— Я сообщу капитану о случившемся, — проговорил Эшби. — Алина, Дуарте, Жак, вы со мной. Остальные — ждите распоряжений.

Галка отметила, что ни один из них даже не поставил перед собой вопрос — идти на испанца или не идти. Все решали только одну проблему: как идти. И что при этом делать, чтобы самим не оказаться на дне морском. Но что ещё скажет капитан… В его желание пожертвовать своими личными делами ради тех, кто жертвовал ради него жизнью, она уже не верила. Особенно после того, как Дуарте подлил маслица в огонь, шепнув ей на ушко сведения, полученные от родственника-торговца. Теперь она была абсолютно уверена в том, что кэп собрался смазать лыжи, оставив их на произвол судьбы и властей. Ведь денежку в Европу в нехилых по тем временам количествах просто так не переводят, если учесть, что Причард давно потерял связь с роднёй. Одним словом, у неё, в случае чего, был против капитана непотопляемый аргумент.

Команда её поддержит. Она это знала твёрдо. Парни верят ей, как никогда не верили даже самим себе.

А ведь ещё восемь месяцев назад она была вынуждена доказывать им своё право на существование… Где и когда это было? В другой вселенной?..

Причарда обнаружили в гостинице, где он обычно снимал комнату во время стоянок. Сидел за столом и что-то писал. На стук в дверь ответил пожеланием посетителям провалиться в ад, но Эшби сухо представился.

— У нас дело, капитан, — сказал он.

— Входите, чёрт бы вас побрал…

Увидев состав делегации, он немного поубавил свою спесь. Эти четверо могли без страха пойти в бой против двадцати, и выйти победителями, так что следовало быть с ними повежливее. Да ещё не хотелось показывать своё плохое настроение при девушке.

— Что такое, Джеймс? — спросил он, окинув взглядом хмурые лица вошедших.

— Читай, — Эшби положил перед ним на стол злополучное письмо.

Причард бегло прочёл, хмыкнул, протянул мятую бумагу обратно.