— Скажите, Кеннет… Вы же не против, если я буду так к вам обращаться? Вы ведь сейчас не на службе.

— Да, конечно.

От него не укрылось то, как Эверет будто невзначай опустил руку под стол, чтобы нажать кнопку вызова. Неужели переиграл? Явятся сейчас санитары со смирительной рубашкой…

Но в кабинет заглянула уже знакомая сестра.

— Мэри, будьте добры, еще кофе, — попросил ее доктор. — И сделайте сэндвичи, пожалуйста. Побольше, я что-то проголодался.

Заметил, выходит, скоропостижную кончину крекеров. Или услышал, как бурчит у посетителя в животе.

— Так вот, Кеннет, — продолжил, когда дверь закрылась, — прежде всего я хотел бы поинтересоваться вашим общим состоянием. Потеря хвоста — весьма ощутимая травма для оборотня. Страдают сочленения крестцового отдела позвоночника, возможны сильные боли в любом облике. Часто имеет место нарушение опорно-двигательных функций…

— Я здоров, — перебил Фаулер. — Были сложности сразу после, но теперь уже абсолютно здоров.

— Повезло встретить хорошего целителя? — понимающе кивнул Эверет. — Что ж, это замечательно. Значит, физического беспокойства ваша травма не причиняет. Только внутренний дискомфорт. И вас, безусловно, задевает мнение окружающих. Для них ваша потеря несущественна, они не видят истинной сути проблемы. Лишились бы вы ноги или руки — другое дело… Хотя, поверьте, они и тогда нашли бы повод для насмешек. Особенно подростки. Дети жестоки в этом переходном периоде. Неосознанно жестоки. Они лишь учатся видеть границы между добром и злом… Но вы ведь и сами это понимаете, Кеннет? Тем не менее после столкновения с ними целый день изводили себя воспоминаниями о стычке, а ночью вдруг сорвались сюда. Захотели поговорить, хоть и уверяли меня в прошлый раз, что не испытываете такой потребности… Дело ведь не в хвосте, да?

Дверь открылась вовремя. Одновременно с тем, как Фаулер вздрогнул от вопроса, прозвучавшего уличением во лжи. Он быстро обернулся, выдавил улыбку, изображая радость от появления кофе и сэндвичей, и, как только сестра Мэри поставила поднос на стол, заткнул себе рот хлебом с ветчиной, оттягивая момент признания.

— Дело не в хвосте, — повторил Эверет, когда они снова остались наедине. — Не в его потере, а в том, что для вас эта потеря значит. Хвост, а вернее — его отсутствие, не позволяет вам забыть пережитое на войне. А люди, видящие в вашей травме повод для насмешек в вашем понимании, насмехаются не над вами. Вам кажется, что они пренебрежительно отзываются о тех событиях, о трагедии, свидетелем которой вы были, о смертях, произошедших на ваших глазах, ставя в один ряд непонятную и несущественную для них утрату хвоста и что-то несоизмеримо большее. Но поверьте, Кеннет, это далеко не так…

Лейтенант потянулся за вторым сэндвичем.

Доктор между тем продолжал говорить. Правильные вещи, как ни странно. То, о чем сам Фаулер думал настолько часто, что ему уже не нужен был психиатр. Но он слушал не перебивая, ведь за этим, как полагал Эверет, он и приехал.

Сэндвичи неумолимо заканчивались…

— Знаете, Кеннет, — вдруг улыбнулся доктор, — а ведь я видел вас в обороте. За год или два до начала войны. В летнем лагере. Кажется, полиция взяла шефство над школьниками. Вы и ваши коллеги проводили какие-то спортивные игры, у Рыжего оврага соорудили полосу препятствий… Я проезжал мимо и заинтересовался происходящим. Тогда в первый и последний раз в жизни я и видел настоящего морского пса. Скажу честно, меня это зрелище привело в восторг. О детях и говорить нечего — столько искренней радости… Впрочем, вы и сами наверняка помните. Вряд ли тот случай был для вас единственным.

— Не был, — признал Фаулер.

— Летний лагерь работает в школе каждый год. И полицейское управление Карго-Верде, думаю, по-прежнему не остается в стороне от воспитания подрастающего поколения.

— К чему вы клоните, доктор? Предлагаете мне снова попрыгать по брусьям?

— По-моему, это — прекрасная терапия. Возьмите младшую группу…

— Нет.

Эверет вздохнул. «Я пытался», — читалось в темной глубине его глаз. Но доктор не мог не предпринять еще одну попытку:

— Если бы вы лишились не хвоста, а ноги, предположим, ответ был таким же?

— Естественно. Вы представляете себе безногого на полосе препятствий?

Психиатр вежливо улыбнулся.

Фаулер доел последний сэндвич.

— Простите, доктор, но я пока не готов к подобному. Возможно, позже… И мне не хотелось бы, чтобы кто-либо знал, зачем я приезжал к вам.

— Понимаю… лейтенант. В свете недавних новостей вас, наверное, интересует безопасность пациентов?

Приятно иметь дело с умным человеком.

— Так и есть, — согласился Фаулер. — В прошлый раз вы предлагали мне экскурсию. Думаю, это оправдает мой визит.

— С удовольствием пройдусь с вами. Быть может, нам удастся продолжить беседу.

— Не стоит. Я действительно благодарен вам, но… Не стоит. Я не из тех, кто не верит в помощь медиков вашего профиля, правда. Многие мои сослуживцы обращались к психиатрам и, признаться, мне тоже рекомендовали… Лечебницу в Идвере, например. Говорят, там хорошие специалисты…

— В Идвере? — Эверет сморщил лоб, припоминая. — Не слышал, что там есть лечебница. Может, специализированное отделение при городской больнице?

— Может. Я не разузнавал. Не планировал туда обращаться. Как и к вам, но… Так вышло, и одного разговора уже достаточно. Вы указали мне путь, а пройти по нему я смогу сам.

Кажется, это из какой-то книги. Но пришлось к месту.

— Воля ваша, — смирился доктор. — Тогда пожалуйте на обещанную экскурсию.

Пока они были в кабинете, у пациентов, очевидно, закончились утренние процедуры и началось время прогулки. Людей во внутреннем дворе и примыкавшем к нему парке заметно прибавилось, и Фаулер, как всегда, когда бывал здесь, исподволь рассматривал… психов? Язык не поворачивался так их назвать. В большинстве своем обитатели лечебницы выглядели вполне нормальными. Некоторых выдавала излишняя нервозность. Другие были слишком задумчивы. Третьи — слишком улыбчивы. Но ведь и обычный человек может задуматься на ровном месте или улыбаться, вспомнив что-то приятное…

Давешний пышноусый полковник, одетый, как и в прошлую встречу, в парадную форму, деловито, по-военному отчитывал молодую санитарку. Девушка внимала со вселенским терпением.

— А как ваш мертвец? — полюбопытствовал Фаулер, вспомнив еще одного пациента.

— Кто? — переспросил Эверет.

— Тот человек, который думает, что умер.

— Ах, он… жив. И понемногу начинает в это верить.

— Давно он у вас на лечении?

— Лейтенант, — доктор одарил его укоризненным взглядом, — мы это уже обсуждали. Все подробности о пациентах только при наличии ордера.

— Разве срок госпитализации — настолько конфиденциальная информация?

— Вся информация о пациентах конфиденциальна. В ваш прошлый визит я несколько отошел от правил, но впредь постараюсь их придерживаться.

Действительно жаль.

Со слов бродяг, призрачную деву впервые заметили в середине весны, когда на Карго-Верде уже порядком потеплело. Но появиться следилка могла намного раньше. Просто с наступлением холодов бездомные перебирались поближе к городу и не шлялись ночами у стен лечебницы. А в начале осени о деве еще и не слышали. Фаулер не отказался бы узнать, кто попал на лечение в этот промежуток времени.

Он осмотрел ограду и установленные на ней охранные устройства, заряженные магией и обеспечивающие создание контура. Узнал, что внешний периметр обходит охрана, в одиннадцать вечера и в семь утра, и непохоже было, что Эверет знал о каких-либо других наблюдателях. Подозрение, что к появлению «призрачной девы» причастен кто-то из пациентов, крепло.

Не вовремя доктор вспомнил о принципах. А объяснять ему причины своего интереса пока не хотелось. Но можно найти и другие источники информации.

Пока же Фаулер отметил среди прочего, что за пациентами, даже теми, что гуляют будто бы сами, наблюдают. В предыдущие приезды он не обращал на это внимания и не задумывался, как можно оставить душевнобольных без присмотра. А выяснилось, что их и не оставляют: за каждым решившим побыть наедине с собой следует в отдалении санитар или сиделка.