– Я прошу прощения, Шейн, Илос. Я не знаю, что на меня нашло, – с искренним раскаянием пробормотал Исар и устало потёр лицо рукой. – Я знал, что вы на такое неспособны, и мне жаль, что я поддался эмоциям, не обдумав или не поговорив с вами. Стоило сперва спросить. Мне действительно жаль.

Старший брат привычным жестом пригладил волосы назад, возвращая причёске достойный вид, и первым подошёл к Шейну, протягивая ему руку. Шейн поколебался, но пожал её в ответ, пытаясь пойти на примирение. Я был уверен, что Шейн нескоро это забудет, но попытается простить, чтобы вернуть всё на круги своя. Затем Исар подошёл ко мне, и я пожал его ладонь. Он не забыл подойти и к прятавшейся за моей спиной Теяле. Исар обнял её, поцеловал в волосы и попросил прощения за то, что напугал. Старший брат извинился даже перед Каидом, хотя тот отмахнулся, намекая, что он и не обижался.

Исар взял Эйлин под руку, чтобы направиться к себе, и она обернулась на меня, безмолвно извиняясь. Хоть я и кивнул в ответ, но не простил, я сделал это лишь ради старшего брата, который навсегда застрял посередине между нами – его родными и своей невестой.

День был по-прежнему прекрасен, небо оставалось насыщенно-голубым, а облака были всё такими же пушистыми, как и до всей неприятной сцены. Однако именно в тот солнечный день первая трещина поползла между нами.

Наступила середина осени. Кроны алых клёнов вместе с золотистыми листьями дерева гинкго создавали потрясающе красивые пейзажи в наших садах и вокруг Астары. Стараясь всё забыть и уладить, мы с особым размахом отпраздновали Хокхан – праздник окончания Чёрной Зимы. А ещё через неделю родители устроили огромный фестиваль в честь нашего с Теялой девятнадцатого дня рождения. В тот день родители позволили сестре творить всё, что она пожелает, и даже Каид разинул рот от удивления, когда в ночи наша маленькая сестра показала приготовленный для нас сюрприз.

Это был завершающий этап праздника, солнце зашло, а сумерки уступили место густой ночи. Темноту разгоняли зажжённые факелы и красочные фонарики, развешанные между столбами. На площади перед дворцом установили шесть традиционных барабанов, по три с каждой стороны, перед которыми с барабанными палочками в руках выстроились девушки в нарядных платьях. Мы с братьями переглянулись, заметив, что отец не был в курсе предстоящего, поэтому следил за разворачивающимся действом с не меньшим недоумением. Одна только мама улыбалась, но игнорировала немые вопросы в наших взглядах.

Теяла поднялась на возвышение в роскошном рубиновом платье, с чёрной традиционной накидкой, расшитой золотыми нитями на плечах. Рукава были излишне длинными, полностью скрывали её руки и почти касались земли. Гудящая толпа зрителей с противоположной от нас стороны замолкла, следя за своей «принцессой». Повисла вязкая тишина, в которой я мог различить дыхание многочисленных министров и учёных, находящихся за нашими спинами.

Первые удары палочек по барабанам заставили толпу вздрогнуть, а последующие вызвали волну предвкушения. Теяла выдержала несколько тактов, прежде чем начать двигаться, а отец заулыбался, быстрее всех нас узнав один из традиционных танцев «людей востока». Мы с братьями тоже о них знали, но были далеки от подобного искусства, поэтому впервые со всей жадностью наблюдали за красотой движений. Длинные рукава то взлетали, то опускались, пока наша сестра делала уверенные, но плавные шаги, прогибаясь в спине. А спустя пару минут, когда темп барабанов принялся нарастать, Теяла подняла руки к ночному небу, позволив вырваться огню и искрам. Струи пламени взлетали вверх и затихали по желанию сестры. Она вертелась, и огонь вился за ней спиралями, искры осыпались вокруг затухающим дождём, а небо и облака окрашивались оранжево-красными всполохами.

Стоящий рядом Шейн шумно выдохнул, шокированный, как и я, способностями нашей сестры. Она давно никому не демонстрировала свой Дар в подобной мощи, а хрупкость её фигуры на фоне опасной стихии приводила зрителей в восторг, граничащий с трепетом от страха. Рукава накидки прогорали, распадаясь на лоскуты, и опадали на землю. За взмахами тонких рук тянулась не шёлковая ткань, а шлейфы огня. Я улыбнулся, поняв, почему сестре так претили традиционные платья, закрывающие кожу от шеи до кончиков пальцев, – при использовании огня рукава её одежд сгорали.

Толпа радостно закричала, наблюдая за чарующей феерией под ритмичную мелодию, похожую на удары шести сердец. Ветер играл с чёрными волосами Теялы, она весело смеялась, такая счастливая, такая свободная. Я стоял, прислонившись плечом к деревянному столбу, глядя, как она завершила танец вместе с последними ударами палок по барабанам. Сестра глазами нашла меня в толпе, и её лицо озарила улыбка. Я купался в её внимании, понимая, что среди сотен других людей она искала именно меня. Знал, что её притяжение играло с моими чувствами, но предостережение об этом маячило где-то на краю сознания, скрытое под ощущением собственный уникальности. Это чувство пьянило. Все смотрели на Теялу, а она видела только меня.

Толпа радостно аплодировала и переговаривалась, ночь наполнилась гулом голосов. Рядом с Теялой неожиданно появился Шейн. Сестра устало покачнулась, и брат вовремя подхватил её за талию, за что Тея благодарно ему улыбнулась. Они вдвоём направились к нам, сестра неуверенно переставляла ноги, а дыхание её было хриплым, почти свистящим.

– Тебе не стоило так напрягаться ради представления, – с беспокойством пробормотал Шейн, когда они оказались рядом с нами.

Мы с братьями и родителями обступили их, притворившись, что поздравляем Теялу, хотя в действительности беспокоились. Сестра даже не могла ответить, занятая попытками восстановить дыхание, её вдохи и выдохи продолжали походить на хрипы. Несмотря на пот на лице и шее, она улыбалась нам, довольная произведённым эффектом.

Каид и Исар ворчали, но все их слова теряли смысл за откровенным восхищением и тревогой в голосах. Мама сняла с Теялы обожжённую накидку и отдала свою, а Шейн собирал воду на ладони, замораживал её и прикладывал лёд ко лбу сестры, чтобы снизить жар её тела. Он повторял это раз за разом, и по лицу сестры уже стекала вода, смывая пот. Теяла смеялась над их беспокойством, и лишь я один с улыбкой открыто демонстрировал восторг от увиденного.

Я рад, что в то время не задумывался о последствиях. Не утруждал себя мыслями о правильности и неправильности, когда несколько раз в неделю Теяла приходила ко мне по ночам, чтобы без спроса залезть в мою постель и спать без тревог и кошмаров. Я не гнал её и не ругал, просто мямлил что-то в полудрёме, обнимал сестру, узнавая по запаху волос, и вновь проваливался в сон.

Теяле казалось, что она добилась моего безропотного подчинения, но время от времени я дразнил её, исчезая по ночам, чтобы потренироваться с Даром. Всем я врал, что ухожу с Каидом в город поразвлечься, а самому брату врал о делах. По правде, к тому времени я уже давно не встречался с девушками, увлечённый тренировками с тенями и поисками своих пределов, но Каида с собой не брал. Одному мне было проще. После каждой такой ночи сестра неизменно мстила мне непродолжительным игнорированием и попытками вызвать ревность, но в настоящую ссору это больше не перерастало.

Я рад, что позволял ей любые капризы.

Потому что через год она умерла. Но тогда мы об этом ещё даже не подозревали. Не догадывались, что следующий год станет последним для нашей Теялы и предпоследним для всей семьи.

Первым сигналом к нашему концу стал Каид, который однажды в середине следующей весны грубо схватил меня за шиворот и отволок в одну из ближайших комнат, чтобы поговорить наедине. Он припёр меня к стенке, отрезая путь к бегству.

– Что ты творишь, братишка? – Это насмешливо-ласковое обращение звучало непривычно из-за привкуса горечи в голосе брата.

– О чём ты, Каид?

– Я о том, что происходит у вас с сестрой.