Я устал, мне нужно передохнуть. Ковыляя, возвращаюсь к Веле, вновь сажаю её к себе на колени, обнимаю и тяжело выдыхаю.

Моим чувствам…

В памяти сами собой всплывают слова, сказанные Сумерле.

Я её выбрал.

Когда простая симпатия переросла в эту ноющую в груди боль?

И я же виноват в её смерти.

Я не должен был поддерживать план Валада, не должен был просить о помощи ни одну из Мар. И тем более позволять им сюда спускаться.

Я стискиваю Велу в объятиях, как если бы близость к ней могла придать мне сил сражаться дальше, но на самом деле я чувствую только сонливость, запах крови и незнакомую пропасть в душе. Меня успокаивает мягкость волос Мары, и я утыкаюсь носом ей в макушку, прикрывая глаза.

– Нет… даже не…

Кто-то дёргает меня за плечо, пытается забрать то, что я сжимаю в руках, а когда я вспоминаю, что это Вела, то упрямлюсь сильнее.

– Нет, Ирай! Вставай!

Кто-то трясёт меня. Далеко не с первой попытки мне удаётся открыть глаза. Даже тусклый свет заставляет вновь зажмуриться.

– Ты привязал к себе мою сестру, а потом решил умереть?! – в голосе Валада больше страха, чем злости, которой он прикрывается. – Поднимайся!

Я всё ещё почти ничего не вижу, но теперь добровольно отдаю Велу. На месте Валада тут же появляется Ясна, я узнаю её по красной накидке.

– Открой рот, косторез.

Я подчиняюсь, и она вливает в меня горькую настойку, но даже её я глотаю с удовольствием, ощущая, как от обезвоживания потрескались губы. Следом в рот мне попадают травы, и я вяло жую, надеясь, что это обезболивающее, потому что у меня болит каждая мышца и кость.

– Проклятье… – с тревогой бормочет Ясна.

Я моргаю, замечая, что она осматривает пространство вокруг меня.

– Поднимайся, косторез. И я надеюсь, что в тебе в разы больше крови, чем уже вытекло.

Я слабо хмыкаю, решая не смотреть и не узнавать, какое количество способно напугать эту язвительную Мару. Поднимаюсь, а Ясна сдавленно кряхтит, когда я опираюсь на неё практически всем весом.

– Сколько у вас это заняло? – хрипло спрашиваю я и киваю на узкий проход, который им удалось разобрать.

– Сутки.

– Сутки?!

– Да, поэтому… спасибо.

– За что? – недоумеваю я.

– За то, что не помер, пока мы возились, – стыдливо и явно нехотя признаётся Мара.

– Ну, помереть я ещё могу, – едва ворочая языком, намеренно дразню я, а та шипит в ответ, недовольная моей шуткой.

Ясна вытаскивает нас всех через озеро. Вернуться обратно не так сложно. Нужно только подняться до воды в потолке, а та дальше сама выталкивает на поверхность. Там нас встречает Алия. Она в порядке, хоть и выглядит ещё более измученной. Правда, мы чувствуем себя не лучше. Я с наслаждением втягиваю носом свежий вечерний воздух, пропитанный запахами сосен и лиственниц.

Ясна обрабатывает мои раны и зашивает их, пока Алия стирает кровь с Велы, а Валад разжигает костёр. Я рассказываю им обо всём, что произошло, а решение переночевать рядом со Смородиной-рекой на восточной стороне гряды кажется детской игрой после встречи с Оземом и Сумерлой. К тому же мне нужна хотя бы ночь, чтобы завтра я смог сесть на коня.

Алия просит прощения за всё и работает молча, но сейчас она последняя, о ком я способен думать. Валад и Ясна с удивительной стойкостью выслушивают о смерти Велы, возможно, они уже успели отчаяться найти нас живыми под завалами.

– Почему она спит? – спрашивает Ясна, пока Валад обнимает сестру, не желая её отпускать, а я медленно ем приготовленную кашу.

Горячая пища обжигает рот, потрескавшиеся губы саднит, но они хотя бы больше не кровоточат. Валад перевязал мне голову и дал ещё успокаивающих трав, но боль всё равно пульсирует в затылке.

– Потому что я её не разбудил. Я могу сделать это в любой момент, однако предлагаю увезти её, дождаться, когда заработает сердце, и сразу оживить. Так она не будет помнить себя мёртвой.

– Отлично, так и сделаем, – незамедлительно кивает Валад, и его губы трогает слабая улыбка.

– Нет.

Протест Ясны непонятен, и мы с недоумением глядим на неё.

– Нет, – ещё твёрже повторяет Мара. – Ты не станешь оживлять мою сестру, не спросив её согласия.

– О чём ты? – встревает Алия. – Он же её оживит.

Ясна одаривает княжну таким тяжёлым взглядом, что той становится не по себе и она смущённо замолкает, втягивая голову в плечи.

– Никому из вас неизвестно, как много ограничений в жизни Мары. Мы не стремимся лечь в могилу, но вряд ли хоть одна из нас будет рада, если её поднять после смерти.

– То есть нам лучше дать ей умереть? – как можно спокойнее спрашиваю я, хотя невольно стискиваю челюсти.

– Я говорю, что ты обязан её спросить, согласна ли она вернуться. И если она ответит отказом, то отпустить и дать ей уйти.

– Ты выжила из ума! – Валад крепче прижимает к себе Велу, будто Ясна готовится заколоть её при нём. – Конечно, она хочет жить! Если ты любишь её, то как ты можешь…

– Как раз поэтому и могу! – рявкает Ясна, её терпение лопается, обнажая горе и тоску. – Я оберегала её все эти годы! И лучше тебя знаю, с чем она справлялась. Я люблю её настолько сильно, что готова смириться и отпустить, если она не желает продолжать такую жизнь. Ты лишил её выбора, когда сам притворился мёртвым, а теперь смеешь отказывать ей в том, что касается её личной смерти!

Валад внешне спокоен, но сказанные слова не хуже лезвий входят в его тело, отравляя душу. Я знаю, потому что чувствую то же самое. Если я проигнорирую услышанное, то это не более чем эгоизм. Нам действительно неизвестно, как живут Мары, но даже по слухам у них множество ограничений.

Я не хочу верить, что желание Велы умереть было истинным, она просто принимала неизбежное, но теперь она может решить сама.

– Ты права, – соглашаюсь я, и никто не возражает. – У Велы есть выбор. Я разбужу её, когда мы достаточно отойдём от Смородины-реки и перестанем выглядеть так ужасно.

Ясна не улыбается в ответ на мою попытку сгладить ситуацию, в её взгляде продолжают жить подозрительность и тоска.

– Обещай, косторез, что примешь её решение. Каким бы оно ни было.

В гнетущей тишине я опускаю ложку в полупустую миску. Чувствую, что меня припирают к стенке и связывают руки. Я даже не догадываюсь, каким будет ответ Велы, но всё внутри меня противится принятию этого условия.

– Обещаю, – через силу выдавливаю я.

Мара отрывисто кивает, и на этом разговоры прекращаются. Нам всем очевидно, что роскошным ковром мы прикрыли сгнивший пол, который может обвалиться под нашими ногами в любой момент. Помня об удачном бегстве и моей силе оживлять, мы попытались притвориться, что никого не теряли. Но Вела мертва.

На следующее утро, на рассвете, мы уходим обратно по перевалу. В этот раз мы едем верхом. Алия берёт коня Велы, а Валад сажает сестру к себе. Вначале я хочу везти её, но вспоминаю, что он всё-таки её кровный брат, да и мой бок невыносимо болит. Мы идём пешком только перед самым выходом, на узком берегу.

Возвращаемся на поляну с водопадом и там отдыхаем весь оставшийся день. Точнее, я отдыхаю, пока остальные опекают меня и заботятся. У меня не получается сдержать веселье, и я практически в открытую издеваюсь над ними, когда ленюсь даже встать и взять для себя воды. Вначале Ясна, Валад и Алия вздрагивают и суетятся от каждого моего болезненного стона, но теперь с недовольством на лицах подыгрывают моему немощному состоянию.

Мы по очереди моемся и, приведя себя в приличный вид, решаем остановиться в ближайшей деревне с постоялым двором и там разбудить Велу. Та наверняка захочет привести себя в порядок.

За ужином мы до хрипа спорим и обсуждаем, что теперь делать. Валад ещё какое-то время сопротивляется уговорам предстать перед князем Верестом, но даже я не вижу смысла в его упрямстве. Он будет хорошим князем, способным объединить север. Мы рисковали жизнями, чтобы вытащить Алию, которую он так любит. Я не выдерживаю и повышаю на него голос, в лицо бросаю слова о бессмысленности спасения княжны, если после Валад будет смотреть, как Алия выходит за другого. Мы придумываем ему историю, что в действительности он выжил, смог выбраться, но потерял память. Его нашёл проезжающий мимо Гаван и вырастил как своего сына.