Народ в зале заорал. Вперемежку с визгом звучали крики: Фобосы! Спасайся! Серебро не возьмет! Дайте молитву! И прочие призывы на грани паники и готовности драться. Я скорее почувствовал, чем услышал зов Исаева в мой адрес. Заорал в ответ, что иду, и на волне какого-то азарта прыгнул прямо с балкона.

И только приземлившись, задумался, а чего собственно я иду? Что я сделать-то могу. Банши сиганула за мной, мягко спружинив на пол у меня за спиной, а топот Стечи, побежавшего к лестнице немного заглушил гул вокруг.

Думать было уже поздно, я схватил огневик, я ломанулся сквозь разбегающуюся толпу к сцене. Завяз немного среди охотников, строящих баррикады из мебели. Кто столы переворачивал, кто из стульев стену делала, а мужик с медведем вообще рояль пытался на бок завалить. В голову ударила кровь — и Муха накачивал перед боем и глаз зацепился за Искру с братом, явно собиравшихся в первых рядах бросаться в бой.

Добежать я не успел. Где-то на середине зала, снесенная толпой, отстала Банши, а через еще несколько метров, обогнув ощетинившейся оружием островок китайкой делегации, я об кого-то споткнулся. Меня повело в сторону, там толкнули, отбросили, опять толкнули словно пинбольный шарик в игровом автомате, и в итоге я потерял скорость. Матюкнулся, двинул кого-то важного и седого, вырвался к сцене и занавес в этот момент рассеялся пеплом, как сгоревший листок на ветру, и на его месте проявились силуэты группы Грешников.

Около десятка горбато-кривых человекоподобных существа. Трое, как тот «джампер» на ходулях, еще двое настолько толстые, что показалось, будто внутри у них живет еще как минимум по два Грешника. Остальные почти нормальные, только слишком много язв на коже и скрюченных заостренных конечностей. И у каждого без исключения на груди висели крысиные черепа, от который к потолку тянулись тоненькие струйки фиолетового дыма.

Первым в ряду стоял особенно уродливый мужик с накинутым на голову капюшоном. Он сложил ладони перед собой в молитвенном жесте и распространял вокруг красное марево, в котором с громким шипением вязли пули и растворялись стихийные заклинания охотников.

— Защищать посла! — за спиной, перекрикивая шум и выстрелы, раздался, усиленный магией, голос Исаева.

«…ха! Ща мы этим фокусникам-то покажем, что они цирком ошиблись, и праздника у них здесь не будет…» — зарычал Муха, а я бросился вперед.

Марево вокруг Грешника ярко вспыхнуло и стало густеть, превращаясь не то в желе, не то в холодец. Снаряды Охотников вязли внутри, оставляя за собой неровный след. Со стороны, где я видел Искру, в сторону Грешников полетела целая серия огненных плюшек в виде бумерангов, но они лишь подкоптили кусок «желатиновой» стены.

Зато с той стороны все летело со свистом. В воздух взметнулось несколько крысиных черепов и по высокой дуге полетело к потолку в центре зала. Достигли наивысшей точки, и дождем рухнули на пол. И примерно с двухметровой высоты вспыхнули, как фейерверки, заполняя все вокруг плотным, практически больничным, светом.

Молочная белизна не вспыхнула, как светошумовая граната, а именно поползла во все стороны, заполняя пространство. Раздались крики. Со стороны первых людей, попавших в это облако. Неодаренный официант с визгом, будто его заживо сжигают, слепо и не разбирая дороги, бросился в сторону. На ходу растирая руками глаза по залитому кровью лицу. Пробежал несколько метров, налетел на перевернутый стол, упал и затих.

Одаренным было проще — матерились, прикрывали глаза, чесались, шатаясь, как пьяные, но держались на ногах и продолжали попытки атаковать. Стихийники переключились на «молочный» дым, пытаясь если не развеять его, то хотя бы отогнать под потолок. Большая часть охотников сгрудилась вокруг китайцев, но еще одна кучка клином продвигалась к сцене.

Возглавляла их маленькая старушка. Не божий одуванчик, конечно, но точно не Белая Смерть (как назвала ее Банши), хотя…

Раскрутив серию коротких движений, нечто среднее между ушу и ленивой йогой, старушка ударила. С ее рук сорвались оранжевые сгустки и полетели к сцене. По мере приближения к защитному полю Грешников сгустки начали расти и трансформироваться, превращаясь в призрачные зубастые пасти.

Старушка продолжала финты руками, подгоняя и увеличивая свое детище, и когда самый крупный по размеру сравнялся с ковшом экскаватора, Белая Смерть хлопнула в ладоши. Зубастые сгустки будто с цепи сорвались и как бешеные псы вгрызлись в защитное желе Грешников. Вырвали несколько кусков, сквозь которые разом ударили Охотники, а Грешники, кто успел, бросились врассыпную.

Я тоже выстрелил. Задира дважды «кашлянул» в прогрызенные лоскуты, прежде чем толстяк из первого ряда буквально лопнул от залпа Охотников. Стремное зрелище — голова, ноги на своих местах, а вместо пуза рваные куски кожи, кровь и желтые, но достаточно яркие на фоне остального, кости позвоночника с обломанными ребрами. А из кучи перемолотых кишок, вывалившихся на пол, начали выползать маленькие существа, похожие на мокриц.

За спиной, со стороны Исаева, раздались взрывы, звон разбитых окон и новая вона беспорядочных залпов. Посольство почти оттянулось в сторону запасного выхода, но ближайшие к ним окна чем-то вынесло снаружи, и в проемы стали заскакивать «джамперы».

И если после прорыва на сцене, начало казаться, что у нас есть какой-то план и преимущество, то сейчас в огромном зале начался настоящий хаос. Грешники оказались с двух сторон — засевшие в недрах сцены гнали мокриц и закидывали Охотников крысиными черепами, а подмога сзади, как кузнечики, на каких-то безумных скоростях скакали по залу, подбираясь к китайцам. И после каждого такого скачка, минимум один охотник, оказывался на полу в луже собственной крови.

Крысиные черепа взрывались, разбрызгивая вокруг не только слепящую кислоту, но и создавая вполне материальных призраков. Умершие в муках отравленные крысы возвращались к жизни в виде голодных и озлобленных фобосов, рвущихся к группе Исаева.

Выстрелы, крики, взрывы — рубка шла со всех сторон. Я замешкался лишь на мгновение, озираясь по сторонам, но все равно чуть не пропустил летящего на меня «джампера». Среагировал уже только на резкий свист рассекающего воздух костяного лезвия — оттолкнул зазевавшегося пожилого охотника и кувырком ушел в сторону.

Врезался в баррикаду из стульев, выронив револьвер, обернулся за ним и увидел над собой «джампера», замахивающегося на меня кривым костяным мечом. Схватил первое, что попалось под руку (оказался тяжелый серебряный поднос) и закрылся им, как щитом.

Поднос чуть не вывернуло из пальцев. От удара металл прогнулся, а острый кончик пробил середину и застрял, не дойдя до моего глаза, всего пару сантиметров. Я дернул поднос в сторону, потом в другую, пытаясь заставить Грешника выпустить оружие. Потянул, выкручивая ему руку, и на противоходе резко бросил, сжался в пружину и ударил ногами, отбрасывая Грешника назад. Подхватил «Задиру» и начал стрелять в спину, уже ускакавшего «джампера».

«…сука, шустрый какой…» — прилетело от Мухи: «…шухер! Тараканы…»

Меня резко повело в сторону от стульев, откуда выскочила мокрица — мерзкая коричневая тварь, с испачканным слизью и кровью хитиновым панцирем. Первый выстрел — и плюшка размером с мяч для регби хрустнула пополам, заливая все вокруг густым вонючим запахом тараканьего парфюма. Второй выстрел — минус еще одна гадина, выскочившая сбоку.

За ней третья и сразу четвертая. Мокрицы полезли из всех щелей наспех собранной баррикады. Револьвер щелкнул, прокручивая пустой барабан. Передо мной выскочил охотник, которого я спас от «джампера» и начал хлестать хитиновых деймосов тонкой шпагой, в которую превратилась его трость. Благородно, но бесполезно. Лезвие оставляло глубокие порезы на панцирях, но пробить не могло. А когда охотник попытался проткнуть мокрицу насквозь, то застрял.