Всё вокруг вибрирует, трещины распространяются быстрее, чем я способен бежать. Начинается землетрясение, целые куски стен и потолка обваливаются позади и передо мной. Один обрушивается прямо на нас, и, не удержавшись, я налетаю на стену и падаю. В голове нестерпимо звенит, я успеваю защитить голову Велы от удара. Она что-то говорит, но я не слышу из-за гула в ушах. Поднимаю её и вижу впереди выход. Осталось метров сорок. Я преодолеваю ещё двадцать, прежде чем потолок обваливается прямо перед нами.

– Ирай…

В первые секунды после обвала я чувствую некоторую радость, что нам с Велой всё ещё удаётся избежать смерти. Озему и Сумерле до нас не добраться. Но потом всё тело отзывается болью, и я вижу, что путь к выходу завален. Вела кашляет из-за стоящей в воздухе каменной пыли, своими с трудом двигающимися пальцами она пытается снять с меня маску, и я помогаю.

– Ты в порядке?

У неё на губах пузырится кровь, а зубы окрашены алым, но глупая Мара силится сконцентрировать взгляд на моём лице. Лишившись всех источников света, вначале мне кажется, что наступила кромешная темнота, но чем больше я моргаю, тем чётче различаю медленно разгорающееся свечение. В стенах и камнях множество коричневых кристаллов. При тусклом свете они молчали, а теперь звенят и слабо вибрируют, распространяя бледное сияние. Вела глядит на них с детским изумлением. Даже человеческие кости рядом не уменьшают её восторга. Я невольно хмыкаю при виде её светящихся интересом глаз. А затем опускаю взгляд на её живот. Сумерла не просто воткнула в неё кинжал, она разорвала рану и задела органы. Губы Мары нервно подрагивают, лоб и шею покрывает испарина, и всё это из-за жуткой боли, которую она определённо испытывает сейчас.

Я сажусь спиной к стене, вытягиваю ноги и как можно аккуратнее сажаю Велу к себе на колени. Она не возражает, наоборот, укладывает голову мне на плечо и расслабляется.

– Со мной всё хорошо, – запоздало отвечаю я, помогая ей зажать рану на животе.

– У тебя голова в крови, – хрипло возражает она.

– Согласен, я выгляжу не лучшим образом для свидания с девушкой, что так прекрасна.

Мара натянуто фыркает, но утыкается лбом и носом мне прямо в шею.

– А ты как? – всё-таки спрашиваю я, хотя и так знаю.

– Я в порядке.

Я слабо киваю, подыгрывая её притворству. Нагло ощупываю её бедро, местами до боли стискивая пальцами, но Мара не реагирует, а значит, уже и не чувствует. Я знаю, что могу её оживить, мне просто нужно подождать немного. Но у меня сжимается всё внутри от ощущения, как Велу покидает жизнь, каждая часть меня вопит о том, что я не хочу видеть её смерть.

Я оживлю её, мне не жаль своей жизненной силы, но я не хочу видеть, как её грудь перестанет подниматься, а сердце остановится. Велу колотит, она всхлипывает один раз от боли и судорожно выдыхает. У меня не осталось никакого оружия, чтобы прекратить её страдания, но даже если бы было, вряд ли я смог бы.

– Ты их… убил?

– Озема и Сумерлу?

В ответ Мара вяло дёргает головой, и я принимаю это за утвердительный ответ.

– Нет, просто ранил. Скорее всего, они отступили обратно в зал, не желая оказываться под завалом.

– Прости меня, – бормочет Вела.

– За то, что назвала меня скоморохом при первой встрече? В этом случае вряд ли.

Она всё ещё утыкается мне в шею, поэтому я могу не контролировать эмоции на своём лице. Я хоть и пытаюсь пошутить, умело придавая голосу насмешливый тон, но после до боли сжимаю челюсти, догадываясь, что в моём взгляде нет ничего, кроме ярости и скорби от того, что мне не удалось её спасти.

Звуки, что издаёт Вела, лишь отдалённо похожи на смех.

– За тот удар в лицо… после поцелуя.

Я морщусь, вспоминая, что ещё и насильно её поцеловал. Ей не за что извиняться. Я связал Мару и поцеловал, не спросив, хочет ли она. Ей стоило врезать мне сильнее.

– Это было не для тебя, – объясняет Вела из-за моего продолжительного молчания. – В тот момент я подумала, что… ты мне нравишься. Я хотела… выбить эту мысль…

Пальцы, которыми я успокаивающе поглаживаю её плечо, замирают. Я знаю каждое сказанное ей слово, но не могу понять смысл. Я безумно этого хочу, потому что слышу то, на что надеялся, но моё сознание отказывается верить.

– Получилось? – невольно спрашиваю я.

– Нет.

Я стискиваю её в объятиях сильнее, обнимаю за плечи и шею. Трусь щекой о волосы, надеясь, что боль её уже почти не терзает.

– Ирай, я знаю, что… ты собираешься сделать, – тихо говорит она, а я напрягаюсь, чувствуя, что дальнейшие слова я слышать не хочу. – Не надо… не трать…

– Что значит «не трать»? – спрашиваю я, когда она не продолжает. – Что «не надо»?

Я знаю, что она имела в виду, но её просьба злит меня, и я хочу услышать всё целиком. Хочу, чтобы она произнесла, что предпочтёт умереть, чем быть связанной со мной.

Вела не отвечает. Она не шевелится и не дышит. Её сердце больше не бьётся, а дыхание не щекочет мне кожу. Я с трудом сглатываю вязкую слюну. Стараясь не смотреть на неё, приникаю губами к её лбу, а потом до боли стискиваю Мару в объятиях, утыкаясь в её волосы. Целую минуту отдаю дань уважения её просьбе и ищу хоть одну причину её не возвращать.

А когда не нахожу, пальцами забираюсь под ворот её рубашки и касаюсь ключицы там же, где стоит метка у Валада. Пусть у них будут одинаковые. Меня самого колотит, но я не понимаю: это из-за страха и злости или меня просто лихорадит.

Я никогда никого не поднимал, но ощущения хуже, чем я думал. Словно мне в живот вгоняют гарпун, который цепляется за рёбра и натягивается, создавая связь. В первые мгновения у меня перед глазами пляшут белые пятна, и я не стыжусь болезненного стона, но постепенно ощущение ослабевает, растворяется и становится какой-то неотъемлемой частью меня.

Я отдаю часть своей жизни и чувствую присутствие Велы. На моих глазах её раны и даже мелкие царапины затягиваются, но вместе с этим чёрные волосы светлеют, становясь светло-серыми. Теперь в её растрёпанной косе отчётливо видна чёрная лента с костяными бусинами.

С облегчением откидываю голову назад, глядя, как Мара вновь начинает дышать, хотя сейчас это скорее привычное действие её тела. Сердце молчит, а её кожа скоро потеряет тепло. И всё же я рад, потому что знаю, что это временно. Не бужу пока. Вначале вытащу нас наружу. Я расчищаю пол от камней и оставляю Мару у стены, а когда поднимаюсь на ноги, тут же приваливаюсь к обвалу. Головокружение вызывает жуткую тошноту, а моё правое бедро и штанина пропитаны кровью. Вначале я решаю, что это кровь Велы, но с недоумением нахожу рану в собственном боку. Органы в порядке, но порез глубокий, и неизвестно, сколько крови я уже потерял. Теперь при виде рваных краёв раны я ощущаю и боль, которую до этого не замечал.

Зачем-то тихо бормочу слова извинений Моране, когда отрываю большой кусок от плаща Мары, намереваясь перевязать себя. Однако на середине осекаюсь, и извинения переходят в недовольное ворчание. Могла бы и помочь своим приспешницам.

Я не отчаиваюсь. Бывал в разных передрягах.

Проклятье, да мы только что сбежали от Озема и Сумерлы.

Но мысль о возможной нелепой смерти от удушья или потери крови вызывает у меня нервный смех и последующий болезненный вздох. Нужно разобрать завал, пока я способен двигаться. Я только что привязал Велу к себе, решив, что спас Мару. Но толку от этой связи, если я сам умру здесь?

Какие-то камни я отбрасываю с легкостью, а другие так тяжелы, что я с трудом сдвигаю их в сторону. Я работаю около часа, изредка останавливаясь, если головная боль до тошноты захватывает все мои мысли. Я ощупываю затылок, нахожу рану и там, вся шея и волосы в уже засыхающей крови. Первые признаки отчаяния настигают меня ещё через два часа, когда после сдвига большого булыжника потолок опять начинает дрожать и новые куски валятся сверху. Один из них придавливает мне ногу. Последние силы накатывают волной адреналина и потоком ругани, льющейся из моего рта. Я поднимаю и пинаю кусок, а после предаюсь отчаянию, скрывая лицо в ладонях. Половина того, что я расчистил, снова завалена.